– С тобой все хорошо, обезьянчик? – взъерошиваю я темные волосы сына. Мой мальчик, пошел не в светловолосых отца и сестру.
Уилл кивает, не поднимая головы от своего альбома. Красной шариковой ручкой он быстрыми движениями что-то рисует. Несмотря на любопытство, я не пытаюсь заглянуть. Пару минут назад Роберт предпринял было такую попытку, но Уилл тут же захлопнул обложку, зло дернув плечом. Роберт насыпает хлопья в тарелку Уилла. Он и сейчас выглядит уязвленным, так что приходится прикусить язык и не напоминать ему о необходимости поговорить с учительницей о Бене. Взяв на себя крошечную родительскую обязанность, я включаю тостер. На самом деле мне невдомек, какой у них распорядок по утрам. Я завтракаю с ними не чаще раза в месяц, и то если повезет. Иногда меня охватывает чувство вины за то, что я недостаточно переживаю по этому поводу.
– Можешь передать молоко?
В бутылке, которую я вытаскиваю из холодильника вместе с маслом и джемом, молока осталось на донышке. – Эта кончилась, – сообщаю я. – Сегодня же должен прийти молочник, так?
Роберт должен понимать, что я переживаю из-за происшествия в школе, особенно учитывая настроение Уилла. Почему он просто не может сказать, что ничего не забыл, и собирается поговорить с учительницей? И тут на меня снисходит озарение, и заряд бодрости прогоняет сон. Аллилуйя, черт побери! У меня сегодня есть время заняться школьными делами. Проблема решена. Я не люблю скандалы, но сейчас, когда моя бессонница усугубляется тем, что кто-то издевается над моим ребенком, я намереваюсь либо доискаться до истины, либо, по меньшей мере, обеспечить безопасность Уилла на сегодняшний день.
Когда Роберт распахивает заднюю дверь, чтобы принести с крыльца молоко, в кухню врывается освежающий утренний ветерок. Я мысленно прикидываю, как лучше преподнести мужу свое решение, но тут снаружи раздается удивленный вопль боли:
– Черт побери! Твою мать!
– Сиди на месте, – командую я Уиллу, которого папин крик заставил встрепенуться и отвлечься от своего рисунка, но к тому моменту, как я оказываюсь у задней двери, Роберт уже ковыляет обратно.
– Что случилось?
Челюсти Роберта стиснуты от боли, и я поскорей подвигаю ему стул. Он, по своему обыкновению, вышел наружу босым, а теперь там, где он прошел, тянется кровавый след. Присев на корточки, я вытаскиваю большой осколок стекла из его подошвы, чем вызываю новый приступ брани.
– Папочка?
– Все в порядке, – с присвистом выдыхает Роберт. – Почему бы тебе пару минут не посмотреть мультфильмы на айпаде?
Возможно, Уилл сейчас ведет себя несколько странно, однако ему не нужно повторять дважды, когда речь заходит о дополнительном времени у экрана. Бросив на нас последний обеспокоенный взгляд, он подхватывает свой альбом и спешит в гостиную.
– Держись.
Я судорожно шарю в буфете в поисках аптечки первой помощи. Порез выглядит хуже, чем есть на самом деле, но все равно ничего хорошего в этом нет.
– Гребаное молоко, – сквозь сжатые зубы цедит Роберт. – Кто-то разбил бутылку. Все стекло было за калиткой. Как будто кто-то специально его там разложил.
– Что значит разложил? – Крепко ухватив его за ступню, я лью анестетик на рану. Роберт дергается. Заживать будет долго, но швы не понадобятся.
– То и значит. Кто-то, мать его, специально насыпал там стекла!
– Считаешь, это снова те недомерки?
Если бы он настроил камеры, мы смогли бы узнать наверняка. А я бы выяснила, кто порезал шину. Быть может, теперь, когда пострадал сам Роберт, он все-таки займется этим.
– Возможно. Мелкие куски дерьма.
– Оставайся дома и отдохни. – Прикрыв рану салфеткой и пластырем, я аккуратно оборачиваю ногу Роберта бинтом и, наклонившись вперед, целую его рану, как если бы он был ребенком. – Мне сегодня не нужно на работу до десяти. Я сама отвезу Уилла в школу.
Роберт прав – осколки разбитой бутылки кто-то разложил у самой калитки. Призрак матери у меня в голове услужливо отодвигается, чтобы я могла получше все разглядеть.
Разве не было тогда у нас дома целой кучи молочных бутылок? Они высились башнями еще с тех пор, когда к нам ходил молочник, и башни эти все росли. Помните, что я говорила? Мы же не хотим их разбить. Осколки могут поранить ваши ноги. И тогда вы не сможете ходить в школу. Совпадение. Только и всего. Упоротые подростки и совпадение.
16
– Не переживай за папу. – Уилл тихо сидит на зад- нем сиденье. – С ним все в порядке. Порезы иногда выглядят гораздо серьезнее, чем есть на самом деле.
Он кивает, не отрывая взгляда от окна. Нет, это не мой болтун-попрыгун. Как учительница могла не обратить на это внимания? Уилл и правда иногда становится непривычно тихим – когда ему было два годика, Фиби однажды даже обмолвилась, что у него старая душа. Но нынешнее его состояние не проходит уже несколько дней. Головокружения.
– Плохо себя чувствуешь? Ты какой-то тихий.
– Все хорошо.
Уилл избегает на меня смотреть.
– Голова не кружится? – Он не отвечает. – Уилл?
– Нет.
– Если ты не заболел, тогда что случилось? Ты же знаешь, мне можно все рассказать. Для того и нужны мамы. – Я терпеливо жду, но ответа не получаю. – Так что случилось вчера? На большой перемене?
– Со мной произошла неприятность.
Уилл все еще не смотрит на меня, но, по крайней мере, начал говорить.
– На тебя это не похоже. – Мы подъезжаем к школе. Хвала небесам, сейчас еще рано, так что излишнего внимания не будет. – А Бен был рядом? Вы же с ним дружите? – ненавязчивым тоном пытаюсь я выудить информацию из несговорчивого ребенка.
– Он тряс меня.
Меня внезапно захлестывает волной ярости. Я же знала, что все не так просто. Я знала. Я паркуюсь. – Тряс тебя? Почему?
Уилл снова пожимает плечами, но у меня больше нет необходимости на него давить. Мне достаточно услышанного. Крепко взяв сына за руку, я протискиваюсь сквозь ворота спортивной площадки, мимо женщины, которая в шутку говорит Уиллу, что у папочки, должно быть, сегодня выходной. У нашего папочки каждый гребаный день – выходной, – думаю я, отвечая женщине сдержанной улыбкой.
Уиллу приходится напомнить мне дорогу в свой класс – очередной укол совести для вечно отсутствующей карьеристки, и вот зрелище маленьких стульчиков и парт заставляет мое сердце сжаться. Иногда мне кажется, что Уилл слишком быстро растет, но это место напоминает мне лишь о том, что мой сын – все еще маленький и хрупкий человечек.
Учительница, мисс Рассел, выглядит так, будто сама только недавно встала со школьной скамьи. Подняв взгляд от своих записей, она расплывается в улыбке.
– Миссис Эверелл. Доброе утро.
– Муж сообщил мне о вчерашнем инциденте, – говорю я. – Я очень обеспокоена.
– Не переживайте. Это был несчастный случай. Такое случается. – Мисс Рассел переводит взгляд на Уилла. – Почему бы тебе не повесить свою курточку? А потом можешь помочь мне с разбором цветов, если хочешь.
Нагнувшись, я целую Уилла в щеку прежде, чем он успевает убежать, и сын нехотя обнимает меня в ответ.
– Он сказал, что Бен Симпсон тряс его. У нас раньше уже случались проблемы с Беном. – Явное преувеличение, но меня этот факт не волнует. – Они уже ссорились в субботу.
– В самом деле? – Учительница выглядит сконфуженно. – Бен может набедокурить, но вообще-то он не из числа хулиганов.
– Может быть, вы не замечаете этого, потому что находитесь здесь, пока они играют снаружи?
– Дети всегда находятся под присмотром, и…
– Я бы хотела, чтобы сегодня Уилл оставался в классе на переменах и во время обеденного перерыва, пока вы не разберетесь, в чем тут дело. Он просто сам не свой. Хотя я и не жду, чтобы вы знали детей так же хорошо, как их родители, не заметить этого вы просто не могли.
– Он действительно как-то притих, – подтверждает мисс Рассел. Она очень высокая. Даже стоя на шпильках, мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ей в глаза. – Само собой, я во всем разберусь. Пожалуйста, не переживайте, миссис Эверелл. Уверена, это было…
– Прошу вас разобраться во всем и принять меры к тому, чтобы это не повторилось. – Я маленькая, но грозная. – Не хотелось бы писать жалобу.
– Разумеется.
Мисс Рассел обескуражена, а я, уже развернувшись, чтобы уходить, чувствую угрызения совести. Склочная, избалованная, претенциозная мамаша-карьеристка, вот какое впечатление я произвожу. Точно так же я повела себя с несчастной Кэролайн, которая привезла мне кошелек. Никогда в жизни я не могла бы подумать, что стану такой.
– Прошу прощения за резкость, – уже мягче говорю я. – У меня аврал на работе, а это просто вишенка на торте. А еще у меня эти дни.
И несколько этих ночей.
Мисс Рассел улыбается, радуясь перемирию:
– Прекрасно понимаю вас.
Должно быть, выгляжу сконфуженно теперь я, потому что учительница, кивком указывая на мой тонкий свитерок, тихонько сообщает:
– Мне кажется, это изнанка.
Глядя на лейбл, торчащий из бокового шва, я с трудом выдавливаю из себя смешок.
– О, благодарю вас.
Очередное воспоминание нашептывает о себе в моей голове, которая полнится его затхлым и сырым дыханием. Мы с Фиби спускаемся по лестнице в тот последний день, в руке у меня зажата открытка на сороковой день рождения матери. Мой взгляд скользит по телу – школьный джемпер одет наизнанку.
Еще разок наскоро чмокнув вернувшегося Уилла, я устремляюсь в коридор, чтобы там переодеть свитер как следует. Что-то со мной сегодня не так. Дело не только в усталости. Числа. И не в одном Уилле. Разбитые молочные бутылки. Тут что-то другое. Сука. Порезанная шина. Я устала, и терпение мое лопнуло, но дело все равно не в этом. Наизнанку. Меня охватывает тихий ужас. Она в больнице. Мой день рождения приближается. Фиби была права. Я боюсь. Я не хочу быть как она. Не хочу совершать то, что она совершила. Не хочу сойти с ума, как она. Не хочу, чтобы во мне была дурная кровь.