– Эмма, – Хилдред переводит взгляд на меня, – ваша сестра Фиби утверждает, что вы не спите.
– У всех случаются периоды бессонницы, – отвечаю я, когда Дарси подает мне сигнал кивком. В течение допроса я до сих пор говорила крайне мало – Дарси, аки рыкающий лев, всячески меня оберегает, изредка позволяя вставить реплику, чтобы все это не выглядело как отказ от сотрудничества.
– Психическое здоровье вашей матери серьезно пошатнулось после того, как она начала страдать от бессонницы, не так ли? В несколько предшествовавших ее сорокалетию недель.
– Мне было пять, так что мне сложно ответить на этот вопрос, – резко говорю я. – Но учитывая, как все обернулось, думаю, можно сказать и так.
Дарси касается рукой моей ладони, чтобы я не наговорила лишнего. Я потрясена тем, насколько мне нравится это ощущение. Безопасность. Защита. Принятие. Он всецело на моей стороне.
– Переходите к сути, детектив. Предыстория нам всем отлично известна.
– Фиби также сообщила нам, что вас всегда тревожила мысль о том, что в день вашего сорокалетия вас, как и вашу мать, постигнет некая форма психического расстройства. Ваш день рождения ведь уже через несколько дней?
– Вы не можете арестовывать людей на основании имеющихся у них тревог и опасений, – парирует Дарси.
– А теперь вы не спите, – продолжает Хилдред, пропуская мимо ушей слова Дарси. Если Дарси – лев, то она – терьер. – Точно так же, как не спала и ваша мать. В этой ситуации мне представляется маловероятной версия о том, что вы не боитесь сделать то же, что сделала она. Она ведь всегда говорила, что вы с ней похожи, верно? Вы очень упорно трудились, чтобы доказать, что это не так. Головокружительная карьера. Дети. Крепкий тыл – ваш муж ведь, кажется, не работает. Все это, должно быть, оказывает на вас огромное давление? И тут вашу мать привозят в больницу, и она возвращается в вашу жизнь.
Я бы прямо сейчас придушила Фиби. Так и представляю, как она, преисполнившись фальшивой заботы, эффектно выкладывает всю нашу историю – включая те детали, что в прошлом оказались за скобками юридических и медицинских формулировок, – и выставляет меня потенциальным монстром.
– Вы посетили ее в больнице всего однажды, покинули здание в очевидном расстройстве, а немедленно после вашего ухода миссис Бурнетт была обнаружена мертвой. На полу возле кровати лежала подушка, а впоследствии были обнаружены улики, доказывающие, что она могла умереть от удушения. Скажите мне, что бы вы подумали на моем месте?
– Но с какой бы стати мне оставлять подушку валяться на полу? – Я так зла и расстроена, что игнорирую предупреждающие сигналы Дарси. – Я же не идиотка. Почему бы мне тогда не положить ее на место? Зачем оставлять ее на полу? С таким же успехом можно было зажечь огромную неоновую вывеску «Я только что убила свою мать».
– Вы могли запаниковать. С людьми такое случается, – включается в наш разговор Кейн.
– Мы с вами здесь не для того, чтобы обсуждать, что случается с другими людьми. – Дарси шелестит лежащими перед ним бумагами. – Насколько можно судить по этому первоначальному отчету, на лице и шее предполагаемой жертвы отсутствуют синяки и ссадины, также отсутствуют следы борьбы и применения силы. На руках покойной нет следов самозащиты, под ногтями отсутствуют частички кожи нападавшего.
– Патрисия Бурнетт находилась под действием седативных препаратов и на момент смерти не могла двигаться…
Дарси не позволяет Кейну закончить:
– Моя доверительница утверждает, что это не так – ее мать сумела крепко схватить миссис Эверелл за запястье и открыла глаза.
– Это всего лишь утверждение вашей доверительницы.
Скрестив руки на груди, Хилдред откидывается на спинку стула и, судя по ее виду, пребывает в бешенстве. Что бы она там ни вознамерилась вменить мне в вину, Дарси не оставил ей ни единого шанса. Может, я и была напугана, когда меня привезли сюда, но законы я знаю, и в те несколько часов, которые прошли, пока Дарси добирался в участок, я не сказала ничего.
– Вообще-то нет, – возражает Дарси. – По дороге сюда мне удалось пообщаться с сотрудниками больницы. На мониторе сердечного ритма и артериального давления Патрисии Бурнетт были зарегистрированы пиковые значения, это состояние длилось около тридцати секунд, и было зафиксировано в два часа сорок восемь минут. По словам медиков, такие значения не встречаются у пациентов, находящихся в состоянии полной седации, что соответствует утверждению моей доверительницы о внезапной вспышке активности ее матери. В следующий раз учащение пульса у миссис Бурнетт – весьма стремительное – было зафиксировано в момент, предшествующий ее смерти. – Дарси берет паузу. – Это произошло, когда моя доверительница находилась у себя в машине после телефонного звонка из школы сына.
– Где она находилась в момент звонка – вопрос дискуссионный.
– Пока да, – снова улыбается Дарси. – Однако я намерен запросить разрешение на просмотр записей камер видеонаблюдения с больничной парковки, на которой стояла машина миссис Эверелл. Удивлен, что вы не сделали этого, прежде чем угрожать моей доверительнице арестом.
Хилдред искоса поглядывает на Кейна, а тот сидит, сконфуженно уставившись на свою чашку кофе. Очевидно, что всю эту подготовительную работу должны были выполнить детективы.
– Что касается финальной части вашей весьма обстоятельной доказательной базы, хотелось бы напомнить, что из двух дочерей Патрисии Бурнетт именно моя доверительница получила высшее образование, сделала прекрасную карьеру в сфере юриспруденции и уже около двадцати лет состоит в браке. В то время как другая дочь – та самая, которую Патрисия пыталась убить, задушив подушкой в ночь собственного сорокалетия, – одиночка, так и не сумевшая раскрыть свой потенциал, явно отягощенная семейными обидами. В день смерти миссис Бурнетт она тоже находилась в больнице.
В шоке я впиваюсь взглядом в Дарси. Он же не думает в самом деле, что…
– Я ни в коем случае не предполагаю, что Фиби Бурнетт убила свою мать. Это нелепо. Почти так же нелепо, как предположение, что моя доверительница пустила бы под откос свою весьма впечатляющую карьеру и жизнь ради убийства, в общем-то, чужой женщины, к тому же с большой долей вероятности уже находившейся на смертном одре. Что касается тревог миссис Эверелл о том, что история ее матери может повториться… Спросите любого, чей родитель умер молодым от сердечного приступа, – все они боятся, что умрут в том же возрасте от того же самого, уж поверьте мне. В этом состоит человеческая природа. – Дарси откидывается на спинку стула. – Таким образом, детектив сержант Хилдред, все ваше дело разваливается само по себе. Полагаю, моя доверительница может быть свободна?
32
Мы покидаем участок в восьмом часу, когда дневная жара уже сменяется приятным вечерним теплом. Проезжая по центру города, я замечаю, что уличные бары полны отдыхающих, наслаждающихся жизнью людей. Я чувствую укол зависти. Как чудесно быть таким беззаботным!
– Я бы все-таки предпочла оплатить твои услуги, – повторяю я, должно быть, уже в третий раз. Дарси ведет себя так, словно ему ничего не стоило вот так сорваться и он совершенно не был занят, но я знаю, что это не так.
– Все в порядке. Честно. Для чего еще нужны друзья? Если я когда-нибудь женюсь, а потом мне понадобится развестись, я приду и затребую с тебя долг.
– Идет. – Я признаю поражение.
– Как ты? – Дарси бросает на меня взгляд. – Я хочу сказать, выглядишь ты замечательно. Особенно для женщины, которая не спала, разбила машину, а потом была подвергнута допросу в полицейском участке.
– Я никогда не выглядела лучше, чем сейчас, – усмехаюсь я. Дарси, напротив, действительно выглядит прекрасно. Он не так уж сильно изменился с тех пор, как нам было по двадцать. Вероятно, он единственный из знакомых мне мужчин, про кого можно так сказать. У него нет «спасательного круга» на талии, а волосы так же густы, как в юности. Припорошившая их седина, как ни странно, только придает Дарси шарма. В сущности, выглядит он великолепно.
Я отворачиваюсь к окну. Забавно, как повернулась жизнь. Если бы я так рано не забеременела Хлоей, кто знает, как бы все могло сложиться. Мы с Робертом тогда постоянно друг к другу придирались. Я много училась и много времени проводила с Дарси. Мы, вне всяких сомнений, ощущали взаимное притяжение, и мысли из разряда «а почему бы и не…» мелькали у нас обоих. Один пьяный поцелуй – вот все, что у нас было, а потом я обнаружила, что беременна, и на этом все закончилось. Я никогда не рассказывала об этом Роберту. Не видела смысла. Они с Фиби тоже сблизились, много времени проводя вдвоем в квартире, пока я была на учебе. Помню, что задавалась вопросом, не было ли чего-то между ними. Я никогда не спрашивала. Чувствовала вину за то, что влюбилась в Дарси. А потом, когда мы приняли решение сохранить ребенка, наше с Робертом будущее было определено. В целом, я не жалела. Я любила Роберта. До сих пор люблю.
– Ну так что? – спрашивает Дарси. – Как твои дела? Помимо всего этого дерьма? Как семейная жизнь? Вы все еще до отвращения счастливы?
Как бы на это ответить?
– В основном – да, мне кажется, – отзываюсь я, весьма сдержанной похвалой унижая собственный брак. – Двадцать лет – большой срок, а мы – очень разные люди. Но не пойми меня неправильно, Роберт – замечательный. Я никогда не смогла бы сосредоточиться на своей карьере, если бы он не согласился взять на себя все домашние заботы, сначала с Хлоей, а потом и с Уиллом. Я ему за это очень обязана.
– Должно быть, его это тоже вполне устраивало. Я помню, ты рассказывала, как он с горем пополам ходил на лекции. Что он получил? Тройку? В те годы не нужно было прилагать много усилий, чтобы получить тройку. Тройка требовала лишь существенных усилий по уклонению от любой работы.
– Жестко! – Я не могу удержаться от смеха. – Но где-то и справедливо.
– Определенно справедливо. В том баре он работал за пиво и сигареты. Никто не мог понять, почему вы с ним сошлись.