Слева от зеркала стояла спартанская койка, то есть даже не койка, а грязный матрас, накрытый холстиной, из которой торчали перья и солома. И подушка, и матрас светились неистовым красным светом – ночным потом существа, которое там спало. Сны в этой подушке наверняка свели бы меня с ума, подумал Ральф.
Где-то глубоко под землей гулко сочилась вода.
В дальнем углу комнатушки была еще одна арка, повыше, сквозь которую виднелось сюрреалистичное скопление различного хлама. Ральф пару раз моргнул, чтобы убедиться, что он действительно видит то, что видит.
Это именно то место, подумал он. Я еще не знаю, что нам нужно найти, но оно точно находится здесь.
Луиза пошла ко второй арке, словно загипнотизированная. У нее дрожали губы, но в глазах можно было прочесть какое-то беспомощное любопытство; наверное, такое же выражение было на лице у последней жены Синей Бороды, когда она открыла запретную комнату. Ральфу вдруг показалось, что Атропос прячется в арке с ржавым скальпелем наготове. Он поспешил вслед за Луизой и остановил ее как раз в тот момент, когда она собиралась войти в арку. Он взял ее за локоть, и прежде чем она успела хоть что-то сказать, приложил палец к губам и покачал головой.
Он присел и уперся одной рукой в пол, словно спринтер в ожидании стартового выстрела. Потом он пробежал через арку (даже сейчас наслаждаясь тем, как действует его помолодевшее тело), приземлился на плечо и прокатился по полу. Он зацепился ногой за картонную коробку, и оттуда вывалилась всякая всячина: непарные носки и перчатки, несколько старых книжек в бумажной обложке, шорты-бермуды, отвертка со следами какой-то багровой жидкости – не то краски, не то крови.
Ральф встал на колени, обернулся и посмотрел на Луизу, которая стояла в проходе и смотрела на него, сложив руки под подбородком. С этой стороны арки никого не было, да тут и места-то не было ни для кого. Везде стояли коробки. С каким-то странным интересом Ральф принялся читать надписи: Джек Дэниэлз, Гилбис, Смирнофф, J&B. Видимо, Атропосу очень нравились коробки из-под спиртного, куда можно было сложить все то, что не нужно, а выбросить жалко.
[Ральф? А это не опасно?]
Это вполне могло бы сойти за шутку, но он серьезно кивнул головой и протянул руку. Она поспешила к нему, ее юбка снова слегка задралась. Она с изумлением огляделась по сторонам.
С той стороны арки, в мрачном маленьком обиталище Атропоса, эта кладовка казалась огромной. Теперь, когда они оказались внутри, Ральф понял, что все еще интереснее: такие здоровые помещения называются складами. Между кучами хлама были проходы. Вещи были более или менее упакованы только у двери, все остальное было разбросано как попало. На две трети это был лабиринт, и еще на одну – ловушка. Ральф решил, что даже для склада помещение было уж слишком большим. Это была подземная трущоба, и Атропос мог прятаться где угодно… и если он был сейчас здесь, то скорее всего он наблюдал за ними.
Луиза не спросила, что они ищут; Ральф понял по ее лицу, что она и так это знает… Когда она заговорила, от ее отсутствующего тона у Ральфа по спине побежали мурашки.
[Он, наверное, такой старый, Ральф.]
Да. Такой старый.
В двадцати ярдах от них лежало большое колесо со спицами, залитое тем же зловещим красным свечением. Оно лежало в плетеном кресле, которое, в свою очередь, покоилось поверх сломанного пресса. Вид этого колеса почему-то нагонял ужас: это было зримое воплощение той самой метафоры, которую сознание Ральфа подобрало для понимания концепции ка. Потом он заметил длинный ржавый прут, который торчал из колеса, и понял, что скорее всего это было велосипедное колесо. Такие велосипеды назывались «Беспечные девяностые» и были похожи на переросшие трехколесные детские.
Стало быть, это колесо от велосипеда, и ему уже лет сто, не меньше, подумал Ральф. Ему было очень интересно, сколько людей – сколько тысяч или десятков тысяч – умерло в Дерри с тех пор, как Атропос перетащил сюда свое колесо. И сколько из этих тысяч умерли случайной смертью?
И сколько он занимается этим? Сколько сотен лет?
Разумеется, он не знал ответа. Может быть, с самого начала, с чего бы все это ни начиналось. И все это время он забирал что-то у тех, кого он убивал… и это все здесь.
Это все здесь.
[Ральф!]
Он обернулся. Луиза протянула к нему обе руки. В одной была соломенная панама с откушенным куском на полях, в другой – черная пластмассовая расческа, из тех, что продаются в любом супермаркете за доллар двадцать девять центов. Она все еще светилась призрачным оранжево-желтым сиянием, что совершенно не удивило Ральфа. Каждый раз, когда владелец этой расчески причесывал волосы, она собирала сияние из его ауры и его веревочки. Его также не удивило, что расческа нашлась рядом с панамой; в последний раз, когда он видел эти две вещи, они тоже были вместе. Он помнил язвительную усмешку Атропоса в тот момент, когда он снял с головы панаму и притворился, что причесывает свою лысую голову.
А потом он подпрыгнул и прищелкнул каблуками.
Луиза показала ему на старое кресло-качалку со сломанным полозом.
[Шляпа была там, на сиденье. А расческа лежала под ней. Это расческа Джо Вайзера, да?]
[Да.]
Она тут же отдала расческу ему.
[Возьми. Я не настолько рассеянная, как думает Билл, но иногда я теряю вещи. А если я ее потеряю, я себе этого не прощу.]
Он взял расческу и машинально сунул ее в задний карман, но потом вспомнил, с какой легкостью Атропос вытащил ее из другого заднего кармана. Как два пальца об асфальт. Поэтому он положил расческу в передний карман брюк и снова взглянул на Луизу, которая смотрела на обкусанную панаму Билла с тем выражением, с которым Гамлет, должно быть, смотрел на череп бедного Йорика. Когда она подняла глаза, Ральф увидел в них слезы.
[Он любил эту шляпу. Считал, что в ней он смотрится очень модно и стильно. Разумеется, он не смотрелся ни модно, ни стильно – это был все тот же старина Билл, – но он думал, что выглядит хорошо, вот что важно. Тебе так не кажется, Ральф?]
[Да, наверное.]
Она положила шляпу обратно на сиденье кресла-качалки и повернулась, чтобы исследовать коробку, забитую какими-то тряпками, похожими на подержанную одежду с дешевой распродажи. Как только она отвернулась, Ральф наклонился вперед и принялся шарить под креслом, надеясь разглядеть в темноте блеск пары сережек. Если шляпа Билла и расческа Джо здесь, то, может быть, и сережки Луизы…
Но под креслом не оказалось ничего, кроме пыли и розового детского башмачка.
Мне бы следовало догадаться, что это было бы слишком просто, подумал Ральф, поднимаясь на ноги. Неожиданно он почувствовал себя полностью истощенным. Они без проблем нашли расческу Джо, и это хорошо, просто замечательно, но Ральфу казалось, что это может оказаться еще одним подтверждением поговорки: «Новичкам всегда везет». Им еще нужно найти серьги Луизы… а еще им надо было сделать то, за чем их послали сюда. Вот только – что? Ральф понятия не имел. Если кто-то сверху и дал инструкцию, он ее не получил.
[Луиза, у тебя есть какие-то мысли по поводу…]
[Тише!]
[Что такое? Луиза, это он?]
[Нет! Тише, Ральф! Помолчи и послушай!]
Он прислушался. Сначала он ничего не услышал, а потом снова возникло это щемящее чувство – в голове словно вспыхнул свет. Только на этот раз – очень медленно и осторожно. Он поднялся еще чуть-чуть вверх, аккуратно, как перышко на ветру. И тогда он услышал протяжный и низкий звук, напоминающий стон или скрип несмазанной двери. В этом звуке было что-то очень знакомое… даже не в самом звуке, а в ассоциациях, которые он вызывает. Как будто…
…сигнализация от грабителей или, может, детектор дыма. Оно сообщает нам, где оно. Оно нас зовет.
Луиза вцепилась ему в руку. Ее пальцы были холодны как лед.
[Это оно, Ральф… то, что мы ищем. Ты его слышишь?]
Разумеется, он все слышал. Но чем бы ни был этот звук, он не имел отношения к сережкам Луизы… а без ее сережек он отсюда не уйдет.
[Пойдем, Ральф! Пойдем! Нам нужно его найти!]
Он пошел следом за ней еще дальше в глубь захламленной комнаты. Теперь горы сувениров Атропоса возвышались над их головами фута на три, если не больше. Как ему удалось проделать этот трюк, непонятно – может быть, с помощью левитации, – но в результате они почти сразу же потеряли чувство направления и, похоже, дали кругаля. Ральф уже ничего не понимал. Он знал только одно: этот стонущий звук нарастал, становился все громче, – а когда они приблизились к его источнику, он стал похож на жужжание роя насекомых, которое показалось Ральфу очень и очень неприятным. Ему представлялось, как они заворачивают за угол и видят огромную саранчу, которая смотрит на них пустыми глазами, огромными, как грейпфруты.
Хотя ауры отдельных предметов из этого невообразимого хранилища растаяли, словно запах цветов, засушенных в книге, они все-таки были здесь, за пеленой вони Атропоса. На этом уровне восприятия, на котором сейчас находились Ральф с Луизой, когда все их чувства были максимально обострены, было никак невозможно не чувствовать эти ауры и не поддаваться их влиянию. Эти молчаливые напоминания о тех, кто умер случайной смертью – смертью наугад, – были одновременно ужасными и печальными. Ральф вдруг понял, на что похоже это место: на музей или на братскую могилу. Это была нечестивая церковь, где Атропос создал собственную версию Причащения – печаль вместо хлеба, горе вместо вина.
Их странный путь по зигзагообразным проходам был утомительным и кошмарным. За каждым новым поворотом обнаруживалась еще сотня предметов, которые Ральфу не хотелось ни видеть, ни помнить; и каждый из этих предметов буквально кричал от боли. Ральф не стал спрашивать у Луизы, чувствует ли она то же самое. Он все понял и так по ее тихим всхлипам у него за спиной.