Но именно эта жизнь!..
Но ведь об этом никто никогда не узнает, неожиданно хладнокровно подумал он. Может быть, только Луиза, но Луиза одобрит мой выбор. Каролина могла бы и не одобрить, но они очень разные.
Да, но есть ли у него право?
Атропос, должно быть, прочел все это в его ауре – Ральфу стало не по себе при одной только мысли о том, как много видит это существо.
[Ну разумеется, Ральф… в этом-то все и дело, когда речь идет о жизни и смерти: у кого есть право? На этот раз оно есть у тебя. И что ты скажешь?]
[Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что думать. Все, что я знаю, так это то, что мне бы очень хотелось, чтобы вы трое ОСТАВИЛИ МЕНЯ В ПОКОЕ, МАТЬ ВАШУ!]
Ральф Робертс поднял голову к переплетенному корнями потолку пещеры Атропоса и закричал.
Глава 27
Пять минут спустя голова Ральфа вынырнула из густого сумрака под старым покосившимся дубом. Он сразу увидел Луизу. Она стояла на коленях под деревом и напряженно вглядывалась в его лицо сквозь переплетенные корни. Он протянул ей грязную, запачканную кровью руку, и она уверенно схватила ее и крепко держала, пока Ральф поднимался по последним ступенькам – скользким корням, которые были больше похожи на перекладины трапа.
Ральф наконец выбрался из-под дерева и перевернулся на спину, наслаждаясь первыми глотками сладкого чистого воздуха. Он подумал, что, наверное, никогда в жизни обычный воздух не казался ему настолько приятным. Несмотря ни на что, он был невообразимо рад, что все-таки выбрался. Тому, что он наконец свободен.
[Ральф? С тобой все в порядке?]
Он повернул голову, поцеловал Луизе ладонь и положил туда сережки – в то самое место, к которому он прикасался губами.
[Да. Все нормально. Это твое.]
Она с любопытством посмотрела на серьги, как будто видела их в первый раз в жизни, и убрала их в карман.
[Ты увидела их в зеркале, да, Луиза?]
[Да, и я очень разозлилась… но, честно сказать, я не особенно удивилась.]
[Потому что ты знала.]
[Да, наверное. Может быть, сразу, как только увидела Атропоса в панаме Билла. Я просто задвинула это знание… ну, знаешь… куда-то глубоко в подсознание.]
Луиза внимательно посмотрела на Ральфа, как будто что-то прикидывая в уме.
[Ладно, давай больше не будем говорить о моих сережках. Что было там, внизу? Как ты умудрился выбраться?]
Ральф боялся, что если она будет смотреть на него так пристально, она увидит слишком много. И еще ему казалось, что если в ближайшее время он не начнет двигаться, он просто упадет на месте; его усталость достигла таких размеров, что напоминала теперь какой-то огромный предмет – к примеру, затонувший океанский лайнер, – который лежит где-то внутри и тянет его вниз. А сейчас он не мог позволить себе расслабиться, не мог позволить расслабиться им обоим. Было еще не так поздно – часов шесть или около того, – но время все-таки поджимало. По всему Дерри люди, которым нет никакого дела до абортов и прочих подобных вещей (другими словами, подавляющее большинство), садились ужинать. Общественный центр уже открылся для приема посетителей. Сегодня на него будут направлены все прожекторы многочисленных съемочных групп, мини-камеры будут транслировать в прямом эфире появление борцов за выбор, которые пройдут или проедут мимо Дэна Далтона и его «Друзей жизни», митингующих с плакатами на площадке перед Общественным центром. Они, наверное, будут скандировать любимую песенку Эда Дипно: Эй, эй, Сьюзан Дей, ты сколько сегодня убила детей? Ральф еще не знал, что они с Луизой будут делать, но на все про все им отмерено шестьдесят, максимум девяносто минут.
[Вставай, Луиза. Нам пора действовать.]
[Мы поедем обратно в Общественный центр?]
[Нет, по крайней мере не сначала. Начать, наверное, надо с…]
Ральф вдруг понял, что ему чертовски интересно, что он сейчас скажет. Он понятия не имел, что им делать дальше и куда ехать. Обратно в городскую больницу? В «Красное яблоко»? К нему домой? Куда надо ехать, если хочешь найти парочку неплохих, но отнюдь не всезнающих ребят, которые вовлекли тебя и близких тебе людей в мир боли и неприятностей? Или не надо никуда ехать, а надо ждать, пока они сами тебя не найдут.
А может быть, им и вовсе не хочется находить тебя, дорогой. Вполне может статься, что они просто прячутся от тебя.
[Ральф, ты уверен, что ты…]
Он вдруг подумал о Розали и сразу все понял.
[Парк, Луиза. Строуфорд-парк. Именно туда нам и надо. Но по пути мы еще кое-куда заглянем.]
Он повел ее вдоль ограды, и вскоре они услышали голоса. Ральф почуял запах горячих хот-догов, и после кошмарной вони в логове Атропоса этот запах показался ему почти божественным. Пару минут спустя они с Луизой уже стояли на краю маленькой площадки для пикников около взлетно-посадочной полосы номер три.
Там был Дорранс; он стоял окруженный своей удивительной разноцветной аурой и наблюдал за тем, как маленький самолетик заходит на посадку. У него за спиной Фэй Чапин и Дон Визи сидели за одним из столиков за шахматной доской и початой бутылкой «Унылой монахини». Стэн и Джорджина Эберли пили пиво и поедали хот-доги, которые жарились на углях на решетке – над углями дрожало марево горячего воздуха, которое Ральф почему-то видел в образе сухого розового сияния, похожего на коралловый песок.
На пару секунд Ральф застыл на месте, пораженный красотой этих людей – эфемерной и сильной красотой, в которой, по его мнению, и заключалась жизнь краткосрочников. В голове всплыла строчка из одной старой песенки: Мы звездная пыль, мы позолота. Аура Дорранса отличалась от всех – она была невероятно другой, – но даже самые прозаические из остальных аур блестели, словно таинственные драгоценные камни.
[Ральф, ты видишь? Ты видишь, как они прекрасны?]
[Да.]
[Как плохо, что они об этом не знают.]
А плохо ли? В свете всего, что случилось в последнее время, Ральф был совсем не уверен в этом. У него была мысль – даже не мысль, а какое-то смутное, но очень сильное интуитивное чувство, которое не выразишь словами, – что настоящая красота не должна быть осознанной, это вечно меняющаяся субстанция, которая просто есть и которую просто так не увидишь.
– Ну давай, дубинушка, ходи уже, что ли, – раздался голос. Ральф вздрогнул; поначалу ему показалось, что это обращаются к нему, но это всего лишь Фэй сказал Дону Визи: – Ты старое медлительное бревно.
– Да замолчи ты, – огрызнулся Дон. – Я думаю.
– Думай, пока ад не замерзнет. Все равно через шесть ходов тебе будет мат.
Дон нацедил себе вина в бумажный стаканчик и закатил глаза.
– Едрена кочерыжка! – воскликнул он. – А я-то, тупица, так и не понял, что играю с самим Борисом Спасским, мне-то казалось, что это всего лишь наш старый добрый Фэй Чапин! Простите великодушно и позвольте откланяться!
– Не ерничай, Дон. С такими штуками ты вполне можешь выйти на сцену, чтобы деньги себе зарабатывать. Только ты не беги выступать прямо сейчас, подожди пару минут – всего шесть ходов, начиная вот с этого.
– А ты у нас умник, – сказал Дон. – Просто не знаешь, когда…
– Тише! – сказала Джорджина Эберли напряженным голосом. – Что это было? Такой звук, как будто что-то взорвалось!
«Это» была всего лишь Луиза, которая высасывала энергию из ярко-зеленой ауры Джорджины. Сплошным потоком.
Ральф поднял правую руку, сложил из ладони трубочку, поднес ее к губам и начал вдыхать точно такой же поток ярко-синего света из ауры Стэна Эберли. Он сразу почувствовал, как его наполняют свежие силы; как будто у него в мозгу разом включились яркие флюоресцентные лампы. Но тот самый затонувший корабль, тяжесть которого он почувствовал у старого дуба и который был следствием четырех месяцев жуткой бессонницы, оставался на месте и по-прежнему тащил Ральфа куда-то на глубину.
А ведь ему еще предстояло принять решение. И придумать, что делать дальше.
Стэн тоже начал оглядываться по сторонам. Не важно, сколько энергии вытянул из него Ральф (а ему самому казалось, что очень много), источник этой энергии оставался таким же ярким. Видимо, то, что им говорили про неисчерпаемые резервуары энергии, заключенной в каждом человеке, оказалось правдой, причем в самом прямом смысле.
– Ну, – сказал Стэн. – Я что-то слышал…
– А я нет, – сказал Фэй.
– Разумеется. Это все потому, что ты глухой, как пень, – отозвался Стэн. – Ты можешь не перебивать меня хотя бы пару минут? Я начал говорить, что это была не цистерна с горючим, поскольку не видно ни огня, ни дыма. Опять же это не Дон пустил ветры, поскольку я что-то не вижу падающих с дерева белок с опаленной шерстью. Наверное, это был просто выхлоп какого-нибудь здоровенного грузовика. Не волнуйся, дорогая, я тебя защищу.
– Защищай лучше вот это, – сказала Джорджина, согнув одну руку в локте и ударив по сгибу кулаком. Однако она улыбалась.
– О Господи, – сказал Фэй. – Вы посмотрите на старину Дора.
Они все посмотрели на Дорранса, который улыбался и махал рукой, глядя в сторону Харрис-авеню.
– Что ты там увидел, приятель? – спросил Дон Визи, ухмыляясь.
– Ральфа с Луизой, – сказал Дор, радостно улыбаясь. – Я вижу Ральфа и Луизу. Они только что вышли из-под старого дерева.
– Ну да, – сказал Стэн. Он прикрыл глаза и показал пальцем точно на них. Ральф сначала занервничал, но потом понял, что Стэн показывает в том направлении, куда махал Дорранс. – Да, а вот и Гленн Миллер, он идет прямо за ними! Черт возьми!
Джорджина пихнула его в бок, и Стэн отошел назад, все еще усмехаясь.
Дорранс, счастливо улыбаясь: [Я не знаю, это дела долгосрочников, а я с этим давно завязал. Я уже скоро пойду домой и буду читать Уолта Уитмена. Будет ветреная ночь, а когда дует ветер, Уитмен – лучшее, что только можно придумать.]
Луиза, ее голос срывается: