– Не сомневаюсь, миссис Перрин.
Теперь миссис Перрин наградила его взглядом, который говорил: Ты старый подхалим, Ральф Робертс, но, наверное, с этим уже ничего не поделаешь.
– Только, пожалуйста, до обеда, – сказала она. – Во второй половине дня я готовлю обеды в приюте для бездомных и помогаю их подавать в пять часов. Это богоугодное дело.
– Да, безусловно…
– В раю не будет бездомных, Робертс, уж поверь мне. А еще там не будет рваных рубашек, да. Но пока что нам надо терпеть и проявлять милосердие к ближнему. Это наша работа. – И я с ней отлично справляюсь, явственно читалось на лице миссис Перрин. – Принеси все, что надо зашить, утром или уже совсем вечером, после пяти. Но только не поздно. Я не люблю условностей, Робертс, но лучше не показывайся у меня дома после половины девятого. В девять я ложусь спать.
– Это так мило с вашей стороны, миссис Перрин. Спасибо, – сказал Ральф и вынужден был опять прикусить язык. Он боялся, что в следующий раз это уже не поможет, и он окажется перед выбором: засмеяться или умереть.
– Не за что. Это мой христианский долг. К тому же Каролина была моей подругой.
– И все равно, спасибо, – повторил Ральф – Эта история с Мэй Лочер… ужасно, правда?
– Нет, – сказала миссис Перрин. – Это была божья милость. – Она развернулась и пошла прочь, прежде чем Ральф успел хоть что-то сказать. У нее была такая прямая спина, что Ральфу стало больно при одном взгляде на нее – такое впечатление, что миссис Перрин проглотила кол.
Ральф прошел еще пару шагов и понял, что больше не может сдерживаться. Он прислонился лбом к телеграфному столбу, зажал рукой рот и засмеялся так тихо, как только мог. Он смеялся, пока из глаз не брызнули слезы. Когда приступ (а это и вправду было похоже на истерический припадок) наконец прошел, Ральф поднял голову и внимательно посмотрел по сторонам. К счастью, он не увидел ничего такого, чего не видели бы все остальные прохожие.
Но это вернется, Ральф. Ты знаешь, что это вернется. В полном объеме.
Да, наверное, он знал. Но оставил это знание на потом. Сейчас ему надо было кое с кем поговорить.
Когда Ральф наконец вернулся из своего удивительного путешествия по Харрис-авеню, Макговерн уже сидел на крыльце в своем кресле и лениво просматривал утреннюю газету. Когда Ральф свернул на дорожку к дому, он принял одно решение. Он расскажет Биллу многое, но не все. И он уж точно ему не расскажет о двух лысых ребятах, которые выходили из дома Мэй Лочер и выглядели как пришельцы из бульварных газет.
Билл таки соизволил оторвать взгляд от газеты, когда Ральф уже поднялся по ступенькам.
– Привет, Ральф.
– Привет, Билл. Мне надо с тобой поговорить.
– Ага. – Билл закрыл газету и аккуратно ее сложил. – Вчера моего старого друга Боба Полхерста все-таки увезли в больницу.
– Вот как? Я думал, ты ожидал, что это случится быстрее.
– Ожидал. И все ожидали. Но он нас одурачил. На самом деле ему вроде как стало лучше – по крайней мере что касается пневмонии, – а потом случился рецидив. Вчера около полудня у него остановилось дыхание, и его племянница испугалась, что он умрет раньше, чем приедет «скорая». Но он не умер, и теперь ситуация вроде как снова стабилизировалась. – Макговерн взглянул на улицу и вздохнул. – Мэй Лочер просто умирает посреди ночи, а Боб все еще цепляется за жизнь. Ну что за мир, а?
– Да…
– Ну так чего там у тебя, о чем ты хотел поговорить? Все-таки созрел подкатиться к Луизе? И тебе требуется отеческий совет, как это лучше всего обставить?
– Мне нужен совет. Но не в том, что касается личной жизни.
– Ну, говори.
И Ральф заговорил, обрадованный и успокоенный молчаливым вниманием Макговерна. Он начал с того, о чем Билл уже знал, – с того случая с Эдом и водителем синего пикапа летом девяноста второго, и как все, что Эд говорил тогда, было похоже на тот странный бред, который он нес в тот день, когда избил Элен за то, что она подписала петицию. И пока Ральф говорил, он все лучше и лучше понимал, что между всеми этими странностями, которые с ним происходят, существует какая-то связь. Он ее почти видел, но никак не мог определить.
Он рассказал Макговерну об аурах, но не о том тихом катаклизме, который случился с ним меньше получаса назад – об этом он тоже пока не хотел рассказывать, по крайней мере сейчас. Разумеется, Макговерн знал о том, что Чарли Пикеринг напал на Ральфа с ножом; знал он и том, что Ральф избежал более серьезных ранений, воспользовавшись баллончиком с газом, который дала ему Элен, – но теперь Ральф рассказал ему то, о чем умолчал в воскресенье вечером, когда рассказывал Макговерну об этом случае: как баллончик таинственным образом появился у него в кармане, куда он его не клал. Кроме того, он признался в своем подозрении, что баллончик ему подложил старина Дор.
– Срань господня, – воскликнул Макговерн. – У тебя, Ральф, не жизнь, а сплошные опасности и приключения.
– Да, наверное.
– И что из этого уже знает наш добрый друг Джонни Лейдекер?
Очень мало, хотел сказать Ральф, но потом понял, что даже это будет преувеличением.
– Почти ничего. И я не сказал ему самое главное… ну, может, не главное, но существенное. О том, что случилось вон там. – Ральф указал на дом Мэй Лочер, к которому как раз подъезжали два бело-синих фургончика с надписями ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИЦИЯ ШТАТА МЭН. Ральф решил, что это те самые люди, о которых ему говорил Джон Лейдекер.
– Мэй? – Макговерн слегка подался вперед в своем кресле. – Ты что-то знаешь о том, что случилось с Мэй?
– Думаю, что да. Знаю. – Тщательно подбирая слова, передвигаясь от слова к слову, словно переступая по камушкам через бурную речку, Ральф рассказал Макговерну, как он проснулся посреди ночи, пошел в гостиную и увидел двух странных парней, выходящих из дома Мэй Лочер. Он рассказал о том, как пошел за биноклем и увидел ножницы в руках одного из них. Он не упомянул про кошмарный сон про Каролину и про следы на тротуаре, потому что подумал, что, услышав такое, Билл точно решит, что он псих. Он закончил рассказ на звонке в Службу спасения, потом сел в свое кресло и с волнением посмотрел на Билла.
Макговерн тряхнул головой, как будто прочищая мозги:
– Ауры, оракулы, таинственные взломщики с ножницами… у тебя точно не жизнь, а сплошные опасности и приключения.
– Что ты по этому поводу думаешь, Билл?
Пару секунд Макговерн просто сидел и молчал. Пока Ральф говорил, Билл скрутил свою газету в трубочку и теперь постукивал ею по колену. Ральф захотел перефразировать свой вопрос и спросить напрямую: «Ты думаешь, я сошел с ума, Билл?» – но потом передумал. Потому что на такой вопрос тебе вряд ли ответят често… ну, по крайней мере без порядочной дозы чего-нибудь психотропного. Да и как он себе это представляет? Что Билл улыбнется и скажет: «О да, Ральф, дружище, я думаю, ты ненормальный, как мартовский заяц, и я думаю, нам с тобой стоит прямо сейчас позвонить в Джунипер-Хилл и спросить, может, у них там найдется местечко и для тебя?» Вряд ли он это скажет… а любой другой ответ будет скорее всего неискренним. Поэтому лучше вообще не спрашивать.
– Я даже не знаю, чего и думать, – наконец сказал Билл. – Пока не знаю. А как, ты говоришь, они выглядели, эти двое?
– Лица я не сумел рассмотреть, даже с биноклем. – Голос Ральфа звучал спокойно и ровно, как вчера в разговоре с Лейдекером, когда он отказывался от звонка в 911.
– И ты, наверное, не скажешь, сколько им было примерно лет?
– Нет.
– А не мог ли один из них быть нашим старым приятелем?
– Эд Дипно, ты имеешь в виду? – Ральф удивленно взглянул на Макговерна. – Нет, Эда там не было.
– А может быть, это был Пикеринг?
– Да нет же. Не было там ни Эда, ни Чарли Пикеринга. Я бы их узнал. Ты к чему вообще клонишь? Что у меня мозги переклинило, и теперь мне повсюду мерещатся эти двое, даже на крыльце у Мэй Лочер?
– Нет. Вовсе нет, – ответил Макговерн, но мерные удары газетой об ногу на мгновение прекратились, и Билл как-то странно прищурился. Ральф почувствовал, как у него заныло в желудке. Да: именно к этому Билл и клонил, но это и неудивительно, правильно?
Может быть, и нет, но ныть в желудке от этого не перестало.
– А Джонни сказал, что все двери были заперты.
– Да.
– Изнутри.
– Угу, но…
Макговерн так резко поднялся с кресла, что Ральфу на мгновение показалось, что сейчас Билл сорвется с места и убежит от него по улице, может быть, даже с воплями: «Берегитесь Робертса! Он спятил!» Но Билл лишь повернулся к двери, ведущей в дом. И почему-то это насторожило Ральфа еще больше.
– Ты куда?
– Хочу позвонить Ларри Перро, – сказал Макговерн. – Младшему брату Мэй. Он живет в Кардвилле, я думаю, он никуда не переехал. – Билл как-то странно покосился на Ральфа. – А ты что подумал?
– Не знаю, – мрачно отозвался Ральф. – Мне показалось, что ты сейчас убежишь от меня, как пряничный человечек[5].
– Да ну тебя. – Макговерн похлопал его по плечу, но Ральфу этот жест показался холодным и неуютным. Каким-то безразличным, что ли.
– А при чем тут брат Мэй Лочер?
– Джонни сказал, что они повезут тело Мэй в Августу для более детальной аутопсии, правильно?
– Ну… по-моему, он говорил о вскрытии…
Макговерн махнул рукой.
– Это одно и то же. И если там все-таки обнаружили что-то странное – что-то, из чего можно было бы заключить, что ее убили, – Ларри уже знает об этом. Он – ее единственный близкий родственник из оставшихся в живых.
– Да, а если он спросит, зачем тебе это надо?
– Ну, я не думаю, что нам стоит об этом переживать, – проговорил Макговерн дружески-успокоительным тоном, до которого Ральфу совершенно не было дела. – Я скажу, что полиция опечатала дом и что старая мельница слухов на Харрис-авеню уже намолола немало мешков муки. Он знает, что мы с Мэй вместе учились и что последние несколько лет я исправно ее навещал. Мы с Ларри вовсе не без ума друг от друга, но вполне ладим. Он скажет мне, все что нужно, уже хотя бы потому, что мы оба с ним выжили в Кардвилле. Ясно?