– Я же говорила, что когда-нибудь буду готовить только для тебя, – сказала Луиза, добавляя в варево овощи из холодильника и специи из шкафчика над плитой. – В тот день, когда вы с Биллом были у меня и ели разогретые макароны, помнишь?
– Да, вроде бы помню.
– В ящике для молока на крыльце стоит кувшин свежего сидра. Сидр лучше держать снаружи. Не принесешь? Ну и, разумеется, можешь выпить. Мои «парадно-выходные» стаканы стоят на полке над раковиной, но я не могу их достать, не вставая на стул. Сколько в тебе росту, Ральф? Шесть и два?
– Шесть и три. Было по крайней мере. Может быть, я потерял пару дюймов за последние несколько лет, усох от старости или что-то в этом духе. И не надо таких церемоний только ради меня. Честное слово.
Она строго взглянула на него, уперев руки в бока – в одной руке была ложка, которой она помешивала свое варево. Но вся ее суровость исчезла, как только она улыбнулась.
– Я сказала, мои парадно-выходные стаканы, Ральф Робертс, а не мои лучшие стаканы.
– Да, мэм. – Ральф усмехнулся. – Судя по запаху, вы еще очень даже не забыли, как готовить для мужчины.
– Сначала попробуй, а потом говори, – сказала Луиза, но Ральфу показалось, что она польщена.
Еда была действительно выше всяких похвал, и во время обеда по молчаливому уговору они не стали заводить разговор о том, что случилось в парке. Вообще-то с тех пор, как бессонница начала по-настоящему мучить Ральфа, у него были явные проблемы с аппетитом, но сегодня он съел все, что приготовила Луиза: что-то жареное со специями и очень вкусное. И плюс к тому – три стакана яблочного сидра. Оставалось только надеяться, что все оставшиеся на сегодня дела будут происходить где-то поблизости от туалета. Когда они поели, Луиза встала, подошла к раковине и начала мыть посуду. Не отрываясь от своего занятия, она продолжила их прерванный разговор так, словно это было вязание, которое она ненадолго отложила, а теперь вот решила довязать.
– Так что ты сделал со мной там, в парке? – спросила она. – Что ты сделал, чтобы цвета вернулись?
– Я не знаю.
– Я как будто стояла на самой границе другого мира, и когда ты закрыл мне глаза руками, ты толкнул меня туда.
Он кивнул, вспомнив, как она выглядела в первые несколько секунд после того, как он убрал руки: как будто сняла очки, вымазанные в фосфоре.
– Я это сделал чисто инстинктивно. И да, ты права, это похоже на другой мир. Про себя я его называю мир аур.
– Это чудесно, да, Ральф? То есть это пугает… и когда это случилось со мной в первый раз – в конце июля или начале августа, – я была уверена, что схожу с ума, но даже тогда мне это понравилось. Это не может не нравиться, правда?
Ральф удивленно смотрел на нее. А он-то думал, что Луиза легкомысленна. Болтлива. Не умеет хранить секреты.
Нет. Боюсь, все было гораздо хуже, приятель. Ты думал, что она ограниченный и пустой человек. Ты ее видел скорее глазами Билла, а не своими глазами, как «нашу Луизу». И никогда не задумывался, какая она на самом деле.
– Что случилось? – спросила Луиза немного нервно. – Почему ты так на меня смотришь.
– Ты видела ауры с конца лета? Так долго?
– Да, и все ярче и ярче. И чаще. Поэтому я и пошла к врачу. А я действительно выстрелила в это существо из пальца, Ральф? Чем дальше, тем меньше мне в это верится.
– Да, так и было, и чуть раньше сегодня я сделал то же самое.
Он рассказал ей о своем столкновении с Доктором номер три, о том, как он прогнал этого злобного гнома… но, как оказалось, всего лишь на время. Он положил руку ей на плечо, погладил ее и сказал:
– Я ничего особенного не сделал, просто повел себя, как ребенок, который играет в Чака Норриса или Стивена Сигала. Но я все-таки послал в него этот луч, луч синего света. Я не знаю, как я это сделал, но я это сделал. Ты можешь выстрелить еще раз?
Луиза захихикала, повернулась к нему и прицелилась в него из пальца:
– Хочешь выяснить прямо сейчас?
– Не наставляйте на меня эту штуку, дамочка, а то вдруг он заряжен. – Ральф улыбался, но совсем не был уверен в том, что это всего лишь шутка.
Луиза опустила палец и налила в раковину моющее средство. Помешивая воду одной рукой, она задала Ральфу вопрос, который сам Ральф назвал бы Большим и серьезным вопросом:
– Откуда взялась эта сила, Ральф? И зачем она?
Он покачал головой, встал из-за стола и подошел к мойке.
– Я не знаю, и еще раз не знаю. Может, тебе помочь? Где у тебя помойное ведро?
– Какая разница, где у меня помойное ведро? Иди сядь на место. И я тебя умоляю, успокой меня и скажи, что ты не из этих современных мужчин, которые всегда обнимаются друг с другом при встрече и вечно играют в боулинг.
Ральф рассмеялся и покачал головой:
– Да нет, просто меня хорошо воспитали.
– Ладно, и пока ты не начал рассказывать, какой ты на самом деле чувствительный, усвой, что есть вещи, которые девушкам нравится открывать самим. – Она открыла шкафчик под раковиной и вручила ему выцветшее, но идеально чистое полотенце. – Вытирай посуду и ставь сюда. Потом я все унесу. А пока можешь мне рассказать всю историю целиком. А не краткую версию, адаптированную для Билла.
– Договорились.
Он все еще думал, с чего начать, и решил, что слова придут сами собой. И так оно и получилось.
– Когда я понял, что Каролина скоро умрет, я начал ходить на прогулки. И вот однажды, когда я гулял вдоль шоссе, что ведет к аэропорту…
Он рассказал ей все, начиная со стычки между Эдом Дипно и толстым водителем, развозившим садовые удобрения, и заканчивая сегодняшним разговором с Биллом, когда тот посоветовал ему пойти к врачу, потому что в их возрасте психические расстройства – это «вполне нормально». Ему пришлось пару раз повторяться, чтобы восстановить недостающие эпизоды – к примеру, как старина Дор появился в тот самый момент, когда Ральф пытался урезонить Эда, – но Луиза не возражала против такой манеры повествования. И когда Ральф закончил рассказ, на него накатила такая волна облегчения, что это было почти болезненно. Как будто кто-то положил ему на сердце кучу кирпичей и теперь убирал их по одному.
С посудой тоже было покончено, и они переместились из кухни в гостиную, всю уставленную и увешанную фотографиями, с большой фотографией мистера Чесса на телевизоре в качестве главного снимка.
– Ну и? – спросил Ральф. – Ты мне веришь или пойдешь вызывать «скорую психиатрическую»?
– Конечно, верю, – сказала Луиза и, кажется, не заметила облегчения, отразившегося на лице у Ральфа. Или, может быть, предпочла не заметить, чтобы его не смущать. – После всего, что было сегодня утром – не считая того, что я рассказала тебе про свою замечательную невестку, – у меня уже не получится не верить. И в этом мое преимущество перед Биллом.
И отнюдь не единственное, подумал Ральф, но решил не озвучивать эту мысль.
– И ничто из этого не случайно, да? – спросила Луиза.
Ральф покачал головой.
– Скорее всего.
– Когда мне было семнадцать, – сказала она, – мама наняла мальчика с нашей улицы, чтобы он помогал ей по хозяйству. Его звали Ричард Хендерсон. Она могла нанять кучу других мальчишек, но выбрала именно этого, потому что выбрала его для меня, понимаешь, о чем я?
– Конечно. Она решила вас сосватать.
– Угу, но она была не особо упорна в своих попытках, и слава Богу, потому что не было мне дела до Ричи… в этом смысле по крайней мере. Но все-таки мама делала все возможное. Если я читала на кухне, она просила его наполнить ящик дровами, хотя был уже май, и мы давно уже не топили. Если я кормила цыплят на заднем дворе, она посылала его туда же, чтобы что-то починить. Она хотела, чтобы он примелькался… чтобы я к нему привыкла… чтобы нам понравилось общаться друг с другом, и если бы он пригласил меня на танцы или на ярмарку, она была бы просто счастлива. Это было совсем ненавязчиво, но все-таки это было принуждение. Вот на что это все похоже.
– Такое принуждение вовсе не кажется мне ненавязчивым, – сказал Ральф, непроизвольно прикоснувшись к боку, куда его ткнул ножом Чарли Пикеринг.
– Ну разумеется. Когда тебе тычат ножом под ребра – это, должно быть, ужасно. Слава Богу, что у тебя был баллончик. Так ты думаешь, а старина Дор… он тоже видит ауры? И что-то из того мира велело ему положить баллончик тебе в карман?
Ральф беспомощно пожал плечами. Он и сам уже думал об этом, но когда кто-то другой произносит вслух твои мысли, земля действительно уходит из-под ног. Потому что, если это Дорранс подложил ему баллончик, какая-то
(сущность)
сила или какое-то существо… В общем, кто-то знал, что Ральфу понадобится помощь. И это еще не все. Эта сила – или существо – также должна была знать о том, что (а) в воскресенье Ральф пойдет в библиотеку, (б) погода, которая до этого была очень даже приятной, вдруг станет ненастной, и ему придется надеть пиджак и (в) какой именно пиджак он наденет. То есть иными словами, это что-то могло предугадывать будущее. А мысль о том, что на него обратила внимание такая сила, пугала его до смерти. Он понимал, что вмешательство этих сил спасло ему жизнь, но все равно это его пугало.
– Может быть, – сказал он. – Может быть, что-то использовало Дорранса как мальчика на посылках. Но почему и зачем?
– И что нам делать теперь? – добавила Луиза.
Она взглянула на часы, которые висели между фотографиями мужчины в енотовом пальто и женщины, которая, судя по виду, вот-вот скажет какую-то глупость, а потом потянулась к телефону.
– Почти половина четвертого! Боже ты мой!
Ральф дотронулся до ее руки.
– Кому ты звонишь?
– Симоне Кастонгвай. Сегодня вечером мы собирались поехать в Лудлоу – мы в карты играем, а в Грандже сегодня большая игра, – но я не могу, после всего что случилось. Я же там без штанов останусь. – Она засмеялась, а потом покраснела. – Это всего лишь фигура речи.