Ты совсем по-другому выглядишь, Робертс. Как-то моложе, что ли. Вот что сказала ему миссис Перрин сегодня вечером, но ему уже говорили подобные вещи… где-то с конца лета, правильно? И основная причина, почему его друзья насильно не поволокли его к доктору, заключалась в том, что он стал выглядеть лучше и больше не напоминал человека, с которым что-то не так. Он жаловался на бессонницу, но с виду выглядел здоровым и даже бодрым. Наверное, соты все-таки помогли, сказал ему Джон Лейдекер, когда они выходили из библиотеки в воскресенье. Сейчас Ральфу казалось, что это было уже так давно, еще в Каменном веке. И когда Ральф спросил у Лейдекера, о чем это он говорит, тот пояснил, что говорит о бессоннице Ральфа. Вы сейчас выглядите в миллиард раз лучше, чем в тот день, когда я увидел вас в первый раз.
И Лейдекер был не единственным. Теперь Ральф вспомнил. В последнее время он себя чувствует отвратительно, не живет, а волочет себя по жизни… но люди упорно твердят ему, как хорошо он выглядит, как молодо выглядит, как он посвежел. Элен… Макговерн… даже Фэй Чапин сказал что-то похожее пару недель назад, хотя Ральф не мог точно вспомнить, что именно.
– Ну конечно, – сказал он вслух тихим убитым голосом. – Он спросил меня, не пользуюсь ли я кремом от морщин. Крем от морщин, Боже ты мой!
Неужели уже тогда он воровал жизненные силы у других людей? Крал их энергию и даже не знал об этом?
– Да, воровал, – произнес он тем же тихим убитым голосом. – Господи Иисусе, получается, я вампир.
Но верное ли это слово? Может быть, в мире аур тот, кто ворует чужие жизни, называется Центурионом?
У него перед глазами возникло бледное и безумное лицо Эда – словно призрак, который возвращается, чтобы наказать своего убийцу, – и Ральф, неожиданно испугавшись, обхватил руками колени и опустил голову.
Глава 15
В двадцать минут восьмого ухоженный «линкольн таун кар» семидесятых годов, но в великолепном состоянии, подкатил к дому Луизы. Ральф – последний час он провел, принимая душ, бреясь и пытаясь успокоиться – стоял на крыльце и наблюдал, как Луиза выходит из машины. Все слова прощания были сказаны, и до него донесся беззаботный смех.
«Линкольн» уехал, и Луиза пошла к дому по подъездной дорожке. Где-то на половине пути она остановилась, обернулась и встретилась взглядом с Ральфом. Они смотрели друг на друга с разных сторон Харрис-авеню и прекрасно все видели, несмотря на сгущающиеся сумерки и на приличное расстояние в двести ярдов, которое их разделяло. Они светились в темноте друг для друга, словно потайные факелы, не видимые другим.
Луиза «прицелилась» в него пальцем. Очень похоже на тот жест, который она сделала перед тем, как «стрелять» в Доктора номер три, но это совсем не расстроило и не напугало Ральфа.
Намерения, подумал он. Все дело в намерениях. Люди всегда совершают ошибки… но если ты знаешь, как себя вести, то их можно и избежать.
На кончике пальца Луизы появился мерцающий сгусток серого света, который тут же превратился в луч и понесся через тени, сгущавшиеся на Харрис-авеню. Случайная машина проехала прямо сквозь этот луч. Окна автомобиля озарились мгновенной вспышкой. Коротко мигнули фары, но на этом все и закончилось.
Ральф тоже поднял руку и вытянул палец, из которого вырвался серый луч. Два луча встретились точно посередине Харрис-авеню и переплелись, как корни деревьев. Потом эта косичка из света устремилась в небо – она поднималась все выше и выше и становилась все бледнее и бледнее. Ральф убрал палец, и его половина этого любовного переплетения исчезла. Через мгновение исчезла и половина Луизы. Ральф медленно спустился с крыльца и пошел через газон. Луиза тоже направилась ему навстречу. Они встретились посередине улицы, в том самом месте, где уже встретились их лучи. Ральф обнял Луизу за талию и поцеловал.
Ты выглядишь по-другому, Робертс. Как-то моложе, что ли.
Эти слова продолжали крутиться у него в голове, как бесконечная магнитофонная пленка. Ральф сидел у Луизы на кухне и пил кофе. Он не мог отвести от нее глаз. Она выглядела лет на десять моложе и, кажется, сбросила килограммов десять по сравнению с той Луизой, которую он привык видеть последние несколько лет. Интересно, сегодня утром в парке она выглядела так же молодо и свежо? Ральфу казалось, что нет; но, с другой стороны, сегодня утром она была очень расстроена и даже плакала, а слезы в общем-то никого не украшают.
И все же…
Вот именно: и все же. Маленькие морщинки в уголках ее губ исчезли. Складки на шее разгладились, кожа на руках уже не была по-старчески дряблой. Сегодня утром Луиза плакала, сегодня вечером она была счастлива и довольна, но Ральф понимал, что это не объясняет тех перемен в ее внешности, которые случились буквально за считанные часы.
– Я знаю, почему ты так смотришь, – сказал Луиза. – Это пугает, правда? То есть это, конечно, ответ на вопрос, правда ли все, что с нами происходит, но все равно страшно. Мы нашли Источник Молодости. Какая там Флорида, он все время был здесь, в Дерри.
– А мы его нашли?
Луиза пристально посмотрела на Ральфа, и вид у нее был удивленный… и немного обиженный, как будто ей показалось, что он решил над ней подшутить. Что он обращается с ней как с «нашей Луизой». Потом она потянулась через стол и взяла его за руку.
– Иди в ванную и посмотри на себя в зеркало.
– А чего мне на себя смотреть? Между прочим, я только что брился. Так что я не такой уж и страшный.
Она кивнула.
– Вовсе не страшный, и побрился ты очень даже неплохо, Ральф… но дело не в этом. Просто посмотри на себя.
– Ты серьезно?
– Да, – твердо сказала она. – Я серьезно.
Он почти дошел до двери, когда она вдруг сказала:
– Ты не только побрился, ты еще и рубашку поменял. Это хорошо. Ничего личного, но та была порванная.
– Правда? – Ральф стоял к ней спиной, так что она не могла увидеть его улыбку. – А я не заметил.
Он стоял в ванной, опершись о раковину, и изучал собственное отражение добрых минуты две. Именно столько времени ему понадобилось, чтобы поверить в то, что он действительно видит то, что видит. И тут было чему удивляться: в его седых волосах появились черные пряди цвета воронова крыла, мешки под глазами исчезли, – но больше всего его поразило то, что с губ исчезли все морщины и глубокие трещины. Вроде бы мелочь… но это было совершенно ненормально. Это были губы молодого и полного сил человека. И…
Ральф засунул палец в рот и провел по зубам. Он не был уверен на сто процентов, но ему показалось, что зубы стали длиннее, как будто бы отросли.
– Срань господня, – пробормотал Ральф и вспомнил тот день прошлым летом, когда он дрался с Эдом Дипно. Сначала Эд принял его дружелюбно, а потом сообщил ему по большому секрету, что Дерри наводнили жуткие монстры, убийцы детей. Существа, крадущие жизнь. Все линии силы сходятся здесь, в Дерри, сказал ему Эд. Я знаю, в это сложно поверить, но это правда.
На этот раз Ральфу было уже проще поверить. Теперь сложнее было поверить в то, что те слова Эда были бредом сумасшедшего.
– Если это не прекратится в ближайшее время, – сказала Луиза, появившаяся в дверном проеме, – нам придется пожениться и сбежать из города, Ральф. Симона и Мина не могли – в прямом смысле слова: не могли – оторвать от меня глаз. Мне пришлось городить какую-то чушь насчет нового макияжа, который я нашла в журнале, но они не поверили. Мужчина мог бы поверить в такое, но женщина знает, чего можно добиться с помощью макияжа, а чего нельзя, как ни старайся.
Они прошли обратно на кухню, и хотя ауры снова исчезли, одну яркую ауру Ральф все-таки видел: румянец на лице у Луизы.
– В итоге я им сказала единственное, во что они могли бы поверить.
– И что же? – спросил Ральф.
– Я им сказала, что встретила мужчину. – Она замолчала, а потом, когда кровь снова прилила к ее щекам и окрасила их в розовый цвет, она все же решилась: – И что я в него влюбилась.
Она отвернулась. Ральф взял ее за руку и развернул лицом к себе. Он смотрел на маленькую аккуратную складочку у нее на локте и думал о том, как было бы здорово дотронуться до нее губами. Или, может быть, кончиком языка. Потом он поднял глаза и посмотрел на нее:
– А это правда?
Ее взгляд лучился искренностью и надеждой.
– Мне кажется, да, – тихо проговорила она. – Но сейчас все так странно… Все, что я знаю точно: я хочу, чтобы это было правдой. Мне нужен друг. Я очень долго была несчастлива, и мне было страшно, и еще я была одинока. Одиночество – это самое худшее, что случается с человеком в старости. Не болячки и радикулит, не одышка, когда поднимаешься на один лестничный пролет, который ты просто пролетал, когда тебе было двадцать… а именно одиночество.
– Да, – сказал Ральф. – Это действительно самое худшее.
– Никто с тобой больше не разговаривает… нет, конечно, с тобой говорят, но постольку-поскольку, и это совершенно не то же самое… а большинство тебя просто не замечает. Ты когда-нибудь испытывал что-то подобное?
Ральф подумал о Дерри старых пердунов – о том городе, который не видят и не хотят видеть те, кто вечно спешит и вечно чем-то занят – и кивнул.
– Ральф, обними меня.
– С удовольствием, – сказал он и заключил ее в объятия.
Какое-то время спустя, запыхавшиеся и смущенные, но безумно счастливые, Ральф с Луизой уселись рядышком на кушетке в гостиной. Эта кушетка, абсолютно хоббитского размера, была больше похожа на широкое кресло, которое во всех каталогах называется «креслицем для влюбленных». Но они вовсе не возражали против такого названия. Рука Ральфа лежала на плече у Луизы. Она распустила волосы, и он крутил в пальцах ее локоны, размышляя о том, как легко забываются ощущения. Женские волосы на ощупь совсем другие, не такие, как у мужчин. Она рассказала ему про сегодняшнюю карточную игру. Ральф слушал очень внимательно, но не сказать, чтобы он был очень удивлен.