Несмотря на ранний час, в околийском управлении царила напряженная деловая обстановка. Тревога, объявленная в связи с побегом заключенного, не отменялась, и крестьяне все уши прожужжали, спрашивая, не пора ли снимать засады, потому что пришло время идти на работу, не поймали ли бандита и до каких пор они будут сидеть голодные в горах. Мой заместитель кому-то что-то объяснял, давал указания и никак не мог оторваться от телефона, чтобы доложить о случившемся этой ночью. Он и не подозревал, что вся эта суматоха вызвана мной. Закончив телефонные переговоры, он, весь мокрый от пота, сел на диван и, чертыхнувшись, сказал:
— Ну и работа!.. Всю ночь не удалось сомкнуть глаз из-за какого-то паршивого полицая!
— Плохо работаем, — заметил я.
Он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Легко тебе говорить!» — а вслух пробормотал:
— Послушай, Калин, ведь я запретил выводить их на работу. Я теперь буду выяснять у начальника тюрьмы, почему не выполнили мое требование...
— Откуда он сбежал? — спросил я, продолжая делать вид, будто ничего не знаю.
— Они работали на огороде. Вот сейчас дождусь, когда приведут его...
— Так вы что, уже поймали его? — вскочил я словно ошпаренный.
— А ты как думаешь? Мы что, бездельничали здесь? — с подчеркнутой гордостью ответил он. — Правда, его ранили в ногу. Находившиеся у моста в засаде наши люди приказали ему остановиться, но он стал убегать, намереваясь уйти за границу. Пришлось стрелять...
— Когда это произошло? — с волнением спросил я.
— Часов около трех ночи. Я уже послал машину, и его должны вот-вот привезти...
На душе у меня сразу стало легче, словно свалилась гора с плеч. Я понял, что это был не мой «беглец», поскольку в три часа ночи он находился со мной, а после того, как мы расстались, ему предстояло еще преодолеть около сорока километров, чтобы выйти к месту этой засады.
— Этот заключенный не из нашей тюрьмы, — спокойно сказал я, но, заметив иронический взгляд своего заместителя, добавил: — И хорошо, что не наш.
Мой заместитель вскочил с места и убежденно заявил:
— Бьюсь об заклад, что заключенный из нашей тюрьмы!
— Не будем спорить. Для меня не имеет никакого значения, откуда бежал этот человек, — сказал я и тут же спросил: — А как идут дела у дезертира?.. Есть ли какие новости?
— Пока никаких. Придется еще подождать, — ответил он несколько скептически.
Помолчав немного, я стал подробно рассказывать ему о «беглеце». Теперь об этом должен был знать и мой заместитель, поскольку я один уже не мог осуществлять задуманную мною операцию.
— Но об этом, кроме нас с тобой, никто не должен знать! — предупредил я в заключение и добавил: — Прикажи сегодня же арестовать троих его приятелей. Пусть их допросят, а потом извинятся перед ними и отпустят. Семью «беглеца» надо выселить в ближайшие же дни!
— Если б я знал, не стал бы посылать в оцепление столько людей, — ответил он с нотками упрека в голосе.
— Ничего! — сказал я. — Зато все прошло естественно и убедительно. Теперь никто не заподозрит подлога...
В этот момент кто-то постучал в дверь. Один из оперативных работников доложил:
— Около здания вертится какой-то человек, пытается заглянуть в окна управления. Похоже, что это один из приятелей Бакоты.
Мой заместитель, выглянув в окно, воскликнул:
— Да это же Чилик!.. Иди приведи его! — сказал он оперативному работнику, а затем обратился ко мне: — Давайте поговорим с ним и посмотрим, что у него!
Вошел заросший, оборванный мужчина лет пятидесяти, сильный, мускулистый, с белой повязкой, затянутой узлом на затылке. В руках он держал пустую сумку. Его голубые как небо глаза бегали по сторонам.
— А, Чилик, здравствуй! Как поживаешь? — встретил его на пороге мой заместитель. — Заходи, поговорим...
— Мне нужен дядя Коце! — ответил смутившийся пришелец.
— Дяди Коце нет. Я буду вместо него. Садись, рассказывай, что там у тебя.
— А почему его нет? — испуганно спросил Чилик.
— Он здесь больше не работает. Его назначили в другое место. Если у тебя что-то важное, можешь сказать обо всем мне...
— Я пойду, раз нет дяди Коце. Я пойду... — твердил Чилик, отступая к двери.
Было яснее ясного, что Чилик пришел сообщить что-то важное, но не имел полномочий передать это кому-то другому, а мы никак не могли убедить его довериться нам. В тот момент когда Чилик собирался уже выйти из кабинета, мой заместитель вдруг вспомнил:
— А Данче, жена дяди Коце? Она ведь еще здесь! С ней ты не хочешь поговорить?
Голубые глаза Чилика заблестели. Он так обрадовался, будто ему сообщили о рождении сына, и, вздохнув с облегчением, сказал:
— Она здесь?.. Так я пойду к ней.
Продолжать разговор с Чиликом было бесполезно. Оставалось только отвести его к Данче. Она не раз сталкивалась с подобного рода секретами, наверняка знала Чилика, и, конечно, ей он скажет, что его привело сюда.
С ним пошел и мой заместитель. А когда возвратился, был так возбужден, что начал докладывать, не успев закрыть за собой дверь:
— Послушай, золотой человек этот Чилик... Ты даже не представляешь, какой он артист! Ох-хо‑о, загадал он мне загадку, я тебе скажу...
Затем, сев в кресло, мой заместитель закурил и, немного успокоившись, стал рассказывать. Я слушал его затаив дыхание, не перебивая.
Чилик был самым бедным в деревне. В его маленькой, старенькой избенке не нашлось бы ничего, что можно было спрятать под замок. У него было пятеро детей, мал мала меньше, исхудавшие от постоянного недоедания. С утра и до поздней ночи работал он в горах, чтобы заработать копейку и прокормить семью, но никак не мог свести концы с концами. Однажды зашел к нему Бакота — наш бывший заместитель начальника околийского управления госбезопасности. Он знал Чилика с давних пор. Бакота отвел его в кооператив, купил ему мешок муки, три бутылки оливкового масла, пять кусков мыла и проводил домой. Чилик от радости был на седьмом небе: за всю свою жизнь он не имел столько муки! С тех пор Бакота, высокий, сильный, на вид суровый, а в сущности мягкий и добросердечный человек, стал его самым большим другом. И все в управлении знали: если Чилик прибыл в город, то сначала зайдет к своему приятелю и скажет: «Рад видеть тебя, дядя Коце! Как здоровье? Все ли благополучно в семье? Дай вам бог здоровья!» Бакота каждый раз приглашал его к себе на обед, но Чилик всегда отказывался, ссылаясь на то, будто только что пообедал в гостинице. Соглашался он зайти лишь на чашку кофейного напитка из ржи, мастерски приготовленного Данче, женой Бакоты...
— О-о, Чилик, ты где пропадаешь? А я уже соскучилась по тебе! Думаю, уж не заболел ли? Ведь больше месяца не заходил, — с радостью встретила гостя Данче.
Чилик поздоровался, благословил ее и детей и, как всегда, уселся на свое обычное место — к столу на кухне. Данче засуетилась, выпроводила детей и начала извиняться, что не смогла достать натуральный кофе и по этой причине приготовила ржаной напиток. Затем, словно кто-то подсказал ей, обратилась к Чилику:
— Если ты пришел к дяде Коце, то его нет. Он в Горна-Джумае. Теперь он там работает, повысили его.
— Повысили, говоришь? — обрадовался Чилик, словно повышение получил не его приятель, а он сам.
— Если у тебя какое дело, скажи обо всем вот этому человеку. Ему все можно говорить. Теперь он — главный начальник и приятель дяди Коце.
Добрая и сообразительная Данче! Ее будто кто предварительно проинструктировал, как и что сказать. Она словно предчувствовала, что Чилик на этот раз принес важные известия.
Чилик повернулся к тому, кого представила ему Данче, смерил его оценивающим взглядом и тихо сказал:
— Я пришел к дяде Коце, но уж коли его нет, а ты — его приятель, расскажу тебе об одном деле, чтобы и ты знал... Как тебя зовут?
Данче упредила моего заместителя:
— Кольо, Кольо его зовут...
— Значит, дядя Кольо? Прости, что я так тебя называю. Я простой человек, мне так легче... А теперь слушай. Я все подстроил так, чтобы вы завтра вечером взяли его!
Кольо, ничего не понимая, только пожал плечами:
— Кого и за какие прегрешения нужно брать?
Чилик сделал удивленные глаза, словно хотел сказать: «Приятель моего друга не знает о таком деле?..»
— Как за что? Ты что, не слышал об этом бродяге? Ты не знаешь бандита, который убил вашего партизана Анешти, или как там вы его называли? Я все подготовил, вы только приезжайте и берите его тепленького!
Поняв наконец, что Чилик говорил об известном убийце, который наверняка входил в разыскиваемую банду, Кольо попытался выяснить кое-какие подробности, однако Чилик был лаконичен в объяснениях и вновь повторил то же самое:
— Больше ничего не знаю. Я обещал выдать этого убийцу. Вот и сделал все, что надо!
Убедившись, что Чилик и в самом деле больше ничего не знал о банде, мой заместитель решил предложить ему самому арестовать этого бандита.
— Послушай, если я дам тебе вот эту игрушку, — сказал он, показывая на пистолет, — ты сможешь с ним справиться один?
Чилик встрепенулся:
— Упаси меня бог, дядя Кольо! От этого уволь. Я такого не обещал. Я сделал все, что обещал. Грех — обещать и не выполнять. Я клялся перед богом, что вы его возьмете. Не заставляй брать грех на душу, дядя Кольо. Я бедный человек. У меня дети. Упаси их господи...
Данче подала свой знаменитый напиток и сказала:
— Вот, угощайтесь. Горячий, смотрите не обожгитесь.
Чилик медленно, маленькими глотками отпивал ароматный напиток, явно доставлявший ему большое удовольствие, и так же не спеша объяснял, как он выследил бандита:
— Я обещал найти бандита еще тогда, когда дядя Коце дал мне муку и спас от голодной смерти моих детей. Бедняжки ходили по гумнам, собирали кукурузные початки, а я их размалывал на камнях, чтобы сварить что-нибудь вроде мамалыги. Дети разболелись, особенно младшенькая. Тужим с женой, что нам делать. И вдруг — мешок муки. Детишки вдоволь наелись. Они ели с такой жадностью. А у меня на душе стало так хорошо и приятно. А мука-то не кукурузная, а пшеничная, из России, белая-белая. Я смотрел на детей и радовался. Совсем другие дела пошли. Спас моих детишек дядя Коце, и я поклялся перед богом отплатить за добро добром... Начав охотиться за бандитами, я первым делом стремился узнать, не наведываются ли в здешние места неизвестные люди, не принимает ли их кто-нибудь. И вот вскоре мне повезло. Как-то я пришел в гости к своему родственнику — работнику лесного хозяйства в Виштерице. Когда мы сели за стол, выпили и закусили, он стал жаловаться мне, что к ним повадился один бандит: «Целый год его кормлю, а теперь взялся носить еще и в горы, других кормит. Не знаю, что и делать, хоть застрелись...»