— Да, парень, если б не наша адвокатская милость, сидеть бы тебе в тюремной камере! — И он с гордостью начал рассказывать подполковнику о том, как защитил меня на судебном процессе, почему и как подвели меня шумкари и как глупо было составлено и оформлено обвинительное заключение в полиции. Все это, мол, послужило прекрасной зацепкой для того, чтобы ему, как адвокату, показать себя и добиться оправдания подсудимого по недоказанности вины.
Только спустя много месяцев после этого случая мы узнали истинную цену его благородства. Павлов настойчиво создавал себе репутацию честного адвоката и защитника бедноты. На самом же деле он преданно служил властям и в то же время заигрывал с нами, особенно после разгрома немцев под Москвой и краха армии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом. А меня, как выяснилось потом, он перепутал с подсудимым другого судебного процесса. Так или иначе, но голова моя осталась на плечах. Однако после этого случая я никогда больше не ходил ни на постоялый двор, ни в корчму без охраны. Всегда помнил об этом случае.
А тогда, запыхавшийся, возвратился я к своим друзьям и сообщил им о своей встрече с Павловым. Выслушав меня, приятель из Градево сказал:
— Ну, парень, считай, что тебе крупно повезло!..
За что народный суд судил адвоката Павлова, мне неизвестно. Осталось тайной и то, почему ему был вынесен приговор «условно». Встреча с ним теперь предстояла мне в другом месте и при других обстоятельствах. Стало известно, что адвокат Павлов вместе с пятью своими сообщниками ушел в подполье и начал враждебную деятельность против народной власти. Эта группа очень быстро была разгромлена. Произошло это в тот момент, когда заговорщики готовились напасть на дом лесника на Парангалице, около Рилского монастыря.
А случилось это так. Одна знакомая нашего контрразведчика Янкова, очень красивая женщина лет тридцати, с прекрасным именем Орфета, в откровенной беседе пожаловалась как-то ему, что, если бы не дети, сбежала бы куда глаза глядят: осточертели ей незнакомые люди, приходившие к свекру. Ее не раз будили среди ночи, приказывали печь хлеб, заставляли жарить мясо и кур. Однажды она посоветовала мужу, который работал лесорубом в горах и раз в неделю приходил домой за хлебом, сообщить в милицию, но он ответил: «Не лезь на рожон!»
Эта женщина оказала нам большую помощь. Через нее нам удалось выяснить, что каждую неделю в определенные дни из Рилского монастыря приходили двое, забирали у нее два огромных ранца с продуктами и уходили в горы. Мы выследили их и установили точное место расположения банды. Мы тщательно готовились к ее уничтожению и, по-моему, справились с этим успешно: у нас не было даже раненых, только один милиционер сломал себе ногу при падении.
Оперативная группа в составе четырнадцати человек ударила внезапно ровно в одиннадцать часов дня. Трое бандитов подняли руки после первого же требования сдаться. Двое бросились бежать, но после нескольких предупредительных выстрелов остановились и тоже подняли руки. Бледные как полотно, дрожа от страха, они упали на колени, начали плакать и молить нас о пощаде. В землянке мы нашли все их имущество и оружие. Однако Павлова и след простыл.
Я начал расспрашивать о нем пленных, и в этот момент милиционер со сломанной ногой, лежавший на носилках, вдруг закричал:
— Вон он!
Повернувшись в сторону крутого откоса, я увидел, что Павлов, прошмыгнув меж камнями, скрылся в кустах и побежал к лесу. Янков тут же открыл стрельбу, но пули не задели Павлова, и он исчез. Наша оперативная группа быстро заняла высоты на противоположной опушке леса, чтобы отрезать ему путь, однако Павлова нигде не удалось обнаружить. Он словно сквозь землю провалился. Позже, когда мы начали анализировать, куда исчез главарь банды, все предположили, что он мог затаиться где-то поблизости, а с наступлением темноты незаметно уйти из этого района...
Не прошло и полугода, как Павлов появился снова как главарь новой банды. А когда мы разгромили и эту банду, но Павлову опять удалось скрыться, один из наших сотрудников в сердцах воскликнул:
— Он как привидение! Настоящий фантом! Я такого никогда не встречал!..
С тех пор на досье, разбухшем от многочисленных сведений о бывшем адвокате, вместо настоящей фамилии этого ловкого и изворотливого бандита появилась Фантом. Это случайно оброненное меткое определение как нельзя лучше характеризовало этого человека. Не прошло и суток после разгрома банды, как Павлов, почувствовав себя в безопасности, явился в одну из деревень на своем пути, зашел в общинное управление и обезоружил старосту и милиционера, засидевшихся там допоздна. Через два дня Фантом поджег сеновал в соседней деревне, а спустя неделю на шоссе возле Предела пытался захватить автобус. Один из пассажиров стрелял в бандита, но безуспешно. Когда мы обследовали место происшествия, ничего, кроме нескольких капель запекшейся на сухих листьях крови, не обнаружили. А Фантом опять будто вводу канул. После этого случая о нем не было слышно больше восьми месяцев.
Искали его повсюду. Раскрыли много уголовных дел, запутанных и перепутанных, смешных и печальных, а следов Фантома — никаких. Предполагали, что его ранили и он ушел за границу, но сведений, подтверждавших бы наши догадки, не поступало. Много случалось в то время разных неприятностей, и всю вину обычно валили на Фантома.
Во время поисков Павлова у нас бывали и такие казусы. Однажды мы получили сообщение, что к пастуху в Добриниште зашел вооруженный человек. Пастух с сыном накормили незнакомца, а потом, улучив момент, скрутили его. Мы решили — наверняка Фантом! А когда приехали, то увидели связанного по рукам и ногам нашего контрразведчика Банлиева. Пастух стоял над ним с топором, словно древний воин, изготовившийся к бою.
— А я уже хотел стукнуть его по башке, — начал объяснять пастух, когда понял, что задержал не бандита, — а потом подумал: «А что, если это важная птица?» — и дал знак моему Георгию...
— Ты сумасшедший! Говорил же тебе, что я представитель власти и здесь нахожусь по делам... — сердито ворчал Банлиев, растирая отекшие руки, освобожденные от веревки.
— Говорил, говорил, но я не очень-то всем верю, особенно людям с Пирина... Ну и что из того, если вышла ошибка? Вот я тебе покажу свою сторожку, будешь заходить прямо ко мне... — сказал раздосадованный пастух.
Так или иначе, но мы опять, в какой уже раз, возвращались домой, как говорится, несолоно хлебавши. Нас и огорчил и развеселил этот случай. Тогда мы еще не знали, что этой весной, когда наши люди сбились с ног в поисках Фантома, он спокойно и терпеливо готовил новую банду. Ему вновь удалось обработать пятнадцать человек, недовольных народной властью, и склонить их к вооруженной борьбе в горах. Это был хитрый и изворотливый враг. Свое логово он устроил в трехстах шагах от шоссе, по которому на своем газике мы проезжали каждый день по нескольку раз. Он наблюдал за нами и в душе смеялся над нашей беспомощностью. А когда нам стало известно, где он скрывается, и мы хотели взять его, он вновь скрылся. В каком направлении исчез Фантом, никто не знал.
Опять прошли месяцы. Наступила зима, в горах выпало много снегу. Мы были уверены, что зима заставит его спуститься в какую-нибудь деревню, но в какую именно, выяснить не удавалось. Наши сотрудники ходили из села в село, проверяли самые незначительные сигналы, поступавшие к нам. Было дьявольски трудно — все равно что искать иголку в стогу сена. Может быть, поэтому очередной сигнал тоже вызвал недоверие.
В деревне Озерец жил учитель. Ни у кого этот человек не вызывал симпатий. У него было одутловатое, безбровое, по-детски улыбающееся лицо; редкая, едва заметная бородка. Русые волосы торчали во все стороны. Его писклявый, почти женский голос невольно раздражал и вызывал желание поскорее уйти от этого человека. Он был высокого роста, крупный, неуклюжий. Носил широкие, мешковатые шаровары и, хотя ему едва исполнилось сорок лет, выглядел глубоким стариком. Вот этот учитель неожиданно для нас однажды вечером пришел в город, явился прямо в дом Янкова и под большим секретом, с недомолвками и намеками, сообщил, что ему известно местонахождение ближайшего помощника главаря одной банды. Янков тут же вызвал своего начальника — нашего неутомимого весельчака Кольо, и учитель повторил ему все снова: назвал имя помощника главаря, указал место, где он живет, и, подумав, добавил, что, по рассказам этого помощника Серафима, главарь банды весной при попытке остановить автобус был ранен в ухо.
Было ясно, что речь шла о самом Фантоме. Сообщив все это, учитель категорически отказался от дальнейшего участия в операции по поимке бандита.
— Господа, — заявил он, — хоть я и не имею жены и детей, но мне тоже хочется жить. Вы спросите, а как я решился прийти к вам? Не знаю! Может, чувство долга... Могу еще заявить только одно: этот Серафим является ближайшим помощником главаря банды, а больше ничего мне не известно!..
Добиваться еще чего-то от подобного человека значило бы завалить все дело. Кольо поблагодарил учителя, а потом почти целый месяц Кольо и Янков проверяли достоверность сообщенных учителем данных. Нам было еще не ясно, добровольно ли учитель пришел к нам или кто-то направил его. Тогда с какой целью? Не стоит ли за всем этим Фантом? Почему учитель отказался помогать нам и дальше?.. Вопросы возникали один за другим, но ответов не было...
Тем временем недалеко от Предела, между горами Рила и Пирин, под видом бандита-одиночки стал действовать наш сотрудник Каменов. Чтобы инсценировать пожар, он поджег старую солому около казарм. Солдат подняли по тревоге, прогремела ложная стрельба. А когда через двое суток на станции Мечкул товарный поезд столкнулся со старым вагоном, по селам поползли слухи о том, что и пожар возле казарм, и авария на станции — дело рук какого-то бандита, действующего в одиночку.
Вскоре мы уже знали, что учитель был не совсем случайный знакомый Серафима. Но почему он все-таки решил предать ближайшего помощника Фантома? Может быть, учитель решил порвать с бандитами и как-то искупить свою вину? Во всем этом нам предстояло еще разобраться.