— А может быть, укоротить и другую? Тогда будет легче ходить! — продолжал юноша, улыбаясь.
Все вокруг сдержанно засмеялись, но быстро затихли и настороженно ждали, как прореагирует на эту шутку их новый «начальник». Я вытащил пистолет, демонстративно вогнал патрон в патронник и, указав дулом пистолета на опушку леса, в стороне от лежавших вповалку бандитов, сказал:
— Ты заслуживаешь строгого наказания, но я не намерен сегодня лишать отряд одного бойца! Располагайся отдельно от всех! Десять суток никому не разговаривать с ним! Тот, кто не выполнит приказа, получит пулю, которую я не всадил в тебя! Пошевеливайся!..
Звезда сразу понял мой маневр. Разглядывая смуглого худощавого двадцатилетнего паренька, я испытывал некоторое разочарование: почему Калин дал мне такого юного и неопытного помощника? Но как бы там ни было, теперь я был не один, и радости моей не было предела.
Отойдя в сторону, я быстро объяснил своему помощнику план наших дальнейших действий, а потом вернулся к бандитам и прилег, однако заснуть не смог. До утра я так и не сомкнул глаз.
На востоке уже занималась заря, с гор подул холодный ветерок, трава покрылась росой. Скоро из леса должен был появиться Фантом, чтобы сесть, как всегда, у изголовья своих сообщников и, вглядываясь в их лица, попытаться проникнуть в тайны их сновидений. До прихода Фантома, по моим расчетам, еще оставалось довольно много времени. Я встал и тихо направился к речке, ни на минуту не умолкавшей в долине. Неожиданно до меня донеслись чьи-то голоса. Я остановился, прислушиваясь. Голоса слышались откуда-то снизу. Я направился в ту сторону. Что я увидел! Много мне приходилось слышать об обычаях и традициях этого края, сохранившихся еще со времен древних славян, но то, что предстало перед моим взором, не шло ни в какое сравнение с легендами, и тут я вдруг вспомнил, что сегодня георгиев день.
На поляне, со всех сторон окруженной лесом, я увидел десять — двенадцать девчат. Они резвились как дети, то разбегаясь в разные стороны, то собираясь в кружок. Их звонкий смех, оглашавший горы, был словно предвестник рождавшегося дня. И вдруг, как по команде, они начали раздеваться. «Значит, народ не случайно слагал песни о венках и букетах сказочных женщин в белых прозрачных нарядах?» — подумал я. Вспомнилось детство, вспомнились песни и игры на георгиев день под столетним ореховым деревом и шумные хороводы девушек и парней возле старой церкви, на окраине села. Казалось, зазвеневшая сейчас песня шла из тех времен:
Ковер живых цветов...
Соберут ли их девушки-невесты?..
Соберут, соберут и венков наплетут,
Венков наплетут,
Головки увьют, на праздник пойдут...
Я смотрел, пораженный волшебством обычая, прошедшего сквозь века как символ девичьей непорочности и будущего материнства. Мне казалось, что я вижу призраки. Горы пробуждались. На востоке занималась заря. Небо стало синеть. Над лесом еще царила летняя мгла и, словно вуалью, окутывала лица завтрашних невест. Я смотрел как зачарованный, захваченный таинством необыкновенного ритуала. А девушки стояли будто изваяния из бело-синего мрамора. И вдруг, как по сигналу, словно вспугнутые кем-то куропатки, они бросились по поляне врассыпную и со звонким смехом и криками, напоминавшими неврокопские колокольчики, начали падать в мокрую от росы траву. Этим девушкам пришла пора выходить замуж, и, по обычаю, они должны были на георгиев день искупаться в росе, чтобы быть чистыми, как капли росы на траве, и чтобы их новая жизнь началась как ясное летнее утро. По преданию девушка, не выкупавшаяся на георгиев день в росе, не сможет стать матерью. Их тела вздрагивали от прохладной росы. Девушки визжали, вскакивали и вновь ныряли в траву, омывая росой лицо и упругие груди, чтобы было молоко, когда они станут матерями. Казалось, они обезумели от игры перед восходом солнца. Меня охватило такое чувство, будто я присутствую при рождении чего-то нового и прекрасного. В этой сцене на поляне передо мной предстала сама первозданная природа, царственная и могучая, прекрасная и величественная. Вот девушки поднялись, сплошь усеянные перламутровыми каплями, сверкающими в предутреннем мягком свете, быстро оделись и запели нежно и певуче:
Пробуждайтесь, Дифтено, Янинке,
Вставайте — на праздник пойдем!
Пока солнышко не встало,
Пока роса не опала,
Наберем цветов на георгиев день,
Наберем да венки заплетем...
Они пели, собирали цветы, складывая их в букеты, плели венки, чтобы украсить ими вход в свой дом, а я лежал в своем укрытии смущенный и взволнованный. И вдруг волна ненависти охватила меня, ненависти к тем, кто вынашивал планы уничтожить все это прекрасное. Мысленно я увидел разъяренного Фантома, с налившимися кровью глазами, замышлявшего расправу с молодыми строителями. И опять перед глазами поплыла только что виденная сцена на поляне. Казалось, сама природа восставала против Фантома и его сообщников...
Я вернулся в лагерь. Бандиты еще спали. Фантом пока не приходил. Странно: почему он сегодня нарушил свою привычку — появляться на рассвете? Я прилег. Небо стало совсем светлым. Вот-вот должно было взойти солнце. Я старался быть внешне как можно спокойнее, но как мне это удавалось, не знаю. Я был напряжен до предела, и ценою огромных усилий мне приходилось контролировать каждый свой шаг. Постепенно мне становилось ясно, почему Фантом держал своих людей подальше от их родных и близких. Ведь в городах и селах уже налаживалась новая жизнь, с которой люди Фантома так или иначе соприкасались во время своих налетов или вылазок за продуктами. Вполне возможно, что некоторые из них стали интересоваться этой новой жизнью, что, конечно, пугало Фантома. Поэтому он, выходя из тайного укрытия к своей банде, всегда держал палец на спусковом крючке пистолета, спрятанного в кармане, опасаясь, что кто-нибудь из его людей захочет выдать или убить его. Фантом, видимо, замечал, что у его сообщников настроение изменилось, что некоторые из них только и выжидают удобного случая, чтобы сбежать к своим семьям...
Обдумывая план действий, я учитывал настроения в банде и надеялся, что мне удастся использовать в борьбе против Фантома тех, кто еще способен порвать с прошлым и начать честную жизнь. Неожиданно мои размышления прервали приближавшиеся сзади шаги. Мне не составило труда определить знакомую походку Фантома. Я хорошо знал эти осторожные кошачьи шаги, запомнил его привычку наступать сначала на носок, а потом на всю ступню и мог безошибочно отличить эту походку от тысячи других даже на значительном расстоянии. Я обернулся. Это был он. Фантом стоял на опушке. На нем, как когда-то, был костюм, галстук красно-коричневого цвета, мягкая шляпа и туфли. Он стоял, выпрямившись во весь рост, и внимательно вглядывался в лица своих подданных, продолжавших спокойно спать. В таком виде Фантом совсем не походил на человека, готовившего жестокую расправу над невинными юношами и девушками.
— Иди сюда! — позвал он меня жестом руки, увидев, что я уже поднялся.
— Ты что, в монастырь, что ли, нарядился или на собрание? — бросил я, отыскивая в карманах спички, чтобы закурить. — Или, пока мы нежились в постели, уже и власть переменилась и нам надо спешить взять ее в свои руки?
Он не ответил на мою шутку. Был мрачный и злой.
— Операция переносится на завтра! — сурово проговорил он и, тяжело вздохнув, продолжал: — Проведены аресты. Точно еще не известно, кого взяли. Удалось бежать лишь одному. Он говорит, что нам грозит окружение. Я пойду выясню подробности. Остальным — пока ни слова!
Эта внезапная новость буквально ошеломила меня. Я стоял и смотрел на главаря банды в недоумении. Сердце мое учащенно билось. Может быть, следовало как-то прореагировать, выругаться, но я молчал, усиленно размышляя: «Наши начали как раз вовремя... Значит, пора и мне...» Фантом весь дрожал от ярости. Увидев, что его сообщники проснулись и расходятся по поляне, он отвел меня в лес и начал объяснять, что и как делать в его отсутствие, особо отметив, чтобы никто не покидал лагеря.
— Ты знаешь, что я придумал? Сначала колебался, но теперь решил твердо. Для укрепления нервов моих людей... Я прикажу, чтобы у каждого из тех строителей отрубили пальцы на руках и ногах, а девушкам вырезали груди. Пусть помучаются. Смерть от пули — слишком легкая смерть, не так ли?..
Он говорил мягко, старательно подбирая слова. Может, он боялся напугать меня жестокостью расправы? Я много слышал о его садистских склонностях, допускал, что в рассказах все преувеличивали и сгущали краски, но то, что я услышал из его собственных уст, приводило в ужас. Я почувствовал, как волосы на моей голове зашевелились и встали дыбом, а руки напряглись. Я готов был схватить и вдавить его в черную липкую грязь.
— Я ухожу, вернусь только к вечеру, а ты спустись вниз! Знаешь сторожку Мечкаря? Он работает на меня, у него там человек шесть хотят встретиться с нами. Поговори с ними, но запомни: горячие головы мне не нужны! Молодые легко загораются, но быстро и остывают; от таких больше вреда, чем пользы. Если будут настаивать и проситься к нам, действуй по обстановке. Может, создадим из них новый отряд, а ты станешь их командиром? Однако, пока я не вернусь, окончательного решения не принимай...
— Будь спокоен! — ответил я, провожая его, и как бы между прочим добавил: — Взял бы с собой нескольких человек на всякий случай!
— У меня есть кого взять! — отмахнулся он, и я понял, что его будут сопровождать двое — тот, которому «удалось» бежать, и неизменный телохранитель Фантома Серафим.
Было яснее ясного, что со всем следовало покончить именно сегодня, пока не будет Фантома. Он больше ничего не сказал, был очень разъярен, хотя и старался сдерживаться, а раздражать его лишними расспросами не имело смысла. Известия об арестах было достаточно для того, чтобы принять окончательное решение. Фантом намеревался проверить, кого из его людей в селах арестовали, а кого оставили на свободе. Не исключено, что он направлялся в Горна-Джумаю. Об этом свидетельствовали его парадный костюм, галстук и туфли...