— Ой, товарищ начальник, совсем забыл оставить дома денег! У жены ломаного гроша нет... даже на хлеб не осталось...
Делать было нечего — мы возвратились. Но у кого среди ночи взять взаймы денег? Хорошо, что у меня в карманах нашлись две ассигнации по пять тысяч левов. Я достал деньги и подал ему:
— Извини, но больше ничем тебе помочь не могу!
Бай Коста вопросительно посмотрел на меня и, не скрывая смущения, проговорил:
— Я возьму, но при условии, что ты возьмешь в залог вот это. — И протянул мне старинные часы с крышкой. — Подарок от дяди.
Теперь я окончательно убедился в том, что имею дело с порядочным человеком. Мне стало даже как-то неловко, и я хотел настоять на своем:
— Я предлагаю тебе взаймы без залога! Неси жене, а потом разберемся!
— Нет! — ответил он. — Товарищ начальник, я не могу взять денег без залога!
Мне ничего не оставалось, как принять часы в залог, пока он не вернет долг. Часы были ценные, старинные — настоящая семейная реликвия.
Его не пришлось долго ждать. К машине он возвратился довольный и, как мне показалось, несколько повеселевший.
— Видишь ли, начальник, в чем дело. Дочка хотела купить шерсть на кофточку, договорилась с одним пастухом. Ну а если она не заплатит сейчас, он продаст другим, а шерсть очень хорошая. Но ты не беспокойся, через месяц я верну тебе все сполна...
«Странно! Говорил, что деньги нужны жене, а на деле оказалось — дочке. Другой отец на его месте обиделся бы, а он возвратился с полпути, потому что обещал дочери найти деньги...» — размышлял я.
Всю дорогу бай Коста был спокоен. Я не заметил на его лице ни малейшего волнения. А ведь нам обоим было известно, что завтра ему предстоял напряженный день. Выпадало ли ему такое испытание за всю его долгую нелегкую жизнь? Выдержит ли?.. Мне, как и всем другим, было ясно, что у Мацуоки и его людей не было никакой поддержки. Нигде, кроме леса, они не могли найти себе приюта. Мы знали, что в селах, куда он приходил, жители «принимали» и «угощали» его только под дулами автоматов...
К утру мы прибыли в Ихтиман. За время пути мне удалось вздремнуть. Поспал ли бай Коста, не знаю. В околийском управлении мне сообщили, что Мацуока объявился в южных районах этой околии. Он напал на крестьянина, работавшего в поле, и легко ранил его в плечо.
Чтобы не вызывать подозрений, бай Коста отправился в гости к своей сестре лишь к вечеру, когда прошел рейсовый автобус. Проводив Косту, я организовал тщательное наблюдение за домом его сестры.
Я видел, как сестра, встретив брата, заплакала, потом, поцеловав его, повела через сад в дом. Мне пришлось сменить наблюдательный пункт, чтобы видеть комнату, в которую они вошли. Сначала они были вдвоем, а некоторое время спустя вошел мужчина. Это был хозяин дома, брат Мацуоки. При свете керосиновой лампы было хорошо видно, как мужчины обнялись, потом сели за стол друг против друга. Я до полуночи не покидал своего наблюдательного поста, размышляя, чем закончатся и эти наши усилия поймать бандита.
Когда в доме все легли спать, я решил поехать в Софию и немного побыть со своей семьей. Встречу с бай Костой я назначил на одиннадцать часов следующего дня. Шофер с машиной ждал меня за деревней. Мы быстро выбрались на главное шоссе, ехать по которому было одно удовольствие. Все шло хорошо, и я даже не заметил, как мы подъехали к Вакарельскому перевалу. И тут мы попали в сплошной, непроницаемый туман. Неожиданно шофер нажал на тормоза, машина заскрипела и покатилась вниз. Перед моими глазами мелькнул какой-то серый камень, потом раздался удар, треск, звон разбитого стекла... Я почувствовал кровь на лице. Когда нас вытащили с помощью троса из кювета, оказалось, что авария не такая уж серьезная: помяли одно крыло и разбили лобовое стекло. Мы отогнули крыло, чтобы оно не задевало за колесо, и тронулись дальше. Потихоньку добрались до Софии. В больнице мне промыли рану на голове и забинтовали. Но когда я собрался уходить, врачи в один голос запротестовали:
— Стойте, куда вы? Мы вас не выпустим, вам нужно полежать!
Пришлось дать подписку о том, что я самовольно покинул больницу. Я и в самом деле не мог остаться: встреча с бай Костой была назначена на одиннадцать, а о нем, кроме меня, никто не знал. Да он и не доверился бы никому, кроме меня.
Дома я оказался часам к трем ночи. Осторожно, чтобы не разбудить и не напугать своим видом жену, я открыл дверь и вошел, но не успел закрыть за собой дверь, как жена ужо вскочила с постели. Увидев повязку у меня на голове, она заохала, и мне с трудом удалось успокоить ее. Наш малыш крепко спал. У меня для сна времени уже не оставалось: нужно было искать другую машину для возвращения в Ихтиман. К утру прибыл газик, дежуривший в отделе. Жена воновалась, пыталась отговорить меня от поездки. Ей хорошо было известно, что моя работа каждую минуту сопряжена с риском. Но сейчас я не только не мог, а просто не имел права давать себе даже малейшее послабление. Мно было жаль жену, которая постоянно волновалась и тревожилась за меня. Я это каждый раз читал в ее глазах. Однако я знал, что в то же время всегда найду у жены сочувствие, поддержку и понимание.
Прощаясь, жена и на этот раз сказала только несколько слов:
— Береги себя, слышишь? — Этими словами она говорила, что целиком поддерживает дело, которому я отдал всего себя.
Шофер был уже другой, хорошо мне знакомый, шутник и балагур. С ним мы исколесили немало пыльных и ухабистых дорог Болгарии. Увидев меня, он с улыбкой спросил:
— Вы что, товарищ инспектор, в мечеть собрались?.. Новую веру приняли?
— Маску сменил, да и только! — в тон ему ответил я, стараясь держаться степенно.
Доехали до места мы очень быстро. Ровно в десять часов утра я уже наблюдал, как сестра Косты суетилась по дому, складывала в его сумку какие-то продукты. Потом хозяева проводили бай Косту до дороги и попрощались. Сестра тихо плакала, а ее муж, понурив голову, что-то говорил, а затем обнял шурина и долго не выпускал его из объятий.
Встретились мы согласно уговору на автобусной остановке. Бай Коста подошел ко мне с просьбой разменять деньги. Сели. Вокруг ни души, и он не спеша, как о самом обычном и естественном, сообщил:
— Здесь Мацуока! Вчера в полночь прибыл. Это наша вторая встреча. В первый раз я видел его в тридцать восьмом году, когда выдавал сестру. Я немножко выпил, товарищ начальник, ты уж извини... Никак не мог отказаться... сам знаешь... И не ищите его в другом месте. Он в доме своего брата, у него там тайник оборудован...
— Не может быть! — не выдержав, воскликнул я. — Мы каждую неделю проверяли этот дом!
— Да не спеши ты, товарищ начальник! Все расскажу по порядку, от начала до конца! — спокойно продолжал бай Коста. — Тот парень, что был у меня, — это, конечно, твой человек! Когда он пришел ко мне в дом и сел за стол, то покраснел оттого, что нечаянно уронил пепел на скатерть. Я сразу понял, что он — неплохой парень!.. Значит, ты хотел привлечь меня к своему делу, так, что ли? А можно ли доверить такому человеку, как я, родственнику бандита?.. Вот что я хочу понять!..
Он поставил меня в неловкое, даже в весьма деликатное положение: рассказать ему обо всем значило нарушить принцип конспирации, а промолчать или сказать неправду — нанести ему кровную обиду. И все же я решил сказать ему откровенно, что никто к нему не питает недоверия, а просто прибегнуть к таким мерам пришлось в силу необходимости скрыть операцию от врагов. В отношении Елина тоже пришлось сказать правду: теперь уже не было смысла скрывать ее.
— Ну что ж, хорошо, раз это нужно для дела, — вздохнув, с удовлетворением произнес бай Коста. — А паренька немножко пожуришь, ему пойдет на пользу: хорошо, что пришел ко мне, а встретился бы с Мацуокой, тот прикончил бы его в одно мгновение...
И бай Коста начал подробно рассказывать о своей встрече с сестрой, а потом и с Мацуокой.
— ...Увидев меня, сестра расплакалась — ведь мы не виделись много лет! — И запричитала:
— Брат мой, а я уже не чаяла увидеть тебя живым!
— Да что ты, сестрица? Жив я, здоров, успокойся!
— Ничего, ничего, это я от радости, — ответила она и пригласила в дом. А когда мы проходили мимо двери, за которой прятался Мацуока, сестра шепнула мне на ухо: — Туда не смотри, родной ты мой, там он, грабитель, душегуб. Там он, внутри. Только жрет да спит, зверь ненасытный, и не поперхнется, не подавится...
Прошли в дом, сели, поговорили, потом она начала накрывать на стол: принесла мясо, домашнюю колбасу, поджарила яичницу, пирог поставила. Взглянул я на стол и сказал:
— Сестрица, ты как будто ждала меня?
А она тихонько ответила:
— Нет, родимый, не ждала. Просто сегодня моя очередь кормить этого кровопийцу. Мы там, за домом... он так велел... сложили дрова, чтобы с дороги не было видно, когда мы выходим на задний двор и ставим ему на окно тарелку с едой... И так вот тянем лямку, браток, а он еще сердится, все не так, все не по его, всяких деликатесов требует, боится, что отравим... Одним словом, плохи наши дела... братушка.
Я стал спрашивать сестру, почему они не выдадут бандита властям. А сестра заплакала и сквозь слезы рассказала:
— Вторая-то его невестка приходит к нему по ночам, стерва. Хитрая как лисица... А уж распутная... Она вытягивает из него денежки, наверное, уже миллиона полтора отвалил ей, не меньше. А муж ее, брат его, Пантелей, — тоже злодей. Повел он его как-то в Янчов, напали там на учительницу, такую хорошую девушку, изнасиловали, осквернили. А потом этот зверь и говорит Пантелею: «Ты ее подержи, а я заколю... — и добавил: — Ты, Пантелей, ненавидишь свою жену, я тоже свою ненавижу. Вот тебе миллион. Не будем драться из-за какой-то юбки. Я дам тебе много денег...» А невестка, жена Пантелея, влюблена в этого изверга с давних пор и сейчас только для него и держит дом... Мой муж по глупости взял у Мацуоки взаймы двести пятьдесят тысяч, чтобы отправить дочку в город на учебу. Теперь они и говорят нам: «Донесете на своего старшего брата Георгия — вместе пойдете на виселицу: ваша расписка у него в кармане!..»