— Здесь, кроме мусора и старого хлама, ничего нет.
Мы бросились к другой двери, но она была заперта изнутри. Мы понимали, что можем оказаться удобной мишенью. В этот момент сообразительный Наско открыл окно и, не теряя ни секунды, прыгнул внутрь, открыл дверь, и мы с начальником окружного управления вскочили в небольшую прихожую. Здесь увидели две двери — налево и направо. Одна дверь была открыта, через нее уже проскочил Наско. В глубине прихожей стояла лестница, там оказался открытый люк на чердак. Значит, Мацуока проникал в свой тайник через этот люк. Теперь нам предстояло попасть в комнату, дверь в которую была накрепко закрыта. Сначала следовало обезопасить себя, говоря военным языком, с тыла, если бандит скрывался именно там, а уж потом приступить к чердаку. Наско держал наготове дымовую гранату, чтобы бросить ее в тайник и выкурить оттуда Мацуоку.
Мы попытались открыть дверь. Налегли втроем что было силы — дверь чуть-чуть подалась, но, когда ее отпустили, мгновенно встала на свое место. Мы снова все втроем навалились на дверь. Раздался треск — и дверь с шумом распахнулась, прижав кого-то к стенке. Наско мигом подскочил к охнувшему за дверью человеку и приставил к его груди пистолет. Мы с начальником окружного управления в мгновение ока обезоружили «самодержца» двадцати шести деревень.
Мацуока дрожал от страха, хныкал и порывался встать на колени.
— Пощадите, господа, пощадите, господа!.. — умолял он.
При обыске у Мацуоки нашли пять пистолетов, среди них оказался и подаренный нашим разведчиком Милковым во время той злополучной встречи.
Доставив в город Мацуоку, мы часа через два возвратились в деревню, чтобы разобраться, кто по своей воле помогал этому бандиту, а кто по принуждению. Решили прежде всего зайти к жене второго брата Мацуоки, которая, по словам сестры бай Косты, была любовницей бандита. Подходя к их дому, мы заметили страшный переполох. В сенях на переброшенной через балку веревке раскачивалась, в своем праздничном платье, эта женщина. Около нее плакали трое детей и растерянный муж. Мы немедленно перерезали веревку и освободили ее из петли, а Наско вызвал фельдшера. Он внимательно осмотрел любовницу Мацуоки и сказал, что сонная артерия не повреждена и женщину можно еще спасти. Мы увели детей и мужа и, как могли, успокоили их. Брат Мацуоки знал причину случившегося. Он наверняка ненавидел свою жену, но сейчас рыдал и рвал на себе волосы.
Бай Коста ждал нас в канцелярии общины. Я сразу занялся составлением протоколов, изучением чековых книжек и подсчетом денег, изъятых у бандита. Бай Коста почему-то не уходил и, видимо, хотел еще о чем-то поговорить со мной. Я не выдержал:
— Послушай, прошу тебя, подожди немножко!
— Подождать-то я подожду, товарищ начальник, но тут вот у меня за пазухой тоже деньги Мацуоки. Жгут они мне душу... Вы уж возьмите их и не сердитесь!..
Я взял у бай Косты пачку крупных ассигнаций и машинально пересчитал. На одной из них заметил два темных пятна. Присмотревшись внимательнее, закрыл глаза. Это была засохшая кровь. Значит, деньги у Мацуоки были в крови не только в переносном смысле этого слова, но и в прямом.
Бай Коста тоже увидел это, однако ничего не сказал, а только слегка побледнел и отвернулся.
— Что с тобой? Плохо тебе? — спросил я его.
— Ничего, ничего! Дай мне сигарету!..
ПРОБУЖДЕНИЕ
3вонок в прихожей прозвенел еще раз. Магда нервно отбросила книгу (только взялась перечитывать стихи своего любимого поэта Яворова) и, не поднимаясь с постели, крикнула:
— Кто там?
Однако никто не отозвался. Она помолчала, подождала минутку и, разнервничавшись еще больше, встала. Настроение испортилось: она могла наслаждаться стихами, когда никто не мешал, а тут вдруг звонят. Магда чувствовала, что кто-то стоял за дверью и не уходил.
— Нахалы! Не дадут и минуты покоя, — пробормотала она нарочито громко, чтобы было слышно за дверью. Пусть знают, что она в своем доме! Быстро набросила халат, привела в порядок волосы, взглянула в зеркало — кто знает, кого там принесло? — и направилась к двери.
— Это я, откройте, — послышался незнакомый мужской голос.
Магда остановилась в нерешительности: ее всегда пугали незнакомые люди.
— Кто вы? — спросила она, стараясь рассмотреть мужчину через глазок, но увидела только часть его лица, мягкую серую шляпу и поднятый воротник мокрого габардинового макинтоша.
— Откройте, я вам все объясню! — Незнакомец явно нервничал.
Голос у него был настойчивый, и Магда еще больше заколебалась: она очень боялась жуликов. Немного отошла от двери. Он, видимо угадав ее состояние, с еще большей настойчивостью начал уверять:
— Не беспокойтесь! Я не вор и не злой человек. Откройте, и вы сами убедитесь в этом!
И она то ли поверила ему, то ли просто набралась храбрости, но, не раздумывая больше, открыла. Перед нею стоял высокий широкоплечий мужчина и улыбался.
— Добрый вечер, — проговорил незнакомец учтиво, даже изысканно.
— Вечер добрый, — ответила Магда, но от двери не отошла, держась от незнакомца на расстоянии. — Что вам угодно?
— Так я и предполагал! — улыбнувшись, сказал он. — Время медленно, но уверенно вычеркивает из памяти прошлое!..
Она вздрогнула, так как ей показалось, что в шуме ветра до ее слуха донесся очень знакомый голос, и сердце ее учащенно забилось. «Нет, нет... Не может этого быть... — подумала она и тут же отбросила свою догадку. — Не может этого быть...»
Незнакомец, заметив ее смущение, внезапно шагнул через порог и закрыл за собой дверь. Это ее напугало, и она воскликнула:
— Что вы делаете? Прошу вас, ради бога! — И, отшатнувшись, прижалась к стене.
— Магда... ты что, не узнаешь меня? — с отчаянием тихо спросил он. И опять что-то далекое и очень знакомое уловила она в его голосе.
— Нет... — ответила она не задумываясь, а затем, помолчав, добавила: — Пожалуй, я где-то вас встречала, но... откуда вам известно мое имя?.. Ну что ж, проходите! Простите за негостеприимство! Ведь время уже позднее, а я одна...
В гостиной было не прибрано. Джогова задержалась на работе, устала, и ей не хотелось ни за что браться. Было одно желание: поскорее юркнуть под теплое одеяло и чтобы никто не беспокоил.
Гость устроился в кресле у стены. Магда подошла к камину, чтобы подбросить несколько поленьев в еще не погасший очаг. Не спеша подбрасывая поленья одно за другим, она пыталась воскресить в памяти забытый образ мужчины, которому принадлежал такой знакомый голос. На улице свистел ветер, а в гостиной было тепло и уютно. Незнакомец расстегнул воротник, снял макинтош, многозначительно улыбнулся и внимательно начал осматривать мебель, стены, на которых, кроме трех маленьких картин и гобелена над буфетом, ничего не висело.
— С давних пор отмечено, что у хорошеньких женщин короткая память, и это — не случайно! — иронически заметил он, но Магда не поняла намека. — Красавицы всегда стараются быть на виду у других, а сами ничего не замечают вокруг и даже не пытаются запомнить тех, с кем встречаются.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.
Магда немного успокоилась и села напротив на диван, однако все же держалась настороженно.
— Хочу сказать, что хорошенькие женщины быстро забывают свое прошлое, потому что оно, как правило, весьма богато! — с иронией в голосе продолжал он, разглядывая свой мокрый макинтош, который не выпускал из рук. Затем, помолчав, спросил: — В этом доме есть вешалка?
Магда не ответила на вопрос и не встала, чтобы взять у него макинтош. Она явно растерялась.
— Я не могу ничего вспомнить... И вообще... — пролепетала она и замолчала, чувствуя, что у нее вдруг голова пошла кругом.
Несмотря на свои тридцать пять лет, Джогова больше походила на хрупкую, молоденькую девушку, чем на одинокую, много пережившую женщину, муж которой сидел в тюрьме. Ее волосы, рассыпавшиеся по округлым красивым плечам, отливали естественным блеском. Ее большие, цвета кофе, глаза излучали какую-то особенную теплоту, присущую лишь зрелым и умным женщинам.
Она задумчиво рассматривала своего гостя, стараясь вспомнить, где и когда встречалась с ним. И вдруг среди оживших в памяти людей и событий перед ее глазами всплыл образ молодого офицера в форме летчика военно-воздушных сил его величества. Он вошел в казино одного провинциального городка и пригласил на танец тогда еще совсем юную Джогову, которая сидела за столиком в глубине зала. Это было летом тысяча девятьсот сорок третьего года...
Магда Джогова, нахмурив брови, откинулась на спинку дивана. Перед глазами все закружилось, завертелось, как на карусели. Теперь она отчетливо вспомнила своего гостя.
Однако она снова внимательно посмотрела на него и остановила пристальный взгляд на его плечах, словно желая увидеть на них, как и тогда, серебряные офицерские погоны.
— Поручик Стаматов?! Господи, как ты изменился! — испуганно вскрикнула она каким-то не своим, писклявым голосом.
— Надеюсь, не выгонишь меня? Да и можно ли выгнать мужчину, который всегда был здесь желанным гостем, особенно для хозяйки дома, — развязно произнес Стаматов, с усмешкой глядя на огонь в камине.
— Ну и нахал же ты! — грубо ответила Джогова.
Стаматов встал и медленно приблизился к ней.
— Магда, я пришел не для того, чтобы ссориться с тобой!.. Ты считала меня убитым? Думала, что никогда больше не увидишь меня, но я здесь и пришел к тебе...
— Муж говорил мне, что ты погиб на фронте... — смущаясь, сказала Джогова.
— Да, все считали именно так, но, как видишь, иногда случается чудо! — сказал Стаматов уже мягким, спокойным голосом.
Джогова окончательно поняла, что все это происходит с нею не во сне, а наяву. На диване действительно сидел и нежно держал ее за руку поручик Стаматов, в которого она некогда так быстро влюбилась и которого потом так же быстро забыла.
— Ты беглец, что ли? — спросила Джогова.