— Ты, Атанасов, очень добр ко мне, но ты из органов государственной безопасности. Ты — доверенный человек, в твоих руках власть, ты можешь ходить повсюду, а я простой человек, не обижай меня...
Сотир сделал вид, будто не обратил внимания на его слова. Не понимая, куда он клонит, Атанасов предложил выпить еще, но Кара Мустафа не сказал об этом больше ни слова. Весь вечер он пел песни и рассказывал охотничьи истории.
Как-то Кара Мустафа пришел в сельскую общину и стал ждать Сотира Атанасова. Никто, кроме меня и шофера газика, не знал о прибытии Атанасова в этот день в Слаштен. Как ему стало известно об этом, я до сегодняшнего дня не могу понять. В другой раз он приготовил ужин для Атанасова, когда тот совершенно неожиданно, без всяких предупреждений, выехал в поездку по своему району. В большинстве деревень в то время и телефонов-то не было. Просто невероятно, каким образом становилось известно о выездах наших работников. Оставалось предположить, что вся усиленная деятельность врага в приграничном районе и дальше на север, до Чепино и Разлога, — дело рук людей, о которых что-то знает Кара Мустафа. Мы не имели никаких улик, даже косвенных, и постоянно пытались ухватиться за ниточку, которая вывела бы нас к бандам. А они продолжали появляться словно из-под земли и так же внезапно исчезали. Сначала бандиты расклеивали листовки с угрозой старостам, их помощникам или секретарям партийных организаций. Вскоре в одном из сел хоронили двух стариков, ставших жертвами подрывной деятельности. Вместе с повозкой они взлетели на воздух от взрыва мины. На шоссе в Садово подорвался грузовик, который вез муку крестьянам; погибли два человека. Через некоторое время после этого случая недалеко от границы подорвался на мине газик, погибли трое: два офицера и старшина. За пять-шесть дней шоссе разминировали, но в околии создалась тяжелая, напряженная обстановка; люди были напуганы, как никогда. Учителя перебрались в околийский центр. Молодой врач уехал в Софию. Перед отъездом он заявил мне, что возвратится только тогда, когда в околии исчезнут бандитские шайки. По селам ходили инструкторы околийского партийного комитета, убеждая крестьян в преимуществах кооперативного хозяйства, но все их усилия оставались безрезультатными. Помню, как-то я присутствовал на одном собрании в Огняново. Докладчик из околийского комитета бай Митью горячо объяснял:
— Кооперативный строй, товарищи, это социализм. А знаете ли вы, что такое социализм? Это — наука, товарищи! Пришло время заставить науку служить трудовому человеку... Агрономия, физика, химия... А известно ли вам, что такое химия? Представьте себе, товарищи, вот сейчас жара, земля высохла и потрескалась, скорбит и плачет земля. А если применить химию — с неба польет дождь как из ведра...
Выступая на другом собрании, бай Кольо Шуманов разъяснял:
— Когда построим социализм, мы будем иметь громадные участки и сады и на каждом участке будем выращивать одну культуру, а не так, как сейчас: ряд помидоров, ряд перца, ряд еще чего-нибудь. Нельзя так, товарищи...
Люди смеялись, качали головами, но вступать в коллективное хозяйство отказывались. И не потому, что они не понимали и не верили в новое. Нет, они просто боялись нового, их еще будоражили ветры старых времен, а они пахли порохом...
В городах и селах у нас были сотни и тысячи друзей-единомышленников, готовых помогать нам. В некоторых селах все жители от мала до велика вместе с нами вели наблюдение за лесами, борами и оврагами, заброшенными загонами для скота и хижинами в горах, но пока не удавалось напасть на след оголтелых бандитов. Мы держали под неослабным контролем наиболее подозрительных лиц в приграничной зоне, но и это еще не дало никаких результатов. К сожалению, те, кто убивал, терроризировал и наводил страх на население более двадцати деревень и сел, оставались пока за пределами нашего наблюдения. Иногда банды в двести — триста человек блокировали целые села и вступали в бой с пограничниками, стремясь увести с собой за границу целые семьи с детьми и скотом. Мы узнавали об этом в лучшем случае на следующий день.
И вот именно в тот момент, когда мы сделали первый шаг к неожиданному успеху, Сотир Атанасов совсем случайно натолкнулся на бандитов.
В этот день, как обычно, Атанасов ходил во селам. К вечеру он остановил пыливший по дороге грузовик, чтобы возвратиться в город. Однако в кабине рядом с шофером оказалась стонущая роженица, а в кузове блеяли овцы. Атанасов не захотел ехать вместе с овцами и, махнув рукой, пешком зашагал по пыльной дороге. За день он очень устал, ему страшно хотелось спать. Добравшись до опушки леса, он лег и уснул. Проснулся от холода. Была уже ночь, на небе светила луна, блестели яркие звезды. Атанасов закурил, забросил за плечи двустволку и быстрым шагом направился в ближайшую деревню. Он ужасно проголодался и спешил добраться до деревни, пока его друзья не легли спать. Неожиданно ему показалось, что в темноте прячутся люди. Он остановился, посмотрел по сторонам, прислушался. Он был уверен, что не ошибся. Сколько там пряталось людей, он не знал, но всем своим нутром чувствовал, что в лесу кто-то есть. Ему почудился даже запах мужского пота, сливовицы и жареной баранины.
Сотир Атанасов был храбрым, смелым человеком, об этом знали все, но тут он сильно испугался. У него даже мелькнула мысль, что ему пришел конец. Он живо представил себе, как, безжизненный, летит в пропасть. В такие моменты даже самый храбрый может совершить что-то нелепое, нелогичное. Атанасов обернулся в ту сторону, где почувствовал спрятавшихся бандитов, и вдруг закурил новую сигарету, осветив зажженной спичкой свое побледневшее лицо.
Когда спустя два часа он пришел ко мне и обо всем рассказал, в лице его не было ни кровинки. Я представил себе его состояние, когда он находился там, рядом со смертью, и не стал бранить его, ибо понимал, что он вернулся чуть ли не с того света. Ведь Атанасов был прекрасной мишенью, и, как выяснилось позже, его спасло лишь то, что бандиты, увидев его одного, сначала не поверили своим глазам, а потом расценили его действия как хитрый маневр...
Первое время мы имели сведения о том, где останавливаются бандиты на дневку и куда совершают переходы по ночам. Однако выходить в том направлении в ту же ночь не было смысла: бандиты имели возможность быстро уйти за границу.
Теперь мы ничего не знали о банде и не могли составить плана, как обезвредить ее. Обстановка же требовала, чтобы мы поскорее уничтожили бандитов; больше нельзя было терпеть их наглых набегов на наши села, поскольку это подрывало народную власть и наш авторитет. Было яснее ясного, что бандиты имеют убежища, что у них есть сеть помощников, но установить, кто и где они, было дьявольски трудно. Мы пробовали наладить контакт с пастухами, но получали один и тот же ответ: «Ничего не знаю, ничего не видел». И продолжали ловить ветер в поле.
Может, Атанасов был совершенно прав, когда просил разрешить ему довериться Кара Мустафе? Видимо, это было разумно. Мы два или три раза собирались у околийского начальника службы государственной безопасности Бакото, чтобы обсудить просьбу Атанасова, и каждый раз не могли решить, искренне ли поддерживает Кара Мустафа новую власть или он все-таки полностью на стороне бандитов и держит нас под наблюдением. В какой-то степени сделать определенное заключение мешали нам замкнутость его характера и исключительная сдержанность в разговорах со мною и Атанасовым. Да, мы не имели прямых улик, чтобы обвинить Мустафу во враждебной деятельности. К тому же приходилось считаться и с тем, что весь район видел в нем удалого красавца, обладателя трех жен, хозяина восьмидесяти декаров[2] табачных плантаций. Он пользовался славой превосходного наездника и прекрасного охотника. Однако наблюдения за Мустафой мы не прекращали. Особенно внимательно следил за ним Атанасов. Правда, пока не было никаких результатов. И тем не менее нам казалось, что Кара Мустафа оставался той единственной ниточкой, ухватившись за которую мы смогли бы раскрыть бандитов. Но пока все строилось лишь на догадках, на предположениях, предчувствиях. В мечети Кара Мустафу принимали первым; в селах его встречали как господина; все ему кланялись, словно были его подданными, и это еще больше усиливало наши подозрения в причастности Мустафы к дерзким бандитским налетам.
Кто знает, может, правильно Атанасов хотел действовать через Мустафу? Однажды Атанасов по собственной инициативе решил даже навестить Кара Мустафу и сказать ему: «Извини, дорогой Мустафа, что отнимаю у тебя драгоценное время. Да пошлет аллах тебе и твоим чадам всякого благополучия! Убей меня бог, но ты все знаешь о бандитах. Скажи мне, я умею держать язык за зубами. Если ты спутался с ними, твое признание будет иметь большое значение. Верь мне, тебя не тронут, и ты по-прежнему будешь спокойно охотиться на волков на своем коне...» Но, к добру или не к добру, Атанасов ни в тот, ни в другой раз не застал его дома: Кара Мустафа направился в гости к своим родственникам в Сатовче, откуда поехал в Сырницу и вернулся в село только вечером. К его седлу были привязаны две черно-бурые лисицы, четыре зайца и пустая сумка с коробком спичек.
Узнав, что Атанасов находится в их селе, Кара Мустафа в тот же вечер встретил его и, поздоровавшись как с близким человеком, сообщил ему:
— Виделся с твоим однополчанином капитаном Петковым. Жив-здоров, просил кланяться. Обещал приехать повидаться с тобой.
Капитан Петков раньше служил в полку начальником штаба, был замешан во многих темных историях, однако сумел избежать суда. Правда, из армии его уволили. Затем он бежал за границу и, по некоторым сведениям, стал работать на американцев. Атанасов почувствовал себя как в лихорадке. Теперь он окончательно убедился, что Кара Мустафа — человек Стивенса, того самого полковника Стивенса, который создал неспокойную обстановку на границе и терроризировал население четырех приграничных околий.