— Господин начальник! Нашел убитого... в кепке...
От горя Антон уткнулся лицом в землю. Он не знал настоящего имени своего товарища. В отряде его назвали Петко. Наверное, у него есть дети. Антон вспомнил: на безымянном пальце правой руки Петко носил позеленевшее медное обручальное кольцо. Антон не успел узнать ни его характера, ни того, о чем он мечтал и что ненавидел. В глазах Петко всегда светилась доброта и неистовая жажда жизни. «Убит! Наверное, его настиг выстрел снайпера или задела шальная пуля. Какое это имеет значение? Почему я допустил это? Может, вчера вечером я не все предусмотрел на сегодняшний день? Или нужно было принять другие меры при встрече с дровосеком?..»
Антон оторвал голову от земли и испугался собственных мыслей. «От ветра... Нет, я не плачу... — подумал он.
Сквозь слезы юноша увидел перебегавшие к лесу фигуры в синих мундирах.
«Мишел жив! Этот парень должен уйти. Он быстрее, энергичнее... — Антон внимательно пересчитал патроны: двадцать восемь. — Хорошо, хватит. Пусть больше стреляют они...» Полицейские поливали огнем по всему оврагу. Юноша прислушался, и неожиданно до его слуха донеслось чье-то распоряжение:
— Гранаты! Давайте сюда гранаты!
Антон спустился еще ниже, на самое дно оврага, и в следующий миг увидел, что его прежнее укрытие оказалось в дыму и огне. Оставаться здесь было бы бессмысленно. Кольцо вокруг его укрытия сжималось. И Антон, будто его прикрывали огнем, быстро вылез из оврага в двадцати метрах от вырубки и побежал через поле.
Враги заметили юношу, когда тот пересекал островок дубовой вырубки. Это был опасный участок. Антон знал это, но он знал и другое: если полицейские быстро расправятся с ним, то Мишел наверняка не успеет запутать следы и вся эта вражья свора бросится за ним в погоню.
Дубовая вырубка занимала около тридцати декаров. Из пней поднималась молодая поросль высотой почти до груди, а кое-где и выше. Полицейские могли спокойно прочесать этот участок, и Антон уже слышал, как подавались команды развернуться в цепь и начать окружение. Полицейского начальника, очевидно, все это раздражало, и он со злостью кричал:
— Действуйте внимательно!.. Приказываю взять этого дурака живым!..
Это был тот самый полицейский начальник, которого Антон не застрелил благодаря неожиданно появившейся девочке. Сейчас они вновь оказались друг против друга, но между ними теперь не было того ребенка, а только подкрадывающиеся полицейские да безучастные пахучие заросли. А может, и не безучастные? Ведь лес может укрыть, спасти...
— Всей роте оцепить лес!.. Все сюда, сюда!.. — командовал полицейский.
Антон прикидывал: значит, за Мишелом никто не пошел. Полицейские, очевидно, рассуждали очень просто: лучше схватить этого партизана, попавшего в ловушку, чем гнаться за другим, который уже полчаса как двинулся в неизвестном направлении. Антон присел. Пока полицейские не начали прочесывать лес, Антон проверил пистолет, осмотрел и протер каждый патрон, чтобы не произошло осечки, приготовил ручную гранату. Вспомнил о кусочке сахара в кармане пальто, нашел его и съел, чтобы хоть немного восстановить силы.
Антон привстал на колени. Сзади прикрывал его высокий огромный пень с множеством торчавших из него упругих веток, покрытых мягкими темно-зелеными листьями. Преследователи находились метрах в пятидесяти, и Антон хорошо слышал раздававшиеся команды и распоряжения полицейских.
Антону казалось, будто его окружает свора псов. В голове у него все перепуталось. Перед глазами вставали изможденные лица товарищей, обессилевших от истощения. Вспомнился вдруг старик Коста, который вел груженного хлебом мула, обходя все засады и посты...
Антон понимал, что он и его товарищи со своим оружием не могли противостоять этим продажным, беспринципным типам, но он знал и верил, что ярость полицейских обязательно разобьется о преграду, воздвигаемую на их пути силами добра.
В памяти воскресали обрывки пережитого. «Иди, мать, иди, причащайся!.. Отец молчит, значит, согласен. Вот тебе два гроша, купишь свечи... Ах ты, осел, зачем испортил бритву?.. Пана, пойдешь на базар, купи мне булочку!.. Иван, иди сюда! Это ты разбил стекло у дяди Ангела? Ступай проси у него прощения!..»
«...Здесь о прощении не может быть и речи. Здесь вина искупается кровью. Поверят ли те, кто будет жить после нас, как тяжело приходилось сознавать свое бессилие, хотя справедливость и была на твоей стороне?..»
Антон прикидывал: выстроенные в цепь полицейские вот-вот тронутся прочесывать кустарники; ему предстоит кого-то из них убить, затем бросить гранату и через образовавшуюся брешь вырваться из кольца своих преследователей...
Раздавались последние команды, Антон поднял голову. В небе ярко светило солнце. В воздухе разливался пьянящий терпкий запах дуба. Слабо затрещали ветки: это черепаха тащила свой дом. Когда весь мир раскрывается в весеннем кипении и неудержимо обновляется, будущее кажется неясным, как пожелание. Антон оставался спокойным, хотя внутренне был напряжен как пружина.
Полицейские двинулись вперед. В этот момент юноше почему-то припомнилась старая детская песенка про Ивана, которому все кричали, что пора вставать. Эта незатейливая песенка так и вертелась на языке, хотя Антон внимательно следил за приближавшимся противником.
Перекликаясь, полицейские шли медленно, с интервалом примерно в десять шагов. Под сапогами трещали сучья, шуршала листва.
И вдруг Антон увидел перед собой не полицейского, а обыкновенного крестьянина в поношенной военной фуражке. Это был полевой сторож. От досады юноша закрыл глаза. Весь его продуманный до мелочей план действий летел к черту. Нажать на спусковой крючок? Но кого убьешь? Бедняка! И зачем он только направился сюда с этой винтовкой? Почему не остался в селе?.. Моментально созрело новое решение. Сельского сторожа придется, конечно, убить, но только если он сам накличет на себя беду. Если полицейская машина настолько перемолола этого скромного бедняка и превратила его в бездушное существо, способное лишь убивать, не мучась угрызениями совести, то такой никому не нужен...
Антон решил: если сторож увидит его, он даст ему знак молчать, и пусть этот человек сам выбирает, на каком свете ему оставаться. Юноше страшно хотелось пить, но вода во фляжке уже кончилась.
Сторож был небритый, бледный, с ввалившимися щеками. Он не обшаривал вокруг себя и двигался так, будто шагал по раскаленному углю: он боялся как тех, кто шумел справа и слева от него, так и того, кого они искали. «Хоть бы у тебя выдержали нервы! Хоть бы ты со страху не совершил предательства...» — думал Антон.
Когда сторож очутился в двух шагах от Антона, юноша дал ему знак молчать. Увидев направленный на него пистолет, сторож повернул голову в сторону и крикнул:
— Господин старший полицейский, может, будем обедать?! Уже пора, есть хочется...
И двинулся дальше. От него пахнуло кислым потом, мелькнули заплаты на коленях шаровар. Блюститель царского закона шагал босиком: его единственные царвули[18] висели за поясом.
Теперь цепь полицейских шумела за спиной Антона. Обернувшись, он увидел, что полицейский начальник, спасаясь от жарких солнечных лучей, спустился на самое дно оврага. В небо поднялись потревоженные птицы.
Прочесав дубовую вырубку, полицейские ни с чем вышли на поляну, немало удивляясь тому, что двигались плотной цепью, а никого не обнаружили. Офицер молча лег за пулемет и длинными очередями прошелся по кустам. Примеру начальника последовали и остальные полицейские. Поднялся невообразимый грохот. Все куда-то бежали, стреляли, бросали гранаты. Град пуль вздымал фонтанчики земли около дубовых пней, на голову Антона сыпались сбитые ветки. Юноша лежал, широко распластавшись, зарыв руки в теплые листья. Сейчас требовалось одно — плотно прижаться к земле и не двигаться.
Антон слышал, как противник расставлял посты, как повар разливал чорбу, как звякали солдатские кружки. Солнце вскоре зашло. Потом Антон услышал команду окружать лес, чтобы с прибытием подкрепления вновь прочесать его.
Когда совсем стемнело, Антон решил попытаться выйти из западни. Тишина леса настораживала. Часовые щелкали затворами автоматов и громко кашляли, чтобы слышать друг друга. Антон медленно полз, тщательно ощупывая каждую пядь земли. Когда выполз на поляну, подождал, пока не убедился, что его никто не заметил в складках местности. Надо было спешить: утром обязательно придут полицейские с собаками — и тогда все будет кончено.
Часовые не стояли на месте. Они время от времени подходили друг к другу и вновь расходились. Антон, подождав, когда ближайший к нему часовой удалился, пополз по открытому участку. Ему пришлось выжидать так несколько раз. Наконец он достиг ближайшего холма. Здесь присел, немного передохнул и стал надевать ботинки. Окружающий лес Антон знал как свои пять пальцев.
На условленном месте сбора никого не оказалось. А ведь Мишел должен был ждать его здесь! Неужели и его убили? Антон задумался. Терять друзей страшно! Юноша рывком поднялся и направился к дубовой вырубке, где совсем недавно его поджидала смерть. Увидев полицейского на опушке леса, он остановился.
Если Мишел ранен, утром собаки сразу же нападут на его след. Нет! Он должен обязательно найти своего товарища еще ночью! Он поищет его там, где они шли с Петко по оврагу, а потом возле леса...
Идти становилось все тяжелее: ноги не хотели слушаться. Но этот путь нужно было обязательно пройти, поскольку завтра начнется погоня за черноглазым парнем, который так по-детски спрашивал:
— Товарищ Антон, а в праздник трудящимся преподносят цветы?..
Цветы! Огромная ночная поляна, озаренная лунным светом. До нее он добрался быстро, хотя дорога показалась ему такой же тяжелой, как и от низины до Елтепе.
Антон остановился. На опушке леса кто-то лежал. Человек! Антон залег, вытащил пистолет и тихо подал условный знак. Никто не ответил. Юноша пополз, готовый встретиться с любой неожиданностью. Вскоре он увидел, что на траве лежит Петко с неестественно откинутой головой.