Бессонные ночи — страница 55 из 56

Антон шел следом за спокойно шагавшим бай Добри, которому предстояло дождаться доктора Янкова и отвести его на овчарню Шабана Грошарова. Там их встретит Яне с двумя мулами. В пути доктора должны были охранять Марин и Бойка. В последнее время они не разлучались, и, по всей вероятности, у них уже намечалась свадьба.

В отряде никто не знал номера квартиры доктора Янкова, но Антон хорошо помнил дом с зеленым деревянным забором и входную плетеную калитку, на которой висела белая овальная табличка с надписью: «Д‑р Янко Янков. Внутренние болезни. Часы приема: с 4 до 6, кроме воскресенья».

Юноша знал и самого доктора, носившего очки в тонкой оправе. Неизвестно почему, но Антон всегда представлял себе доктора в чесучовом костюме и с неизменным медицинским саквояжем. Доктор казался обычно медлительным и неуклюжим. Его крупное бледное лицо никогда не улыбалось, и жил он как-то изолированно от всего мира.

Бай Добри кашлянул, что означало: «Будь внимательнее, пересекаем дорогу». Лес кончился. Партизаны намеревались спуститься вниз днем, хотя это было опасно. Но сейчас следовало спешить. А наверху, в горах, члены штаба отряда вместе с представителями из штаба зоны расположились около приемника и слушали новости. Все были возбуждены от радости. Если бы Антон сейчас находился там, он тоже кричал бы «ура», узнав, что Красная Армия вошла в Добруджу и, видимо, уже достигла границы. Какая-то радиостанция сообщила на английском языке, что в Софии готовится фашистский переворот, а другая станция заявляла, будто партизанские силы уже направляются к столице.

Тимошкин с помутневшим взглядом лежал на четырех одеялах, бессильно опустив вдоль туловища свои землисто-восковые руки. Партизану требовалась срочная медицинская помощь. Доктор Янков обязательно сумеет облегчить его страдания, и Тимошкин впервые за долгое время забудется так необходимым ему сном...

Антону казалось, что бай Добри идет слишком медленно, хотя юноше и самому хотелось остановиться и перевести дух.

Добри и Антон двинулись обходным путем и пересекли речку подальше от моста, все еще охранявшегося ротой жандармов. Добри наконец остановился и стал проверять глубину речки, стараясь найти удобный брод, чтобы потом в этом месте перенести на спине врача, как это Добри сделал уже однажды.

— У доктора работа сложная, и я должен как-то помочь ему, — спокойно объяснял Добри.

Партизаны остановились возле низкого, обглоданного козами кустарника. До окраины города оставалось пройти метров сто, и теперь юноше предстояло идти туда одному.

— Антон, жизнь у человека только одна, и даром ее не отдавай!.. — хриплым, прокуренным голосом произнес Добри и сильно стиснул его руку. Обветренное лицо старшего товарища озарилось улыбкой и как-то сразу помолодело, а глаза его тепло посмотрели на юношу. — Доктор придет, я знаю его! Если за ним установлена слежка, будь осторожен. Ты хорошо знаешь, как действовать в этом случае. Доктора веди сюда...

— Смерть фашизму! — прошептал Антон, хотя ему почему-то показалось, будто он произнес эту фразу слишком громко. Рука машинально сжалась в кулак.

— Свобода народу! — ответил бай Добри.

В городе царила необычная тишина. Антон не раз приходил сюда днем и с интересом наблюдал за жизнью людей. Ему было приятно прислушиваться, как гулким эхом отдавались его шаги на узкой, вымощенной булыжником улице. Его радовали распустившиеся цветы и запыленная осина с серебристыми листьями. Слегка затененную акацией площадку перед парикмахерской уже подмели и побрызгали водой, и ставни в доме старого медника тоже были открыты. Под тенью двух кленов жужжала чесалка, над которой склонились женщины. Вокруг стояли ветхие низкие домишки. На окнах висели занавески из выбеленного холста. Стены подпирались бревнами, а дымовые трубы покосились. Чем же жил этот притихший в послеобеденный час городишко, который юноша созерцал с тревожно бьющимся сердцем? Нет, он не забыл ни про полицейских, ни про опасность. Внимательно приглядываясь к окружавшей обстановке, Антон с удивлением отмечал, что, пока он бродил в горах и ночевал на снегу, коченея от холода, она будто совсем и не изменилась. И в то же время это кажущееся спокойствие таило в себе смертельную опасность для него.

Неожиданно появился полицейский. Рука Антона машинально потянулась к пистолету в кармане, но полицейский, чем-то озабоченный и полностью погруженный в свои думы, прошел мимо и даже не взглянул в сторону партизана. Антон слышал, что полковник Стоянов в своем приказе заявил, будто Красная Армия не встретит в городе ни одного живого коммуниста и власть в городе останется прежней, пока, мол, будет жив он, Стоянов.

Юноша заметил пулемет на крыше тюрьмы, опоясанной мешками с песком. Пересекая главную улицу, он видел, как солдаты тащили два тяжелых орудия для стрельбы по шоссе, по которому с севера предполагалось наступление советских войск. Антон заметил и беспокойство на лицах двух офицеров, внезапно появившихся перед ним. Партизану пришлось посторониться, а когда они миновали его, Антон почувствовал, как на лбу выступил холодный пот.

Вот и бозаджийница. Вывеска была сорвана и валялась на земле. Неподалеку сидели какие-то военные. Немного подальше, в стороне от главной улицы, темнел старый турецкий постоялый двор. Теперь там размещалось полицейское управление.

На тротуаре возле зеленого забора, выцветшего от солнца и дождей, стоял полицейский мотоцикл, на котором привезли в город убитого Анешти. Доставил его лично сам околийский начальник Георгиев. Находившийся рядом с бозаджийницей патруль двинулся по своему маршруту. Антон уже видел три таких патруля. Было ясно, что с наступлением темноты начнет действовать комендантский час и охрана в городе усилится. Каждая потерянная минута может стоить жизни Тимошкину! Но как незаметно проникнуть в дом врача?

Антон спустился к реке и сел под тень чинары. Ноги гудели от усталости, очень хотелось есть, но в кармане были только две галеты, которые достались партизанам в качестве трофея во время боя около Дикчана. Одну он мог съесть сейчас, а другую — после. А может, ему удастся разжиться чем-нибудь у работающих неподалеку женщин?

Теплый сухой сентябрьский день угасал. Солнце уже спряталось за Пирином, но еще освещало розовыми лучами вершину горы Баба, откуда пришел Антон.

Неожиданно затрещал мотоцикл, послышался топот сапог. Юноша насторожился. «Надо спешить! — подумал он. — Если сейчас не предупредить доктора, Тимошкин умрет...»

Антон кратчайшим путем вдоль реки вышел на улицу и вскоре увидел белую овальную табличку на калитке. Где-то сзади него торопились люди. «Значит, комендантский час еще не наступил», — решил Антон и со спокойным видом продолжал шагать вперед. Наконец он подошел к дому врача и уже собрался было позвонить, но сзади вдруг раздался подозрительный топот. Не останавливаясь, Антон двинулся к перекрестку. И в тот момент, когда партизан намеревался завернуть за угол, он услышал:

— Ну-ка, остановить! Посмотрим, кто ты и что ты!..

Антон бросился бежать. Полицейские вдогонку ему выпустили несколько автоматных очередей, но пули не задели юношу, поскольку его прикрыли росшие вдоль улицы деревья. Вскоре он вбежал в один двор, затем в другой и, перескочив через какой-то каменный забор, присел перевести дух. На улице слышался топот сапог, раздавались полицейские свистки, а где-то в стороне пронзительно лаяла собака.

Антон не думал о себе. Его беспокоила судьба раненого Тимошкина. Доктор во что бы то ни стало должен прибыть в отряд! Что делать? Антон встал и посмотрел по сторонам. Он знал, что доктор Янков и сам мог бы выйти из города, но ему нужно сказать обо всем. Оглядевшись, Антон неожиданно понял, как можно было очень просто добраться до дома Янкова, но юноша забыл, что уложенный цементными плитами двор Радневых упирался в забор городского сада, а ведь оттуда можно было легко выйти к месту, где ждал бай Добри. Но сейчас не время было укорять себя, надо было действовать, Антон пошел дальше, стараясь не шевелить рукой, которую, очевидно, сильно ушиб, когда перелезал через каменный забор. Юноша двигался осторожно и внимательно, чтобы не привести за собой полицейских. Через некоторое время он подошел к какому-то забору и, выглянув через него на улицу, очень удивился тому, что так быстро и точно вышел к дому Янкова. В этот момент кто-то поднялся по скрипучим деревянным ступенькам, а потом вновь стало тихо.

Антон остановился перед закрытой двустворчатой дверью с узорной решеткой. Стекло в двери было матовое. Тяжелая медная ручка походила на лапу льва. Юноша позвонил. Внутри коридора зажегся зеленый свет. Двери бесшумно открылись. От удивления Антон широко раскрыл глаза: перед ним стояла девушка с тонкими, высоко поднятыми от испуга бровями. Одна прядь ее темных, косо подрезанных волос свисала надо лбом, другая — над маленьким розовым ушком.

Девушка будто окаменела. Освещенная лампой, она стояла между вешалкой, на которой висели зонтик и белая панама, и дверьми. Не шевелился и Антон. Он все еще держал в руке пистолет, совсем забыв спрятать его в карман. Красота девушки поразила и смутила юношу. Никогда в жизни Антон еще не видел такой прекрасной девушки.

В коридор вошла еще какая-то женщина. Всплеснув руками, она обратилась к Антону:

— Быстрее!.. Не туда, кабинет вон там!.. А ты посмотри, нет ли кого на улице!..

Антон присел на покрытую белой простыней жесткую кушетку. Взглянув в окно, он увидел, как по небу весело плыло облако, похожее на персик. На какой-то миг оно остановилось над Хамам-баиром, а затем понеслось к скалам Темного озера, где от двух водопадов поднимался пар.

Антон протянул записку Янкову. Тот сразу узнал почерк командира отряда Страхила и, быстро пробежав ее глазами, на миг задумался.

— Доктор, вам надо идти к саду Стойчева... Там будет ждать вас бай Добри, вы знаете его... Пароль: «Мура».

Янков машинально повторил пароль и со спокойным, деловым видом посмотрел на лежавшие в белом стеклянном шкафу медицинские инструменты, а затем не спеша стал укладывать их вместе с лекарствами и бинтами в саквояж.