В областном управлении госбезопасности радовались нашему успеху. А когда я слово в слово пересказал начальнику все, что доложил мне Атанасов, он строго заметил: «Не теряйте голову, будьте осторожны и внимательны. Не наделайте глупостей! Обязательно приеду к вам!»
Атанасов попытался улыбнуться и проговорил:
— Боюсь только их инквизиторских пыток, товарищ инспектор. Но если начнут пытать, я выдержу. Раньше, в полиции, я все вынес, а пытал меня тогда мой родственник. Зверь, а не человек. Да стоит ли об этом говорить!..
— Не думаю, чтобы Стивенс приглашал тебя для этого. Если б он этого хотел, тебя давно бы ухлопали!.. Сначала они видели в тебе своего врага, а потом, когда рассказал им о тебе твой знакомый капитан, они решили завербовать тебя! Вот и все!
Мы разрешили Атанасову идти на встречу со Стивенсом, ибо игра стоила свеч. Начальник областного управления позвонил в министерство и доложил наш план операции. В основном он был полностью одобрен. Однако в последний момент в областное управление позвонил какой-то высокий начальник и, стремясь перестраховать себя, заявил:
— Запомните, я запрещаю вам всякие авантюры! Если Стивенс не желает прибыть на нашу территорию, то и нашему товарищу я не позволяю идти за границу. Пусть это будет в метре от границы, но на нашей стороне. Это мой приказ...
Когда начальник областного управления передал мне этот приказ, у меня опустились руки. Выходило, что нам безразлична судьба товарища и мы приносим его в жертву. Однако отказаться от этой встречи теперь значило бы вызвать подозрения у врага, а приступить к преждевременному аресту тех тринадцати агентов было бы равносильно тому, что мы добровольно отказываемся от успеха, обещающего гораздо больше, чем то, чего мы добились. Я высказал начальнику областного управления свои соображения по телефону. Внимательно выслушав меня, он сказал:
— Виноват во всем я. Видно, плохо доложил в министерство, и там не все разобрались в нашей обстановке. Но ты знаешь — приказ есть приказ.
— Но в любом приказе не исключается риск!
— А никто и не отрицает риска. Разве каждую деталь предусмотришь?
— Значит, берем все на свою ответственность!..
В трубке было слышно, как начальник опустил трубку своего телефона на рычаг. Атанасов медленно сел на стул напротив меня.
Так или иначе, выходило, что, если с Атанасовым что-либо случится, вся вина ложилась на меня.
— Об этом не может быть и речи! Всю ответственность беру на себя! — затряс головой Атанасов. — Мы не имеем права проваливать такую операцию.
Теперь все зависело от того, соглашусь я или нет. Но я верил в успех операции и, не колеблясь, сказал своему сотруднику:
— Ты пойдешь к полковнику Стивенсу! Мы с тобой обо всем договорились. Как только вернешься, звони мне из любого места. Я буду ждать твоего звонка у начальника околийского управления!
Отправив Атанасова на встречу, я расположился в кабинете начальника околийского управления. Первую ночь я спал, можно сказать, спокойно. Вторая прошла тоже нормально, но на третью, когда стал подходить срок возвращения Атанасова, и особенно на четвертую я никак не мог найти себе места. Мне казалось, будто там, за пределами нашей страны, Атанасов попал в ловушку. И виноваты во всем этом только мы! Сидя у телефона и днем, я с тоской смотрел на этот облупившийся квадратный ящик с царским гербом и двумя торчавшими никелированными рычажками и спрашивал себя: «Неужели я ничему не научился? Неужели прав был тот незнакомый начальник, предостерегая нас от авантюризма?.. Наши коллеги после нас, — думал я, — уже не будут такими зелеными, как мы. В училище они наверняка будут изучать этот случай и, может быть, назовут его «Человек на распутье» или просто «Провал»...»
— Нехорошо, товарищ инспектор, надо поесть хоть немного! — прервал мои размышления вошедший с едой милиционер.
Я поблагодарил его, но он знал, что и этот картофельный суп тоже останется нетронутым.
«Имел ли я право рисковать Атанасовым? — снова спрашивал я себя. — А разве не подвергали опасности свои семьи те крестьяне, которые пробирались тайком к Атанасову и другим оперативным работникам, чтобы сообщить о бандитах? Ведь им никто не приказывал, они делали это добровольно. Но разве это оправдывает меня?»
Шел уже пятый день, а от Атанасова, как говорится, ни слуху ни духу. Я, как все эти дни, дежурил у телефона. Неожиданно в коридоре послышались тяжелые шаги, и через некоторое время в кабинет вошел представитель министерства бай Андрей. Сквозь распоротую штанину на его ноге виднелась свежезабинтованная рана. За плечом на ремне болталось двуствольное охотничье ружье.
— А, это ты! Ну, здравствуй! Чего тут дремлешь? Собирайся, пойдем на охоту!.. Подожди, подожди... Что это с тобой? Ты на себя не похож. Ты чего так осунулся? — осторожно присаживаясь на стул, спросил он.
Он был гораздо старше меня: ему давно перевалило за сорок. Я уважал его за все пережитое им, о чем страшно было даже вспоминать. В прошлом его приговорили к смертной казни, но он бежал, а потом, тяжело раненный, в бессознательном состоянии, снова был схвачен полицией. Спастись удалось только благодаря тому, что его приняли за мертвого и бросили рядом с пятью убитыми нашими товарищами. Очнувшись ночью, он пополз к реке и так ушел...
Я все ему честно рассказал. Его морщинистое лицо помрачнело. Но он недолго хмурился. Улыбнувшись, бай Андрей сказал:
— Стивенс хорошо попался на удочку! Он решил использовать нашего разведчика, во-первых, потому, что тот — бывший царский офицер; во-вторых, он видит, что его банда в течение года действует на нашей территории, и не где-нибудь, а в районе, за который отвечает все тот же человек... Ну ладно, хватит об этом! Дай мне коробок спичек и сейчас же собирайся на охоту!
Я стал отказываться, говоря, что мне не до охоты, что ружье забыл в Софии...
— Нет, — отрезал он, — ты поедешь со мной, и ружье для тебя приготовлено в газике. А за Атанасова не опасайся! Все будет в порядке! Тебе из Софии никто не звонил? Это говорит тебе о чем-то? Не бойся, не ошибается тот, кто ничего не делает! Поехали, Калин, а то зайцы над нами смеются...
Он взял меня под руку, и мы направились к выходу. На улице нас ждал газик. Про свою ногу бай Андрей сказал, что это ушиб. На самом же деле он получил ранение в ногу во время недавней стычки с пятью бандитами в Рилских горах. Пуля угодила ему в икру. Его пытались уложить в госпиталь, но он отказался и поехал к нам, чтобы помочь провести эту операцию и тем самым взять на себя долю ответственности за нее. Никто не знал, ждал ли нас успех или провал. При мысли о пытках, применяемых у Стивенса, у меня мороз побежал по спине. «Эх, дорогой Атанасов, верный друг...»
Бай Андрей шел вдоль опушки и бросал в кусты камни, стараясь поднять с лежки зайца. Я же то и дело останавливался: у меня подкашивались ноги. Я лег под грушу. у дороги. По ночам здесь холодно, а сейчас припекало солнышко. Я чувствовал боль во всем теле. Мне и невдомек было, что все это от переживаний за Атанасова. Я уже не думал об угрозе, нависшей надо мной. Здесь все было ясно: раз ты виноват, то и отвечай сам, никакой начальник не сможет помочь тебе, поскольку и он бессилен перед законом. А бай Андрей стрелял себе по зайцам и, казалось, ни о чем не думал.
Вдруг послышался треск мотоцикла. Ехали двое. Впереди сидел пограничник. Мотоцикл остановился в двадцати шагах от меня. Я глазам своим не поверил: на заднем сиденье, за пограничником, сидел Атанасов. Выглядел он усталым, но спокойным и серьезным. Я обнял и расцеловал его. От всего пережитого у меня закружилась голова, и я вновь сел на землю. Атанасов что-то говорил, что-то объяснял, а я от радости будто потерял дар речи; вижу его перед собой, а голос его слышится откуда-то издалека, словно из-под земли. Атанасов рассказал следующее:
— Кара Мустафа привел меня к одному из вязов, и там мы ждали до полуночи, но напрасно: никто не пришел. На вторую ночь — опять никого. Днем прятались в доме вдовы. Третью, четвертую ночь ждали — и вновь безрезультатно. И только сегодня на рассвете пришел посланец Стивенса и передал через человека Кара Мустафы, что полковник не придет, поскольку в пути он сломал себе ногу. Я, конечно, разозлился, что встреча переносится на другое время, но ничего не мог поделать. Однако меня утешала мысль о том, что теперь нам стал известен еще один их агент...
— Слушай, неужели Стивенс чего-то испугался? — спросил я, приходя в себя.
— Не может быть, товарищ инспектор! Кара Мустафа говорил, что полковник собирался предложить мне сотрудничать с ним! «Знаешь, Сотир-баши, — говорил мне Мустафа, когда мы сидели с ним в темноте в ожидании Стивенса, — ты теперь будешь начальником, будешь богатым человеком, будешь иметь много золота, будешь давать его другим. Но запомни мой совет: давай поменьше и как можно реже — глаза людей жадны, их не насытишь. Теперь не нужно будет посылать курьеров. Полковник решил прислать тебе рацию и много золота. Ты будешь всем здесь заправлять. Ты ученый, ты знаешь, как это делать...»
Мы поспешили к баю Андрею. Рассказали ему обо всем. Похлопывая дружески по плечу Атанасова, бай Андрей с улыбкой сказал:
— Знаешь, как мы все здесь переживали за тебя! Думали — провал, неудача! Да что теперь говорить? Жив-здоров — и слава богу! А что касается Стивенса, то мне кажется, он и в самом деле сломал ногу. Сейчас мы «облегчим» ему страдания и сделаем так, чтобы он не мог больше лазить к нам через границу. Где у вас список его тринадцати агентов?..
Через час мы были в кабинете околийского начальника, где после долгого обсуждения и мучительных раздумий приняли решение приступить к аресту всей резидентуры. Последнего, четырнадцатого, который приходил сообщить об отсрочке встречи, решили пока не брать.
Итак, самое трудное теперь состояло в том, как осуществить аресты вражеских агентов. Мы хорошо знали, что люди Мустафы внимательно следили за передвижением наших сотрудников и в случае возникавшей опасности бандиты тут же незаметно исчезали. Возвращались они домой лишь после того, как последний представитель власти покидал район их пребывания. Они не боялись только Сотира Атанасова. Но ведь он один не мог арестовать всех одновременно, да еще в разных селах!