— Извините, батоно… Я хоть и любитель, но все же разбираюсь в бриллиантах. Есть же тысяча признаков.
— Какие? Объясните, пожалуйста.
— Как вам объяснить? Особая твердость, высокая сохранность полировки, острота ребер грани, высокая экспрессия преломления, оптическая анизотропия. Мало ли что еще. Все это я наблюдал не один день. Я несколько недель корпел над копией. Было время убедиться, подлинник это или что-то другое.
— Значит, вы подтверждаете, что «Перстень Саломеи» был у вас на руках совсем недавно и довольно долгое время?
— Подтверждаю.
— И готовы показать это как свидетель?
— Конечно.
— Спасибо, батоно Элико. Но это еще не все. Что, если через полчаса я заеду к вам ненадолго? Нужно вам кое-что показать.
— Ради бога. Буду рад помочь.
Закончив разговор, я посмотрел на Джансуга:
— Странная получается история. В том, что у Гогунавы был подлинник, сомневаться было бы глупо. Но что тогда делать с утверждением Дадиани, что «Перстень Саломеи» не покидал его квартиры?
— Не знаю, батоно Георгий.
Я положил на стол найденный в доме Челидзе ключ.
— Похож на самоделку… Откуда? — поинтересовался Парулава.
— Найден в тайнике в доме Челидзе. Сталь легированная, а по форме — из прошлого века.
— Думаете, имеет отношение к сейфу Дадиани?
— Не знаю. Вот что, Джансуг: бери-ка фото Челидзе и поезжай с ним в Галиси. Надо установить, что в Галиси был именно он.
— Хорошо, батоно Георгий. А вы?
— Сейчас к Лолуашвили. Ну а потом… Потом у меня путь один — в Тбилиси. Кто там занимается нашим делом?
— Манучар Окруашвили из УБХСС.
— Повезло, серьезный человек. Я его знаю. Вместе на курсах повышения квалификации были.
…Привезенные мной копии Лолуашвили изучал долго. Сначала он просто рассматривал перстни через сильную лупу. Потом включил стоящий на столе прибор, насколько я понял, спектроскоп. Припав к окуляру, несколько раз поцокал языком и весь ушел в изучение перстней. Пришлось мне просидеть в ожидании около часа. Наконец, выключив прибор, Лолуашвили вернул мне обе копии. Вздохнул:
— Прекрасная работа. Главное, очень разная.
— Разве это не ваша работа?
— Нет. Свою работу я сразу бы узнал. Эти копии делал не я.
— Вы не могли бы предположить кто?
— Сложно. Впрочем… — Лолуашвили взял перстень, найденный на теплоходе. — Вот эта копия сделана из сфалерита. Сфалерит — вещь довольно редкая. Помню, в позапрошлом году прошел слух: в Тбилиси можно недорого достать сфалерит. Я хотел заняться этим, но руки не дошли.
— Вы хотите сказать, эту копию изготовили в Тбилиси?
— Да. Причем сделана она изумительно точно.
— Изумительно точно? Как это понять?
— А так, что это — действительно копия. В ней повторены даже мельчайшие дефекты подлинника.
— Вы не вспомните поточней, когда в Тбилиси появился сфалерит.
— Зимой или ранней весной. У нас уже было тепло.
— А вторая копия?
— Вторая… — Лолуашвили бросил взгляд на другой перстень, но в руки не взял. — Я бы не называл ее копией. Это имитация. Ее делали, не имея под рукой подлинника. Наверное, по фотографии.
— А где могли изготовить эту копию?
— Ну… если учесть, что она из церуссита, — ее могли изготовить за границей. Или у нас, в Батуми.
— Странный перепад. Заграница и Батуми.
— Батоно Георгий, ничего странного. У нас ведь порт загранплавания. Церуссит распространен за границей, но попадает и к нам. Свою копию, кстати, я тоже делал из церуссита. Но это действительно была копия…
Прилетев на следующий день в Тбилиси утренним самолетом, я первым делом встретился с Манучаром Окруашвили. Он был лет на семь моложе меня, слыл в МВД Грузии специалистом по антиквариату.
Окруашвили был краток. К тому, что я услышал от Парулавы, его рассказ, в принципе, ничего не добавил. После того как он закончил, я достал два перстня.
Манучар искренне восхитился:
— Есть еще у нас умельцы! Где брал?
— Сначала посмотри.
Изучив оба, подытожил:
— Интересные цацки. Похожи на подлинник, одна к одной. Особенно этот. Он тронул перстень из сфалерита.
— А теперь глянь вот на это. — Я положил на стол ключ. — Ничего не напоминает?
— Напоминает. Похож на вчерашний, от сейфа Дадиани. Провел пальцем по бородке. — Да, точно такой же. — Посмотрел на меня, пошутил: — Ты выглядишь так, будто выиграл «Волгу».
— Больше. Как у тебя сегодняшний день?
— Ты лучше скажи, что надо.
Я показал на сфалеритовый перстень:
— Знаешь, как называется камень?
— Шеелит или сфалерит. Они похожи.
— Это сфалерит. По сведениям мастера, эта копия изготовлена из сфалерита, ходившего в Тбилиси весной прошлого года. И посмотри вот это. — Я выложил три фотографии. — Знаешь кого-нибудь?
Окруашвили тронул снимок Джомардидзе:
— Бугор. Объявлен во всесоюзный розыск. — Перенес пальцы на фотографию Гогунавы, поднял на меня глаза: — Знакомое лицо. Мелькало в Тбилиси. Кажется, видел его с «китами». Кто это?
— Малхаз Гогунава, тбилисец, научный работник. Недавно убит в Галиси. Я кивнул на снимок Челидзе. — А этого никогда не видел?
Манучар уверенно качнул головой:
— Нет. Первый раз вижу.
— Это Шалва Челидзе, батумский врач, работал в пароходстве. Он и Джомардидзе арестованы. Гогунава, как я уже сказал, убит. Копию перстня из сфалерита мог заказать кто-то из этой тройки. Попробуй узнать кто. А также когда и у кого. Попробуешь?
— Что с тобой сделаешь… Попробую. Где тебя искать?
— Свяжемся через дежурку. Если будет что-то важное, оставь записку. У тебя есть рабочий телефон Дадиани?
Манучар повернул ко мне перекидной календарь, пододвинул телефон:
— Вот номер его кабинета в больнице. У тебя много звонков?
— Пока два.
— Звони, а я пойду. Иначе не управлюсь с твоим заданием. Будешь уходить, запри дверь. Ключ оставь в дежурке.
— Договорились.
Забрав сфалеритовый перстень и четыре фотографии — к трем первым я добавил еще снимок Виктора Чкония, — Окруашвили ушел. Я же набрал номер Дадиани. Голос у него оказался приятный, спокойный. На просьбу встретиться он охотно согласился. Мы договорились, что я подъеду в больницу через час. Поблагодарив, я нажал на рычаг и тут же набрал другой номер — номер Ларисы Гогунавы. Признаться, я связывал б этим звонком особые надежды.
Трубку не снимали долго. Наконец в мембране щелкнуло, уже знакомый мне женский голос сказал:
— Вас слушают.
— Доброе утро. Лариса?
— Лариса. Кто это? — Нотки, с которыми прозвучал вопрос, ничего хорошего не обещали. Выговор явно московский. Впрочем, это я заметил еще в первый раз, когда звонил из Батуми. О том, что Лариса Гогунава, до замужества Князева, — из Москвы, я узнал по телефону от тбилисцев еще в день смерти Гогунавы. Как и остальное: что Лариса моложе мужа на пятнадцать лет, ей двадцать шесть, детей нет, числится домохозяйкой. Но на этом мои сведения о ней кончались.
На вопрос Ларисы, кто звонит, я ответил:
— С вами говорит майор милиции Георгий Ираклиевич Квишиладзе. Мы с вами уже разговаривали.
— Что-то не помню. Когда?
— Я звонил вам из Батуми. Простите, что напоминаю, но это было в день смерти вашего мужа.
— В день смерти мужа?
— Да. Правда, я тогда еще не знал, что он погиб.
Наступила тишина. Паузу не прерывало даже дыхание. Наконец Лариса спросила:
— И чем же я обязана вашему звонку? Георгий… Простите?
— Ираклиевич.
— Георгий Ираклиевич? Что от меня еще нужно милиции?
После смерти Гогунавы стало ясно, что он был «китом». Об этом говорила насыщенная антиквариатом обстановка в его квартире, счета на нескольких сберегательных книжках. Теперь все это перешло по наследству к Ларисе. На вопрос о «Перстне Саломеи» Лариса ответила, что никогда о нем не слышала. Могло быть и так. В такие дела жен чаще всего не посвящают. Поэтому я, как можно миролюбивее, сказал:
— Лариса, мне очень нужно с вами поговорить. Очень.
— Но о чем нам говорить? Все, что я могла сказать милиции, я уже сказала. Добавить мне совершенно нечего. Совершенно.
— Верю. Зато мне есть что добавить.
— Подробности о смерти мужа? Зачем они мне? Он погиб, и остальное теперь уже не имеет значения.
— Напрасно вы так считаете. Кстати, я работаю заместителем начальника милиции Галиси. В последние дни стали известны факты, которые меняют все в корне.
— Что же может измениться в корне?
— Сказать об этом по телефону не могу. Но думаю, вам нужно это знать. Если, конечно, вы дорожите памятью мужа.
После долгой паузы послышался тихий вздох.
— Хорошо, давайте поговорим. Только где и когда?
— Где удобнее вам. Я буду занят еще часа два. В четыре вы будете свободны?
— Да.
— Отлично. А место вы назначайте.
— Вы знаете мой адрес?
— Знаю.
— Тогда приезжайте ко мне.
— Договорились. — Я положил трубку и отправился к заведующему отделением детской больницы Вахтангу Дадиани.
Как только я вошел в кабинет, его хозяин встал мне навстречу. Пожал руку, пригласил сесть в кресло. Вахтанг Дадиани был высок, статен, красив. Взгляд его был открытым, движения — спокойными и уверенными. Конечно, я мог ошибиться, но мне показалось: врать и хитрить этот человек не умеет. Времени у меня до следующей встречи оставалось не очень много, и я сразу протянул Дадиани три фотографии: Джомардидзе, Гогунавы и Челидзе.
— Батоно Вахтанг, посмотрите: нет ли среди этих людей ваших знакомых?
— Давайте…
Изучив фотографии, Дадиани отложил в сторону фото Джомардидзе и Гогунавы. В руках у него остался снимок Челидзе. Сказал:
— Тех двоих я не знаю, а это мой хороший знакомый Шалва Челидзе.
Я предполагал, что Дадиани и Челидзе могут знать друг друга, но на столь близкие отношения не рассчитывал. Спросил:
— Вы давно знакомы?