комиссионных пятьсот рублей».
— Она первая назвала Гогунаву? — спросил я.
— Первая. Я еще подумал: не такая уж лоховская это старушка. Мне что, пятьсот рублей на дороге не валяются. Говорю: «Хорошо, сведу». Малхаза я хорошо знал. Не скажи старушка о Гогунаве — сам бы ему предложил.
— Значит, ты сказал о перстне Гогунаве? — продолжил допрос Окруашвили.
— Сказал.
— И что Гогунава?
— Согласился посмотреть.
— Ты с него что-нибудь взял за это?
Котик отвел глаза:
— Взял. Штуку.
— Понятно. Дальше.
— Дальше мы встретились. Вчетвером. Малхаз, я, эта Таисия Афанасьевна и Глонти, ювелир.
— Где?
— Прямо на улице. В машине Малхаза.
— Где именно?
— Около Песок.[31]
— Встретились и что?
— Все. Малхаз посмотрел перстень и взял. Отгрузив Таисии Афанасьевне сто штук.
— Глонти проверял перстень?
— Проверял. Сказал, полный порядок, можно брать.
— Понятно. — Окруашвили откинулся на спинку стула, усмехнулся. Слушай, Котик. Ты ведь неглупый парень. Неужели думаешь, я поверю этой байке.
Подняв глаза, Котик довольно умело изобразил обиду:
— Манучар Шалвович, вы что? Какой байке? Где я соврал?
— Соврал, соврал.
— Да что вы, Манучар Шалвович! Чистая правда от и до. Да вы спросите… Глонти. Зачем мне врать?
— Не знаю зачем. Но знаю точно: соврал.
— Да, Манучар Шалвович, в чем вранье-то?
— Знаешь сам, в чем вранье. — Окруашвили смахнул со стола пылинку. Котик, ну кого ты пытаешься обмануть? Неужели я поверю, что ты так спокойно уступил Гогунаве этот перстень?
— Почему же нет? Я для Малхаза и не такое делал. Я ж говорил, что все равно сто тысяч не набрал бы. Нет у меня таких денег.
— Деньги здесь ни при чем. Говоришь, старушка была совсем простенькая? Вроде божьего одуванчика?
— Ну… да.
— И одна? Без помощников?
— Ну… — На долю секунды Котик все же замешкался. — Без помощников.
— Понятно. И после этого ты пытаешься меня убедить, что сплавил старушку Гогунаве. С таким перстнем! Не попытавшись прибрать его сам! Да такого быть не может. Ведь ты сам сказал: старушка была беззащитная, дунь улетит. Значит, одно из двух: или ты врешь, или у нее были помощники. Без вариантов. Ну, Котик! Объясняй ситуацию!
Котик сидел, разглядывая пол. Мы терпеливо ждали. Наконец он покосился на окно:
— Ладно, скажу. Не хотел я говорить.
— Боялся?
— Ну… и боялся. Забоишься…
— Кто это был?
Помедлив, Котик кивнул на фотографию Джомардидзе:
— Вот этот.
— Как его зовут, знаешь?
— Не знаю и знать не хочу.
— И что же он? Вы разговаривали?
— Разговаривали.
— Где? Когда?
— Около дома. В тот же вечер. После «Аджары» я приехал домой. Машину поставил у подъезда, вышел, запер. Смотрю, он стоит рядом. Спросил, что нужно. А он: «Ты Котик?» Говорю: «Допустим». Очухаться не успел — он уже нож держит у живота. «Смотри, козел, старушку обидишь — завалю». Я сначала понять ничего не мог. Оглянулся, нет ли кого моих. Этот говорит: «Не оглядывайся. Все равно завалю, хоть вас сто будет». Тут я заметил: он под марафетом. Спросил, что надо. Надо, говорит, чтоб сделал, как просили. И смотри: дунешь[32] хоть кому — от бейбута[33] не уйдешь. Что мне оставалось? Согласился. Да я бы… и так не стал ничего делать. Я уже решил: скажу Малхазу и все.
— Больше этот человек ничего не говорил? — спросил Окруашвили.
— Ничего. Повернулся и ушел. С тех пор я его больше не видел.
Манучар покосился в мою сторону: есть ли вопросы. Я показал глазами: нет. Вопросов не было, потому что я вспомнил, где мне встречалось это имя Таисия Афанасьева. Опять-таки в записной книжке Виктора Чкония!
Телефон Таисии Афанасьевны, судя по цифрам, был батумский.
В тот же вечер я сел в поезд и утром был в Батуми. Первое, что сделал, — позвонил на телефонную станцию. Выслушав названный номер, мне сообщили: уже много лет этот телефон абонирует Логунова Таисия Афанасьевна. Дали точный адрес. Записав его, я поехал в РОВД.
Начальник РОВД, после того как я изложил свои сомнения, вызвал участкового. Участковый, выслушав меня, покачал головой:
— Логунова? Знаю ее хорошо. Но она ведь старенькая уже. Ей, кажется, шестьдесят девять. Если не все семьдесят.
— Живет одна?
— Одна. Муж умер лет десять назад. Родственники… Не помню, есть ли у нее дети. Кажется, есть дочь. Только, по-моему, живет далеко. Чуть ли не на Дальнем Востоке.
— Что вы можете сказать об этой Логуновой? — спросил я.
— Что скажу… Мирная, трудолюбивая женщина. Приветливая, тихая. В Батуми приехала давно, еще девочкой. Здесь вышла замуж. Я еще застал, когда она работала в поликлинике, в регистратуре. До этого, по-моему, была воспитательницей в детском саду.
— Не было ли слухов, разговоров, что к ней ходят посторонние? Скажем, молодые люди, мужчины?
— Вроде нет. Но могу поинтересоваться.
— Пока не нужно. Посмотрите, не видели случайно кого-нибудь из этих людей? — Я разложил привычный пасьянс фотографий: Челидзе, Джомардидзе, Чкония, Гогунава, добавив к ним еще и Котика. — Скажем, около дома Логуновой? Или на ее улице?
Изучив снимки, участковый покачал головой:
— Нет. Не видел.
— Сможете сейчас поехать со мной? К ней домой?
— Почему же нет. Раз надо, поедем.
— Только подождите, я позвоню в МВД. Дело касается ценного ювелирного изделия, поэтому к такой старушке лучше ехать с экспертом.
Позвонив Телецкому, я попросил его в связи с новым поворотом в деле о «Перстне Саломеи» подъехать по адресу Таисии Афанасьевны, который тут же продиктовал.
Дом Таисии Афанасьевны находился недалеко от РОВД, поэтому мы с участковым пошли пешком. Через десять минут были на месте, но Телецкий прибыл еще раньше — на дежурной «Волге». Втроем мы вошли в небольшой дворик.
Трехэтажный дом, в котором жила Таисия Афанасьева, был типично батумским — с мансардами, балюстрадами, наружными лестницами. Старушка занимала две небольшие комнаты и веранду на третьем этаже; окна выходили во двор. Когда мы с участковым и Телецким по узкой металлической лестнице поднялись на балюстраду, хозяйка гладила белье. Увидев нас, выпрямилась. Внешне Таисия Афанасьевна была примерно такой, как ее описал Котик. Сухая, с лицом, изрезанным морщинами, с выцветшими голубыми глазами, забранными назад седыми волосами.
Участковый улыбнулся:
— Здравствуйте, Таисия Афанасьевна. Как здоровье?
— Не жалуюсь.
— Если оторвем минут на десять, ничего?
— Пожалуйста. Проходите в комнату.
В комнате, усевшись за стол, старушка внимательно изучила все показанные ей фотографии. Взяла фотографию Челидзе, кивнула головой:
— Тех не знаю. А это мой хороший знакомый — Сергей Петрович Убилава.
— Давно его знаете? — спросил я.
— Лет десять. Когда-то вместе работали в поликлинике.
Несовпадение! Сергеем Петровичем Убилавой Челидзе стал лишь три года назад.
Таисия Афанасьевна вздохнула:
— Я за него каждый день свечку должна ставить. Спаситель он мой.
— Спаситель?
— Ну да. Он же меня от смерти спас. Камни были в почках. Муки адовы, да и вообще — умирала уже. А он… Лекарство привез из-за границы. Ну и вот живу. Забыла про эти камни.
— Давно он вам помог? С камнями?
— Уж третий год пошел, как вылечилась.
— Простите, вы всегда знали этого человека как Сергея Петровича Убилаву?
Таисия Афанасьевна прищурилась:
— То есть как? А как я его еще должна знать?
— Ну мало ли…
— Что-то вы не то говорите, товарищ. — Вздохнула, разгладила руками скатерть. — Сергей Петрович. Как еще. Он мне сам сказал.
— И давно он это сказал?
— Что значит давно? Сказал и сказал. Я не помню, когда это было. Разве это важно? Ему знакомые звонят, по моему телефону. Спрашивают Сергея Петровича.
— По вашему телефону?
— Ну да. Мы с ним уговорились. Некоторым людям ему неудобно телефон давать, он меня попросил. Мне ж не трудно.
— Таисия Афанасьевна, может быть, расскажете, как вы познакомились с Сергеем Петровичем?
— Да очень просто. Я работала в поликлинике, в регистратуре. А он врачом одно время. Такой обходительный, вежливый человек. Всегда со мной здоровался, как ни увидит. Ну, а потом перешел он в плавсостав, они ж все переходят. А я на пенсию. Долго его не видела. Ну и умирать стала. От камней. И тут бог его послал. Встретились у поликлиники. Я его и не признала сначала, времени сколько прошло. Ну, а он: «Здравствуйте, Таисия Афанасьевна. Как дела, как живете?» Я все и рассказала. Он говорит: «Потерпите месяца два. Пока пройдите заново обследование. А я из рейса попробую вам привезти лекарство». И привез. Спас, можно сказать. Я уже после третьего приема облегчение почувствовала. А потом и вообще рассосало. С того света вернулась.
— Таисия Афанасьевна, давайте все-таки уточним: свое имя Сергей Петрович вам назвал после той встречи у поликлиники?
— Может, и той. Честное слово, не упомню. Да в чем дело-то? При чем тут все это?
— Таисия Афанасьевна, скажите, вы не выполняли никакой услуги для Сергея Петровича в Тбилиси? Прошлой осенью?
Таисия Афанасьевна опять стала разглаживать на столе скатерть. Выпрямилась:
— Знала. Ох знала, что спросите. Выполняла. Только уж вы ничего плохого ему не делайте. Пожалуйста. Вещь-то эту он продавал для своей родственницы. Выручить ее хотел.
— Подождите, Таисия Афанасьевна. Какую вещь? — спросил Телецкий.
— Ну, драгоценность эту продавал. Перстень.
— Кто продавал? Сергей Петрович? Или вы по его просьбе?
— Я по его просьбе. Ему самому неудобно было.
— Где это было? — вступил в разговор я.
— Вы же сами сказали — в Тбилиси. В Тбилиси я его и продала, перстень этот. Прошлой осенью как раз.