у Сашки на даче. Черт… Какие же это были дни! Какие прекрасные дни… В последний день августа я отвез Алену домой. Было около часа ночи, когда она поцеловала меня на прощание, вышла из машины. У самого подъезда обернулась, махнула рукой и исчезла. Тогда я подумал: вот и хорошо, мы должны отдохнуть друг от друга. И как только хлопнула дверь, с легким сердцем развернул машину. А вот теперь, теперь не могу даже представить, как дотяну без нее эту неделю.
Вспомнив про листок, опять набрал Сашкин номер. На этот раз после третьего гудка мембрана щелкнула и сонный Сашкин голос спросил:
— Ал-ла… Кто это?
— Сань, извини, это я.
— А… Что-нибудь случилось?
— Не знаю. Может, случилось, может, нет. Мне пришла повестка в прокуратуру.
— В прокуратуру?
— Да. На завтра. На два часа дня. Вот я и решил позвонить.
— Там написано, в качестве кого?
— Написано. В качестве свидетеля.
— Подожди, дай соображу. Надо встретиться.
— Давай встретимся.
— Вот только когда? Сейчас уже ночь. Давай завтра утром? Часов в десять? Устроит?
— Конечно.
— Тогда завтра к десяти подходи к нашему месту, у булочной. Я буду на своей машине. Договорились?
— Договорились.
— Значит, до завтра. — В трубке раздались гудки.
Утром, в десять, я подошел к булочной. Девятка стояла на привычном месте. Я сел рядом с Сашкой, тот подмигнул мне:
— Повестку захватил?
Я протянул листок. Сашка изучил, вернул:
— Понятно. Как ты вообще?
— В каком смысле «как»?
— Не паникуешь?
— Почему я должен паниковать?
— Ну мало ли.
— Да нет. Не паникую.
Мы посидели молча. Наконец Сашка потер шею:
— Правильно. Паниковать нечего. Но с другой стороны… У тебя ведь не было серьезных происшествий? За это время?
— Вроде нет. Если не считать, что на Рижском взморье мы с Аленой были свидетелями большой драки в ресторане.
— Сам-то ты в ней не участвовал?
— Нет. Но потом туда приехала милиция и записала нескольких свидетелей, в том числе и нас с Аленой.
— Драка в ресторане. Да нет. Не будем обольщаться. Драками занимается милиция. Вызов же у тебя в прокуратуру.
— И что это значит?
— Это значит, здесь что-то серьезное.
— Серьезное?
— Да. Понимаешь, что я имею в виду? Очень серьезное.
Я сидел молча, разглядывая пустой переулок. Серьезное… Надо уточнить у Сашки, что же он все-таки имеет в виду. Впрочем, вспомнив ту поездку, можно и не уточнять. Серьезное, именно серьезное, вполне могло быть. Юра и Женя запросто могли убить водителя того трейлера. Так что получается: девятого июля я подвез двух убийц. Черт… Но может, я все это придумал? Посмотрел на Сашку:
— Саня, давай поговорим начистоту. Ты имеешь в виду трейлер? И Юру с Женей?
Сашка усмехнулся:
— Именно. И Юру с Женей.
— Ты считаешь, что они…
Сашка медленно провел ладонью по баранке:
— Не знаю. Хотя все могло быть. В этом же замешан Вадим Павлович.
Вадим Павлович. Человек, угрожавший Сашке. В принципе, неплохо бы выяснить, что он из себя представляет. Ведь теперь это касается и меня. Я опять посмотрел на Сашку:
— Саня, может, все же скажешь, кто такой этот Вадим Павлович?
Сашка всем корпусом повернулся ко мне:
— Кто такой? Блатняга, от которого можно ждать всего! Знаешь, как я с ним познакомился?
— Не знаю.
— Сделал ему пластическую операцию. Левую! За бабки! Ну и… попал. Этот Вадим Павлович держит теперь меня мертвой хваткой. Страшно жалею, что впутал тебя в это дело. Но если эти ребята кокнули водителя, нашей вины здесь нет. Ни твоей, ни моей. Мы ведь понятия не имели, чего они хотят. Понимаешь?
Я не ответил. Мне нужно было осмыслить все, что только что услышал.
Объяснив мне все, Сашка немного успокоился, снова откинулся на сиденье, устало сказал:
— Ладно, давай не будем гадать. Если вызов в прокуратуру не относится к той поездке, хорошо. Если же относится, старайся говорить им правду.
— Правду?
— Да, за исключением одного дня. Того самого. Девятого июля.
— Почему?
— По простой причине. Каждое твое показание все равно будет проверено. Что же касается девятого июля… Если парни действительно убили водителя и залетели, ГАИ наверняка сразу же начала искать твою машину — по настоящим номерам, которые запомнил тот гаишник. И нашел, если тебя вызывают в прокуратуру. Но у тебя есть алиби. Восьмого вечером ты уехал на Сенеж. На этюды. Машину оставил в Москве. Вернулся утром двенадцатого, на электричке. Понимаешь, зачем нужно твое алиби?
— Что тут не понять. Чтобы не впутываться в историю.
— Это в общем. Если говорить об этом точней, все гораздо серьезней.
— В смысле?
Сашка потер нос. Скривился:
— В смысле… В смысле, что тебя не должны связывать с Вадимом Павловичем. У тебя угнали машину и, использовав, вернули. К Вадиму Павловичу ты не имеешь никакого отношения. Даже теоретически. Но к этому выводу прокуратура придет лишь в одном случае. Понимаешь, в каком?
— В каком?
— Если в твоих показаниях не всплыву я. Именно поэтому ты и должен сказать, что двенадцатого вернулся в Москву на электричке. И на Сенеже жил не у меня на даче, а просто на свежем воздухе. Причем пару ночей провел на базе «Рыболов Сенежья». Если с Юрой и Женей замели Вадима Павловича, прокуратура выйдет и на меня. Из-за пластической операции. Но совсем с другого бока. Так что ты здесь будешь ни при чем. Ну а я… Как-нибудь отобьюсь.
— Что, я вообще не должен говорить, что знаю тебя?
— Зачем? То, что мы знакомы, все равно ведь не скроешь. Спросят в лоб скажи, что знакомы. Еще по школе. Изредка встречаемся. И все. Тебя ведь вызвали на два?
— На два.
— Тогда я еду на работу. С тобой же давай встретимся часов в шесть, у «Форума». Расскажешь, что и как. Лады?
— Лады.
Сашка подставил ладонь, я ударил по ней кончиками пальцев, подставил свою для ответного удара и вышел из машины.
Прокуратура РСФСР оказалась старым кирпичным зданием, стоявшим в глубине такого же старого московского двора. Въезд во двор был с Петровки.
Получив пропуск, поднялся на второй этаж, постучал в кабинет с номером 202. Услышав: «Да, войдите!», вошел. В конце узкого и длинного кабинета сидел человек с округлым, вполне добродушным лицом. Он что-то писал. Увидев меня, на секунду застыл. Потом кивнул:
— Слушаю? Вы ко мне?
— Не знаю. Меня вызывали к Рахманову. Вот повестка.
Человек отложил ручку:
— Простите, ваша фамилия?
— Лотарев.
— Я как раз вас жду. — Показал на стул. — Садитесь. Рахманов это я.
Я сел на стул. Рахманов несколько секунд рассматривал меня. Сказал:
— Для простоты меня зовут Андрей Викторович. А ваше имя-отчество?
— Сергей Леонидович.
— Очень приятно. Сергей Леонидович, я работаю следователем по особо важным делам. По одному из дел, которое я сейчас веду, возникла необходимость допросить вас в качестве свидетеля. Поэтому я вас и вызвал. Простите, вы где работаете?
— Я художник. Член московского групкома художников. Работаю по договорам. Иногда у меня покупают картины.
— Женаты?
— Нет. Холост.
— Живете один?
— Один.
— Родственники у вас есть?
— Отец. Если его можно считать родственником.
— Почему, если можно считать? Вы что, в ссоре?
— У него уже давно другая семья. Мы с ним практически не видимся. Лет двадцать.
— Понятно. Других родственников нет?
— Нет. Мама умерла восемь лет назад. Братьев и сестер нет.
— Так… Собственно, я спросил это лишь для проформы. Меня интересует другое. — Покрутив в пальцах ручку, Рахманов улыбнулся: — Простите, вы часто ходите в театр?
Интересно, при чем тут театр? Впрочем, может, у этого следователя такая манера. Сначала вести светскую беседу… Что ж, светская беседа, так светская беседа. И я ответил:
— Иногда хожу.
— В этом сезоне уже где-то были?
— В этом нет. В том случалось.
Рахманов снова занялся ручкой. Спросил:
— А где вы были в конце прошлого сезона? В каких театрах?
Особенно напрягать память не пришлось. Весной я был всего в трех театрах, на спектаклях, которые отлично помнил:
— Во МХАТе. В театре миниатюр. И в Ленкоме.
— И что вы там смотрели?
— Во МХАТе «Дядю Ваню». В театре миниатюр «Школу клоунов». В Ленкоме «Гамлета».
— И когда, например, вы были в Ленкоме? Постарайтесь вспомнить точно.
— Обязательно точно?
— Да. Постарайтесь вспомнить точный день, когда вы были в театре Ленинского комсомола. Для нас это важно.
Тот день я помнил отлично, хотя не особый любитель ходить в театры. Но мы только что познакомились с Аленой. Алена изъявила желание сходить в театр, причем на хороший спектакль. Желание, вполне понятное для девушки, с которой ты знаком дней пять. Поскольку мой бывший однокурсник Женька Ширяев работает в Ленкоме, я, конечно, тут же позвонил ему. Женька расстарался и достал контрамарку на «Гамлета». Вот только когда это было точно?.. Примерно в середине мая.
— Точно не помню. В середине мая.
— По расписанию «Гамлет» в Ленкоме шел восемнадцатого.
— Значит, восемнадцатого.
— Трудно было достать билеты?
— Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте.
Кажется, с этим спектаклем следователь связывает какое-то событие. Какое? Имеет ли это событие отношение к моей поездке?
— И Ширяев достал вам билеты?
— Контрамарку. На два лица.
— То есть, вы пошли с кем-то вдвоем?
— Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.
— Как ее зовут?
Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой вроде не имело смысла. Тем более, пока не ясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, ответил:
— Ее зовут Алена.
— Фамилия?
— Меднова.
— Москвичка?
— Москвичка.
— Сколько ей лет?