Сиенна с сомнением смотрит на меня.
— А как же Пейдж? Я подслушала ваш разговор у ручья. Звучало так, словно когда-то ты испытывал к ней такие чувства.
Как объяснить ей разницу между ней и Пейдж? Это всё равно что сравнивать солнце с луной. Без первого ты не можешь жить, а второе едва ли замечаешь.
— То, что было между мной и Пейдж, это совсем другое. Любил ли я её? Да. Считал ли это чем-то большим, чем очередной подростковой влюблённостью? Возможно. Но она ушла прежде, чем наши отношения переросли в нечто серьёзное.
Притягиваю Сиенну к себе, чтобы видеть каждую её ресничку.
— У меня есть мечта, — говорю я. — Восхитительная, идеальная мечта. О нас.
— Мне нравятся мечты. — Сиенна улыбается. — Особенно если в них ты.
— Тогда ты точно будешь в восторге от этой.
— Расскажи мне о ней, — бормочет она.
— Не могу.
— Трей! — возмущается Сиенна.
Усмехнувшись, целую её в лоб.
— Когда-нибудь, — обещаю я ей и целую в нос, затем подбородок и, наконец, в губы. У неё вкус абрикосов, которые мы недавно поели в сушёном виде. Я запускаю руки в её волосы, затем провожу по плечам. Сиенна такая худенькая, что даже под футболкой видно, как выделяются кости. Знаю, она похудела в тюрьме, но я надеялся, что в лагере она наберёт вес.
Её живот урчит от голода.
— Вот, — говорю я, открывая рюкзак и доставая джерки — высушенные кусочки вяленого мяса. — Поешь.
Она пытается отказаться.
— Я не голодна.
— Скажи это своему желудку.
Я даю ей в руки джерки и смотрю, как она пробует немного откусить.
— У меня с ними связаны плохие воспоминания, — говорит она, с трудом проглатывая.
— Не любишь джерки?
— Нет, не в этом дело… — Она прикусывает губу. — В тюрьме нас кормили джерками. Джерками и хлебом, всё.
Боже милостивый… Неудивительно, что она так похудела.
— Прости. Можешь не есть, если не хочешь. Я просто подумал, что ты голодна.
— Я теперь редко чувствую голод.
Но даже когда она произносит это, её желудок урчит, точно недовольный зверь внутри неё.
Поднимаю брови.
— Ты уверена?
Она мотает головой.
— Я имею в виду, что даже если я голодна, я не могу есть. — И спустя пару секунд добавляет: — И спать.
Всё это время я думал, что она отлично держится. Справляется с болью каким-то своим способом. Сама она не говорит о том, что произошло. Но если она не ест и не спит, значит, она не справляется. Ей больно, а она пытается не подавать виду.
— Твой папа? — спрашиваю я. Она кивает. — Джеб?
— Да. Всё сразу. Я постоянно вспоминаю, как отбывала заключение. Мне всё время приходится скрывать от мамы то, что случилось с папой. Каждую ночь я вижу, как они умирают, папа и Кудряш, снова и снова. Я чувствую себя такой… беспомощной. — Её глаза наполняются слезами. — Совершенно беспомощной.
— Ты не обязана справляться с этим в одиночку. Ты всегда можешь поговорить со мной. В любое время. Я рядом.
— Я знаю.
На минуту становится тихо, лишь вода плещет под нами. Уже полностью стемнело. Луна скрылась за облаками. Сова ухает вдалеке, и этот звук эхом проносится по каньону.
— А знаешь, — говорю я, прерывая молчание. — Я так же себя чувствовал, пока ты была в тюрьме. Беспомощным? О, мне это знакомо. Как только мне удалили чип и я всё вспомнил, моим единственным желанием было защитить тебя. Но я не мог. Ты была заперта в том тюремном аду, и я никак не мог до тебя добраться. Я чувствовал себя… Бесполезным. Беспомощным.
Сиенна проводит пальцами по моим губам, оставляя покалывающее ощущение.
— Но ты нашёл способ. Всегда находишь.
— Не всегда.
Мы оба подумали о её папе и Джебе.
Сиенна складывает руки на коленях. И вот я уже скучаю по её прикосновениям…
— Иногда я мечтаю, чтобы мы познакомились при иных обстоятельствах, — говорит она. — Слишком много… всего… тянет нас вниз.
Я понимаю, о чём она говорит. Какой была бы моя жизнь, не будь я Треем Винчестером, сыном Брайанта Винчестера, предыдущего лидера «Грани»? Будь я обычным парнем, который встретил Сиенну на каком-нибудь школьном мероприятии или типа того. Если бы мы родились пятьдесят или даже сто пятьдесят лет назад. Всё было бы по-другому. Наша жизнь, наше будущее, наши цели — всё было бы другим.
— Если справимся с этим, то справимся с чем угодно.
— Это правда. — Она убирает свои волосы назад, задерживает на секунду, а затем вновь распускает. Меняет позу, разворачиваясь лицом ко мне. — Расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь, о чём я не знаю. О своём детстве.
— Что именно?
— Не знаю. Например, чем ты любил заниматься?
— Что ж, ладно… Мой отец владел джиу-джитсу, поэтому он с детства обучал меня тому, что умел сам. Отчасти поэтому мы с Нэшем так много дрались.
— Но я видела, как вы дрались в лагере «Грани». Это ведь было не джиу-джитсу?
— Нет, в тот раз нет. В тот раз мы больше были настроены на кикбоксинг.
Сиенна качает головой, вспоминая подробности.
— Вы себя не контролировали. Серьёзно, Нэш пнул тебя по рёбрам. Кто так поступает?
Я хорошо помню тот день. Нэш бы тогда не победил, но я отвлёкся. Сиенна смотрела, и я хотел её впечатлить.
— Иногда мы чересчур увлекаемся.
— А то я не знаю, — бормочет Сиенна. — А помимо драк с кузеном, чем ты занимался в свободное время в лагере?
— Когда я был маленьким, мы складывали стулья в столовой и выстраивали столы вдоль стен. И играли там в футбол, вышибалы или ещё какую спортивную игру. То помещение было единственным, где хватало места. — Вспоминаю, как мы с друзьями в ночи, когда во всём лагере выключали свет, крались в столовую. — Ещё мы часто играли в прятки. Особенно когда отключали электричество.
Были и тайные свидания с девушками, пока генераторы не работали, но я не настолько тупой, чтобы рассказывать об этом Сиенне.
— У тебя было особенное детство.
Наверное, да. Особенно если сравнивать с Зейном, чья жизнь была полна званых ужинов, смокингов и светских бесед с богачами. Как хорошо, что я не был на его месте.
Сиенна бросает камешек вниз. Он теряется в тёмной воде.
— Если честно, мне сложно представить тебя маленьким мальчиком. Каждый раз получается мускулистый малыш с пистолетом в руке, командующий всеми.
Я хохочу, и мой смех разносится по каньону.
— Примерно так и было.
Она игриво хлопает меня по руке.
— Неправда. Уверена, ты был милым мальчиком.
— Просто очаровашкой.
— У тебя когда-нибудь возникали подозрения, что ты можешь быть гемом? Ну, ты же наверняка замечал, как сильно отличаешься от обычных ребят в лагере?
Вспоминаю своё детство. Да, я отмечал разницу между собой и другими детьми, особенно Нэшем. Он был на несколько лет старше, а я мог победить его в реслинге или любой игре. Наверное, я списывал всё это на талант или просто везение.
— Иногда я задавался вопросом, почему другие дети не могут сделать того же, что и я. Я даже однажды спросил отца, не был ли я генетически модифицирован. — Хмыкаю, вспоминая тот разговор. — В итоге это привело к полуторачасовой лекции о том, почему они с моей матерью никогда не хотели, чтобы их ребёнок был генетически модифицирован. После этого у меня и мысли такой не возникало. Не могут же отцы врать своим детям?
— И как ты воспринял правду? Когда Зейн всё тебе рассказал. Ты ему сразу поверил?
Я потёр ладонь о жёсткую поверхность валуна.
— Признаюсь, принять правду было нелегко. Но всё внезапно встало на свои места.
— Жаль, меня не было при этом разговоре, — произносит она со слабой улыбкой.
Мне так хочется к ней прикоснуться и так надоело себя сдерживать, что я убираю прядку её волос за ухо, а затем провожу большим пальцем по линии челюсти, от уха до подбородка. Сиенна закрывает глаза и вздыхает.
Я воспринимаю это как приглашение податься вперёд и прижаться к губам. Но этого мало. Этого всегда мало. Я углубляю поцелуй, нежно опускаю Сиенну на валун. Она выгибает спину, ей не очень удобно. Проскальзываю руками под неё, защищая от грубой поверхности. Мои губы смещаются от её рта к её шее, ключицам, в то время как руки Сиенны крепче сжимают меня в объятьях, не желая отпускать. Не то чтобы я хотел отстраниться. Наши тела подходят друг к другу, как кусочки пазла.
Сиенна дрожит подо мной и шепчет прямо в губы:
— Холодно.
Я помогаю ей сесть и поправляю одеяло, соскользнувшее с её плеч, чтобы оно крепко её укутывало. Я едва заметил похолодание, но она права. Наши вещи уже высохли, но они слишком тонкие, чтобы согреть. Усаживаю Сиенну между ног, она прислоняется к моей груди. Тепло наших тел — единственное, что не даст нам замёрзнуть этой ночью.
— Прости за сегодняшнее, — говорю я. — Наверное, это был твой худший день рождения из всех.
— Худший? — задумчиво переспрашивает Сиенна, наклоняя голову. — Отнюдь. Это лучший день рождения, что у меня когда-либо был.
— Несмотря на то, что ты едва не умерла?
Смеясь, она устраивается поудобнее в кольце моих рук и ног.
— Я же сказала, что люблю приключения.
Хмыкаю.
— К тому же, — добавляет она, — я бы предпочла миллион приключений с тобой, чем долгую скучную жизнь.
— Я тоже.
Она поднимает глаза на меня.
— Правда?
Беру её ладонь и кладу напротив своего сердца, чтобы она чувствовала его ритм и знала: оно принадлежит ей.
— Правда.
Сиенна улыбается и закрывает глаза, вновь прижимаясь ко мне. Когда молчание сменяется тихим посапыванием Сиенны, я крепко обнимаю её и клянусь бодрствовать всю ночь, чтобы защитить её. От чего угодно, но в особенности — от её снов. Я пойду на всё, лишь бы она была в безопасности.
28
ЗЕЙН
Когда я захожу через автоматические двери камберлендской телерадиокомпании, ресепшионистка поднимает голову, и её щёки тут же розовеют.
— Мистер Райдер, мы не ждали вас сегодня.
На экране на стене за её спиной включён новостной канал. На нём показывают Стила. Он выглядит безупречно в костюме-тройке. На фоне — штаб «Мэтч-360». У Стила берёт интервью какой-то журналист. Я не слышу слов, но снизу всплывает окошко, подытоживающее его речь.