Шаги по ту сторону двери становятся все ближе. Я научился узнавать каждый звук, который она издает. Каждый смешок, исходящий из ее горла, каждый шорох шагов, каждый вздох, касающийся моих губ.
Дверь распахивается, и я вижу ее. На ней большая рубашка, свисающая с загорелого плеча, которая почти скрывает шелковые шорты, обнажающие ее длинные ноги. Короткие волосы влажные, а кожа сладко пахнет маслами для купания. Я вдыхаю ее аромат, пока мои глаза блуждают по знакомой фигуре передо мной.
Она выглядывает из-за двери, и выражение ее лица внезапно становится тревожным.
— Тебе нельзя здесь находиться — шипит она. Затем, не сказав больше ни слова, втаскивает меня в свою комнату.
Я захлопываю дверь ногой.
— А где же мне еще быть?
— В своей комнате, например.
— В моей нет тебя. — Я усмехаюсь. — Потому я и здесь.
Она качает головой.
— Несносный, самоуверенный засранец.
Я притягиваю ее за талию, касаюсь кончиком пальца ее носа, и шепчу:
— А ты моя прекрасная… — нежно целую ее, чувствуя, как ее губы оттаивают под моими. — Прекрасная Пэй.
Она тянет меня за рубашку, прижимаясь своими губами к моим. Я отталкиваюсь от двери и подталкиваю ее дальше в комнату. Этот поцелуй жадный, мучительный. Он состоит из тех моментов, когда я не мог к ней прикоснуться, из каждого мгновения, когда я жаждал ее, но заставлял себя сдерживаться.
Ее губы такие же мягкие, как кожа под моими блуждающими руками. Я ощущаю дрожь, пробегающую по ее спине, когда мои пальцы зарываются в ее влажные волосы.
— Тебе нельзя здесь быть, — снова напоминает она, едва выговаривая слова.
— Знаю, — отвечаю я, касаясь ее губ.
— Кто-нибудь мог тебя увидеть, — выдыхает она.
— Знаю.
Ее руки хватают меня за волосы.
— Я обручена.
Мой голос звучит тихо:
— О, я в курсе. — Пальцы находят это проклятое кольцо, снимают его, в то время как мои губы вновь находят ее. Она издает протестующий звук, от которого у меня учащается сердцебиение, но я успеваю перехватить ее второе запястье, зарывшееся в моих волосах. И прежде чем она успевает остановить меня, я надеваю кольцо на палец ее правой руки.
— Вот. Теперь это просто кольцо. Без обетов.
Она отстраняется и улыбается так, что у меня перехватывает дыхание.
— Вот так просто, да?
— Может быть, — отвечаю я слишком поспешно и отчаянно.
Жаркий момент между нами проходит, оставляя после себя только прерывистое дыхание и мрачное напоминание о нашем будущем. Пэйдин отступает на шаг, затем еще на десяток, и начинает расхаживать по мягкому ковру. Она откидывает мокрые волосы с шеи и прочищает горло.
— Китт… он подозревает нас. Думаю, потому он и держит дистанцию.
Я заставляю себя усмехнуться, понимая, что альтернатива куда опаснее.
— Потому что ты все еще ему небезразлична.
— Нам нужно быть осторожными. — Спокойно говорит Пэйдин. — Я не хочу все усложнять еще больше.
Я отворачиваюсь, запуская руки в карманы. Внезапно меня очень заинтересовала лепнина, украшающая ее дверь.
— Значит, ты с ним говорила?
— Мы поужинали вместе. — Она ждет реакции, но я молчу. — Мы собираемся начать делать это регулярно.
— Конечно, — выдавливаю я из себя. — Короли и королевы едят вместе.
Ревность тяжело ложится на мои слова, натягивая голос до такой степени, отчего Пэйдин тяжело вздыхает. Ее ладони обхватывают мое лицо, заставляя меня повернуться к ней.
— Пожалуйста, не отталкивай меня. Я хочу этого не больше, чем ты.
Я успеваю кивнуть, прежде чем она слегка щелкает меня по кончику носа. Этот жест на мгновение ошарашивает меня, как и всегда. Я никогда не привыкну к той радости, что разливается во мне, когда ее пальцы щелкают меня по носу. Чувствовать ее привязанность так осязаемо — это привилегия, которой я недостоин.
— Не делай этого, — выдыхаю я.
— Что именно?
Я опускаю голову.
— Не губи меня.
— Разве это не то, чего ты хотел? — лукаво напоминает она мне.
— Не так. — Я заправляю влажную прядь волос ей за ухо. — Только не с ним.
В моей груди начинает медленно нарастать боль. Я всегда буду любить брата, но я не уверен, что смогу смотреть, как он стареет рядом с ней. Верность и любовь могут быть достаточно разрушительны, когда находятся порознь. Теперь же они опасно переплетены.
Она отвечает только долгим, сочувствующим взглядом.
— Значит, ты пришел попрощаться? — голос Пэй звучит мягко, и она не торопится менять тему. — На всякий случай.
— Мне не нужно прощаться, — спокойно отвечаю я. — Потому что мы увидимся после Испытаний.
Ее взгляд устремлен вдаль.
— Меня отправят в Скорчи. Или к Мелководью.
Я замираю, готовясь спросить, откуда она это знает, когда ответ срывается с ее губ:
— Китт сказал. Два Испытания пройдут в тех местах, где я еще не бывала.
Я качаю головой.
— Конечно, именно так и будет. Не удивлен, что Совет решил бросить тебя в те места, где ты никогда не бывала. — Она хочет что-то сказать, но я перебиваю: — И нет, я не буду прощаться, потому что с тобой все будет в порядке. Испытание на храбрость — последнее, о чем тебе стоит волноваться.
Она долго молчит, а затем на ее губах появляется легкая улыбка.
— Когда я уезжала на Испытания Очищения, Адина сказала, что это не прощание, а всего лишь хороший способ сказать «до свидания». — Она с трудом сглатывает. — Это была самая нелепая фраза, но она столько раз повторяла ее за все эти годы.
Она издает мучительный звук, отдаленно похожий на смех. Я опускаю взгляд и вижу, как скорбь и гнев смешиваются на ее лице, делая его жестче. Мои пальцы приподнимают ее за подбородок.
— Значит, как говорила мудрая Адина, это всего лишь хороший способ сказать до…какого бы то ни было черта.
Она начинает смеяться раньше, чем я успеваю договорить. Но на этот раз от ее смеха у меня перехватывает дыхание. Я заставляю себя не моргать, чтобы не пропустить ни единой секунды.
— До какого бы то ни было черта, — повторяет Пэйдин, кивая.
Я улыбаюсь, даже когда ее улыбка гаснет, но я продолжаю улыбаться в надежде, что она вернется. После долгого молчания я, наконец, признаюсь, почему я вообще здесь:
— У меня есть кое-что для тебя.
На ее лице появляется тень сомнения.
— Мне стоит волноваться?
Я тянусь к сапогу и вытаскиваю оттуда подарок.
— Волноваться должен я. Оно вполне может снова оказаться у моего горла.
Серебряный кинжал поблескивает, будто сам зовет ее.
Ее глаза расширяются, когда она осматривает острое лезвие и завитки, украшающие рукоять. Она медленно протягивает руку и забирает отцовский нож. И на этот один-единственный миг в мире все становится хорошо.
Вот она — Серебряная Спасительница. Стоит передо мной, с кинжалом в руке и сияющей улыбкой.
— Спасибо, — ей едва удается выговорить эти слова. — Я думала, что больше никогда его не увижу.
Я улыбаюсь.
— Просто постарайся не распороть меня, ладно?
— Сначала ты, принц.
Ее слова звучат как шутка, но мой взгляд все равно опускается к шраму на ее бедре. Улыбка исчезает с лица при воспоминании о том, что я сделал с ней, пытаясь выполнить миссию. Она подходит на шаг ближе, чувствуя мою внезапную серьезность и легкое беспокойство во взгляде. Мой взгляд поднимается к букве, которая, как я знаю, вырезана над ее сердцем.
Ее ладонь нежно касается моего лица.
— Ты не он.
Эти три слова грозят разорвать меня на куски.
Я не могу заставить себя взглянуть на нее. Обрушившееся облегчение удивляет меня своей внезапностью. Я даже не осознавал, как сильно мне было нужно услышать это из ее уст. Сходство между моим отцом и монстром, которого он из меня сделал, преследовало меня в каждом уголке сознания, сколько я себя помню.
— Кай… — Ее голос достаточно нежный, чтобы заставить мой хрупкий разум сосредоточиться. — Ты не он, — снова шепчет она, и в ее прекрасных голубых глазах блестят слезы. — Мне нужно, чтобы ты это знал. Ради меня.
Я киваю, не в силах подобрать слова. Она обхватывает мое лицо руками, прижимает меня к себе прикосновением, которое, как мне хотелось бы, принадлежало только мне.
— Ты не он, — повторяет она с мягкой улыбкой. — Но вы оба оставили след в моем сердце. Один — буквой «О». А другой — чем-то еще более разрушительным.
Ее невысказанные слова повисают в воздухе между нами.
— Пэйдин… — Я прижимаюсь лбом к ее лбу, сгорая от желания сказать то, чего она так боится. На том маковом поле я сказал ей, что невозможно было удержаться от того, чтобы не влюбиться в нее. И все же три проклятых слова так и не сорвались с моих губ.
Я тебя люблю.
Я раскрываю рот, но слышу ее напряженный голос:
— Не надо. Пока не время. — Она выдыхает, ее пальцы нежно проводят по моей щеке. — Все, кто когда-либо говорил мне это, исчезли. А ты… ты нужен мне больше, чем эти слова.
Я улыбаюсь, целуя ее в лоб.
— Потребуется гораздо больше, чем просто слова, чтобы отнять меня у тебя, дорогая.
— Так будет лучше, — выдыхает она.
Кинжал болтается в руке, обвившейся вокруг моей шеи. Странно, но когда-то я боялся, что она вонзит его мне в спину. Теперь я готов раскрыться перед ней полностью.
В моих объятиях она словно снова стала целой — с оружием отца в руке и в объятиях своего Силовика. И когда она долго и яростно целует меня, я понимаю, что был бы счастлив прожить остаток своей жизни на острие клинка. До тех пор, пока он находится в ее руках.
Глава пятнадцатая
Пэйдин
Я шагаю в такт со стуком собственного сердца.
Солнечный свет струится сквозь ветхие здания, следуя за мной по людной улице, словно луч прожектора. Знакомый кинжал, прикрепленный к бедру, становится единственным утешением, вместе с воспоминанием о руках, которые пристегнули его туда.
— Впечатли меня сегодня, дорогая, — прошептал он, опускаясь передо мной на колени.