— Нет. Нет, я не могу быть здесь заперта, Кай! Не сейчас!
Вспышка молнии отбрасывает тень на его суровое лицо. Он берет мое лицо в ладони, удерживая, когда корабль снова кренится.
— Ты мне доверяешь?
Из-под двери сочится струйка воды. Словно холодный палец Смерти, она тянется ко мне.
— Пэй?
Его крик заставляет меня снова посмотреть на него. Я неуверенно киваю.
— Да. Я доверяла тебе даже тогда, когда не следовало бы.
— Я знаю, каково это, — он прижимается лбом к моему, выдыхая тихие слова на мою кожу. — Поэтому ты должна остаться здесь со мной, пока нам не скажут действовать иначе.
Мое бешено колотящееся сердце заглушает каждый грохот волн, каждый отчаянный крик команды, которая борется с ними. Каюта, кажется, сжимается вокруг меня, становясь все меньше с каждой мыслью о том, что я больше не могу ее покинуть. Море бушует вокруг меня, и все же, возможно, именно моя клаустрофобия тащит меня навстречу смерти.
Комната становится все меньше, океан все шире. Я задохнусь в этой каюте раньше, чем вода заполнит мои легкие.
Мои легкие.
Кажется, они не могут найти воздух. Я задыхаюсь в другом море. Это тесное пространство, эта постоянно уменьшающаяся каюта, которая вот-вот раздавит меня.
Мои колени подгибаются, прежде чем я опускаюсь на пол. В ушах звенит, я едва слышу обеспокоенный крик Кая позади себя. Он прижимает мое скрюченное тело к себе, и мы раскачиваемся взад-вперед на бурлящих волнах.
Что-то холодное касается моей ноги. Затуманенным взглядом я смотрю вниз и вижу, как ледяной палец смерти царапает мою кожу. Он ласкает меня и в то же время намекает на воссоединение. Он снова нашел меня. В прошлый раз мы встретились в Скорчах, когда он провел песчаными пальцами по моей щеке. Теперь он приказывает бушующему морю вернуть меня к нему.
Крик, раздавшийся у меня над ухом, заставляет меня очнуться. Я опускаю ладонь в лужу, словно пожимаю руку Смерти. Хвалю ее за настойчивость.
— Пэй!
Молния вспыхивает в ту же секунду, когда мое имя разносится по комнате. Его голова прижата к моему плечу, теплое дыхание касается моей обнаженной кожи.
— Все будет хорошо, — уверенно говорит он. — Ты не раз выживала в Скорчах. Теперь ты сделаешь то же самое в Мелководье.
Я киваю, заставляя себя дышать ровнее. Мы сидим на полу, держась друг за друга, пока судно пытается разлучить нас. Я цепляюсь за него, зарываясь пальцами в его мятую рубашку. Он гладит меня по волосам, шепча слова утешения.
Мой якорь во время шторма.
— У меня есть кое-что для тебя, — бормочет он.
Все еще пытаясь подавить панику, я хриплю:
— Надеюсь, это меня отвлечет.
— Что-то вроде того, — он высвобождает одну руку, не отпуская меня до конца и пытаясь сбросить что-то со своих плеч. Только когда он ставит рюкзак на влажный пол, я впервые замечаю его. Сунув руку внутрь, он достает тонко обернутую сферу.
Мне даже не нужно спрашивать, что это. Я знаю эту форму. Знаю этот запах.
Мед.
Слезы подступают к глазам.
— Ты привез его из Илии?
Очередная вспышка молнии позволяет мне разглядеть легкую улыбку на его лице.
— Только для тебя.
Кай позволяет мне самой развернуть упаковку сладкой выпечки. От меда, покрывающего мои пальцы, на губах появляется улыбка. Я забываю о каждой леденящей волне, которая пытается разорвать корабль на части, о каждом страхе, застрявшем у меня в горле. Вместо этого я сосредотачиваюсь на этой липкой булочке и на воспоминаниях о каждой из тех, которыми я делилась раньше.
Мои глаза закрываются, когда я наконец откусываю кусочек. В этом тесте заключен каждый счастливый момент моей жизни, и если я умру сегодня вечером, то хочу, чтобы на моем языке был этот мед. Он напоминает о моем доме — Адине.
— Возможно, она уже чуть зачерствела, — мягко говорит Кай.
— Нет, — выдавливаю я. — Она идеальна. Именно такими я всегда их и ела. Такими мы всегда их ели.
Грохочет гром, и мы раскачиваемся на полу при каждом крене корабля. Я погружаю пальцы в липкую булочку и разламываю ее пополам. Кай выглядит удивленным, когда я предлагаю ему кусочек.
— Это для тебя. Чтобы отвлечься, — твердо говорит он.
— Я хочу, чтобы ты разделил это со мной. Пожалуйста. — Я размахиваю булочкой перед ним так, как всегда делала Адина. — Я не знаю, как есть ее в одиночку.
Он любезно кивает в знак понимания, прежде чем выхватить кусочек из моих пальцев. Я прислушиваюсь к крикам, которые быстро уносятся прочь порывистым ветром.
— Ты тоже заслуживаешь того, чтобы отвлечься, — говорю я так тихо, насколько позволяет штормящее море.
Он проводит прохладными костяшками пальцев по моей щеке.
— Ты всегда будешь меня отвлекать, дорогая.
Вода плещется у моих лодыжек, и все же я сижу здесь, прислонившись головой к его груди. Мы едим эту липкую булочку на полу моей каюты, посреди бушующего моря, и каким-то образом находим покой в этом буйстве.
Как будто я нашла эпицентр бури в нем, а он — во мне.
Я просыпаюсь с мягкой подушкой под головой.
Я точно ее туда не клала. И не поднималась на кровать прошлой ночью. Но вот я лежу на ней, уютно укрытая одеялом, а на руках больше нет следов меда.
Моргая, чтобы сфокусировать взгляд уставших глаз, я обвожу взглядом сырой пол и место, где мы сидели прошлой ночью. Мы провели там несколько часов, разговаривая во время шторма и вздрагивая от каждой волны. Должно быть, я задремала в его объятиях, прежде чем меня перенесли на койку.
За иллюминатором серое небо, а под ним бушует море, вероятно, недовольное тем, что корабль все еще на плаву.
Корабль все еще на плаву.
На моих губах появляется облегченная улыбка, когда я сажусь. Я пережила свой первый шторм на Мелководье. Доживу ли я до следующего? Об этом стоит поволноваться позже.
Поднявшись на ноги, я ступаю по влажному полу и открываю свой сундук. Меня встречает стопка аккуратно сложенной одежды, но я принялась торопливо рыться в ней в поисках чего-нибудь удобного. Я останавливаю свой выбор на обтягивающих черных брюках и свободной блузе.
Надев сверху свой оливковый жилет, я провожу пальцами по потрепанным швам и вытянутым карманам. Кажется, что я почти не надевала этот подарок с тех пор, как вернулась в Илию. Вместо этого меня заставляли носить платья, которые напоминают мне об Адине и о том, что она больше не может их шить, даже после смерти, даже с теми сломанными пальцами.
Окунув руки в таз с чистой водой на комоде, я прогоняю эту мысль, плеснув прохладной водой в лицо. Слегка вздрогнув, я вытираю кожу насухо и…
И вижу, что все мои книги валяются на полу.
— Нет, нет, нет, — шепчу я, бросаясь собирать хрупкие истории. Корабль все еще раскачивается, отчего я с трудом удерживаю равновесие. Поэтому опускаюсь на колени, прежде чем волны вынудят меня растянуться на полу.
Я быстро хватаю книги в охапку, замечая, что их страницы намокли из-за морской воды. Проклиная все на свете, я встаю и направляюсь к двери. Влажные корешки прилипают к моей ладони, когда я выхожу на палубу и встречаю унылое небо.
Ветер треплет мои распущенные волосы, и серебристые пряди закрывают обзор. Я пытаюсь отвести взгляд, но внезапно останавливаюсь, увидев разгром. Большие куски перил оторваны там, где море вонзило свои ледяные зубы в дерево. Спутанные канаты валяются на палубе вперемешку с другим мусором.
Громкие команды капитана гарантируют, что ни один член экипажа не будет стоять без дела. Корабль покачивается подо мной, и я спотыкаюсь на ногах, не привыкших к морю. Окружающие меня моряки усмехаются при виде этого, а затем продолжают невозмутимо шагать по скользкой палубе.
Я поправляю жилет и собираю остатки своего достоинства, осторожно подходя к неповрежденному участку перил. Жгучий и соленый ветер пронизывает меня. Я наклоняюсь над перилами, наблюдая за бурлящей внизу водой. Ее светло-голубой и зеленый цвет обманчиво манит, несмотря на большую глубину под поверхностью. Именно так море и получило свое название — Мелководье.
Крепко зажав три книги под мышкой, я поднимаю одну из них в воздух, позволяя страницам трепетать на ветру. Это не самый идеальный способ их высушить, но он определенно самый быстрый.
Хихиканье у меня за спиной говорит о том, что команда нашла новый повод посмеяться надо мной. Я игнорирую их, как и всех высокомерных представителей Элиты, с которыми мне приходилось жить, и переключаюсь на другую книгу.
Именно в этот момент корабль ныряет в волну, окатив палубу водой и полностью намочив меня. Еще больше смеха наполняет воздух, пока я стою, дрожа, прижимая к груди последний кусочек своего детства.
— Нужна помощь, дорогая?
Я разворачиваюсь на каблуках, едва не падая, когда корабль под нами вздрагивает. А вот и он. Стоит, засунув руки в карманы, такие же глубокие, как ямочка, на которую я смотрю. Черт бы его побрал.
Черт бы его побрал.
Судя по тому, как он на меня смотрит, я, возможно, пробормотала это вслух. Ничто и никто никогда не разрушал меня сильнее. Ни песок, ни море, ни медленное прикосновение Смерти. Потому что, возможно, просто возможно, он — самая разрушительная из всех этих вещей.
Он снимает свое пальто, открывая моему взору обтягивающую черную рубашку.
— Не смотри на меня так.
Эти слова, кажется, пробуждают что-то во мне, какое-то мимолетное воспоминание, затуманенное несколькими бокалами шампанского. Хрупкая мысль разбивается вдребезги от стука моих зубов.
— И к-как же я на тебя смотрю?
От его ответной улыбки кровь приливает к моим онемевшим щекам. Он подходит ближе, накидывает пальто мне на плечи и застегивает его. Я наблюдаю, как его губы формируют ответ, который я так и не услышу.
— Ох, ну и шторм был прошлой ночью!
Я едва знаю этого мужчину, но узнаю его голос с другого конца корабля. Оборачиваюсь и вижу, как Торри идет к нам, его длинные волосы собраны в узел на затылке.