Три дня.
Так скоро я потеряю свободу, сердце, любовь. Я встречаюсь взглядом с Каем, и боль в его глазах лишь усиливает мою собственную тоску. Мы будем связаны навсегда, но не так, как надеялись.
— Эйсел настаивает на проведении второй церемонии в Луте, — сухо говорит Китт. — Думает, что это поможет сплотить народ, если трущобы тоже примут участие в празднике. Это необычно, конечно, но…
— Думаю, это отличная идея, — быстро вставляю я.
Кай отстраненно кивает, но я не пропускаю язвительность в его голосе:
— Две свадьбы. Еще лучше.
И тут он встает.
— Кай…
Он прерывает мою фразу резкими словами:
— У меня много дел перед церемонией. — Его глаза цвета грозы встречают с моими. — Оставляю вас вдвоем, чтобы разобраться друг в друге.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, он исчезает в тени лестницы.
Я вдыхаю сырой воздух.
— У него наверное много чего на уме.
— В основном — ты.
Я резко поворачиваюсь к нему.
— Прости, что?
— Не стоит притворяться удивленной, Пэйдин. — Его слова звучат резко. Без брата его лицо тускнеет, впалые щеки резко выделяются в мерцающем свете. Правление уже сказалось на нем. — Мы оба знаем, что сердце Кая принадлежит тебе.
— И тебе, — строго добавляю я. — Он любит тебя достаточно, чтобы не мешать твоим планам.
Китт смотрит на свою бутылку и слегка покачивает ее, взбалтывая остатки алкоголя внутри.
— Время покажет.
Я прочищаю горло, не зная, что сказать. Мы обычно стараемся не обсуждать Кая. Поэтому молча сидим несколько напряженных мгновений, прежде чем я нахожу слова, чтобы заполнить звенящую тишину.
— Я выбрала розы. — Я мгновенно уточняю: — Для свадьбы. Надеюсь, это нормально?
Он почти улыбается, но я не могу разобрать, что за эмоция прячется за этим.
— Да, я бы тоже выбрал их.
— Правда?
— Маме, кажется, они нравились, — отстраненно произносит он.
Я выпрямляюсь у каменной стены.
— Ты редко о ней говоришь.
— Я слишком мало о ней знаю, — возражает он. — Только то, что отец соизволил рассказать. И то, что я сам узнал теперь, став королем.
Во рту появляется неприятный привкус.
— Он не имел права лишать тебя воспоминаний о ней.
— Как никак, я тот, кто убил ее. — Голос короля звучит сдавленно, будто что-то мешает ему говорить. — Может, поэтому я никогда не был для него достаточно хорош.
Я стараюсь говорить спокойно:
— Это не твоя вина, Китт. Разве она не умерла при родах?
Он рассеянно кивает.
— Она умерла. Я выжил. Отец скрыл от меня все воспоминания о ней. — После этих разрушительных слов его взгляд становится отстраненным и устремляется в стену за моей спиной.
— Китт, ты…
— Уже поздно. — Он проводит рукой по лицу, стирая с него грусть, которая в нем поселилась, затем откашливается. — Нам стоит отдохнуть.
Король встает. Я следую за ним.
— Я не стану как мой отец. — Он шагает к лестнице, а я внимаю каждому слову. — Я… мы… меняем Илию. И да здравствует королева, благодаря которой это стало возможным.
Глава пятьдесят третья
Кай
Я опускаюсь на неудобный стул, заставляя себя выдавить не менее неудобную улыбку.
— Здравствуй, мама.
Ее усталые глаза смотрят на меня смотрят на меня с пониманием.
— Китт рассказал мне. На самом деле, ты только что с ним разминулся.
— Правда? — Я осматриваю койку, которую она не покидала почти два месяца. — Он все еще навещает тебя?
Сильный кашель разносится по пустому крылу, прежде чем она выдавливает:
— Мы… сблизились после смерти его отца. — Ее рука слабо тянется к моей. — Но не уходи от темы, Кай. Я знаю.
Вздыхая, я провожу пальцами по своим взъерошенным волосам.
— Два дня.
— Как выглядит тронный зал?
Я едва не смеюсь.
— Как сад. Проход и колонны оплетены десятками розовых роз.
— Это же королевская свадьба, — говорит она хриплым голосом. — Они обычно бывают роскошными. — Затем поспешно добавляет: — Ну, кроме моей свадьбы c королем, конечно.
— Потому что отцу нужно было быстро жениться после смерти матери Китта, — почти декламирую я.
Смотреть ей в глаза — словно заглядывать в зеркало. Она изучает меня, будто пытаясь что-то в них найти.
— Я забываю, какой ты юный. Тебе еще так многому предстоит научиться.
Эти слова звучат как предостережение, которое я должен принять во внимание. Но когда королева снова начинает задыхаться от кашля, все мысли отступают перед тревогой за нее. Я поднимаю стакан воды к ее губам, запрокидываю ее покрасневшее лицо, пока прохладная жидкость не прочищает ей горло.
— Мне… — Она делает глоток, затем пытается снова: — Мне жаль, что тебе приходится видеть меня такой.
— Тсс, — строго обрываю я королеву. — Я недолго буду видеть тебя такой, потому что ты поправишься раньше, чем мы успеем осознать это.
Ее улыбка, некогда яркая, потускнела.
— Можешь лгать себе сколько угодно. Но не лги своей умирающей матери.
Я качаю головой, отказываясь верить в ее слова и желая поговорить о чем-то другом.
— Ты не против того, чтобы Китт женился на Пэйдин?
— У Китта есть свои причины, — просто говорит она.
Я не до конца удовлетворен этим ответом.
Она кашляет. Я морщусь.
— Отдохни, мама.
— Так… — судорожный вздох прерывает ее речь. — Так многому нужно еще научиться.
Жар окутывает кухню, распространяя запах картофеля с приправами.
— Джакс практически слюной исходит, — фыркает Энди. — Гейл, сколько еще? Он меня пугает.
Повариха поворачивается, ее круглое лицо сияет широкой улыбкой.
— Почти готово, дорогая. Индейке нужно еще немного времени.
Китт сидит рядом со мной на привычной месте, на стойке, будто мы снова мальчишки. Энди и Джакс занимают дальний выступ, а Пэйдин прислоняется к открытой стене, наблюдая за всеми нами.
— Держись, Джей, — утешает Китт, хоть и с поддразниванием. Он выглядит спокойнее рядом с нами, как будто его разум проясняется от всего, что его преследует.
Джакс выпячивает грудь, длинные ноги свисают со стойки.
— Я голодный, растущий мальчик.
Я смеюсь.
— О, лучше бы тебе уже перестать расти.
— Ага, — Китт смотрит на него с сочувствием, — мы не можем позволить нашему младшему брату смотреть на нас свысока.
Бордовые брови Энди взлетают вверх.
— Если он смотрит на меня свысока, значит, и на вас тоже.
— Я этого не допущу, — заявляет Китт.
— Отличная идея, — Энди украдкой макает палец в миску с картофельным пюре рядом с ней, пробуя на вкус. — Давай сделаем это твоим следующим указом, да?
Гейл даже не поворачивается.
— Я все видела, Андреа.
С широко распахнутыми медовыми глазами Энди шипит нам:
— Как, черт возьми, она это делает?!
Пэйдин смеется, и мое внимание переключается на противоположную сторону плиты. Все взгляды устремляются на нее и ее ослепительную улыбку.
— Кастрюля. Гейл видит твое отражение в кастрюле, Андреа.
Повариха оборачивается к Пэйдин, но ее улыбка не гаснет.
— Не выдавай мои секреты!
— Благодарю, мисс Грэй, — сладко говорит Энди. — Теперь тебе осталось выяснить, как Жасмин жульничает в картах.
Пэйдин кивает:
— Всегда пожалуйста.
— О! — Джакс чуть не подпрыгивает. — Можешь выяснить, куда деваются все мои левые носки?
— Да, это загадка, — моя кузина обнимает Джакса за плечи. — Но будущая королева должна мне пару одолжений после того, как я починила ее дверь. Дважды.
Ее взгляд скользит в мою сторону с легким упреком. Я небрежно откидываюсь на ладони, встречая ее взгляд с легкой усмешкой.
— Я был мертв сутки, а ты все еще беспокоишься о двери?
— О, пожалуйста, — бурчит она. — Мы знали, что ты не мертв. Но не волнуйся, я все равно скорбела из-за присутствия моего дорогого кузена.
— Какой указ ты хотела предложить? — вмешивается Китт, обращаясь к Энди. — Джакс должен перестать расти, верно?
Очевидно, он хочет сменить тему, и, к счастью, наша кузина с радостью подхватывает:
— Думаю, это очень по-королевски.
— Нет! — протестует Джакс.
Я позволяю им препираться, чтобы хоть немного вернуться в прошлое. Здесь, на кухне, все кажется проще, будто мир за пределами этих каменных стен замирает. На лице Пэйдин отражается своего рода облегчение. Возможно, она тоже нашла здесь хоть какое-то утешение. С нами. В семье, которой у нее никогда не было.
— Ну все, — гремит Гейл. — Берите тарелки и накрывайте на стол.
Мы подчиняемся, занимая скрипучий стол в дальнем конце кухни. Миски тут же опускаются на деревянную поверхность, скрывая каждую царапину и пятно. Усадив всех, Гейл занимает место во главе стола и накладывает еду на тарелки.
В детстве это было нашим убежищем — сидеть за этим столом, прячась от давления двора, которого мы не понимали. Теперь это стало еще более важным.
Джакс и Энди спорят, кому достанется лучший кусок индейки, в то время как Китт смеется, совсем не стараясь утихомирить этих двоих и их аппетиты. Я редко вижу его таким счастливым вне кухни или компании семьи.
Пэйдин сидит напротив, накладывая фасоль на тарелку. Она поднимает глаза, бросая мне многозначительный взгляд, который заставляет меня усмехнуться.
— Значит, тебе все-таки нравится зеленая фасоль, — говорю я лукаво.
— Ну, с тех пор как ты заставил меня ее есть, когда я впервые приехала в замок, — напоминает Пэйдин, — она мне понравилась.
— Среди прочего, что произошло с тех пор, как ты здесь.
— Не наглей, Эйзер, — она улыбается, и мне ничего не хочется больше, чем поцеловать ее в губы. — У меня достаточно ножей, чтобы приставить один к твоей красивой шее.
— Вот видишь, — я указываю на нее вилкой, — если ты называешь меня красивым, я слышу только комплимент. А не угрозу.
Она закатывает глаза, но я не успеваю насладиться ее ответом, поскольку знакомый голос прорывается сквозь хаос: