Я моргаю, услышав это обращение. Это звучит странно, особенно когда это произносит тот, кого я вынужден был оставить, чтобы найти убийцу нашего отца. Это больше не тот сломленный, обезумевший человек, о котором шептались в королевстве. Передо мной кто-то другой.
— Привет, Китт, — медленно отвечаю я. — Ты выглядишь… неплохо.
Он коротко усмехается, отложив бумаги.
— Бывали дни и похуже. Ты ведь знаешь.
Взгляд, который он сейчас на меня бросает, кажется знакомым, словно это отголосок той улыбки, которую он так часто мне дарил.
— Прости, что я был таким… отстраненным перед твоим отъездом. Но я горевал. Я чувствую себя лучше, если тебе интересно.
Он качает головой, светлые волосы развеваются.
— За последние несколько недель я многому научился.
Я тихо хмыкаю, не зная, что сказать. После короткой паузы заявляю:
— Рад, что тебе лучше.
— Я снова чувствую себя собой, — добавляет он с легкой улыбкой. — Ах да… — Он роется в кипе бумаг, отыскивая что-то. — Это твое.
Он опускает какой-то предмет на единственное свободное место, выглядывающее из-под бумаг. Я смотрю на перстень Силовика с крупным гербом на нем. Два льва обрамляют букву «А» — наша фамильная печать и символ силы.
Хотел бы я видеть в нем только это.
Но я вижу лишь то, что мне пришлось сделать — и что делали до меня, — во имя этого герба. Каждую каплю крови, пролитую ради могущества нашей семьи. Каждый исполненный приказ, поскольку этот атрибут связал меня на всю жизнь.
И все же я надеваю кольцо на палец. Чувствую, как холодный металл впивается в мою кожу. Сжимаю ладонь. Десятилетия смерти вплетены в это кольцо, сжимающую мою кожу, и я не смею даже пошевелиться.
— Значит, — тихо бормочу я, не сводя взгляда с кольца, — я снова заслужил его.
Он пожимает плечами.
— Ты же привел ее ко мне, разве нет?
— Привел, — признаю я.
И сожалею об этом больше, чем о чем-либо в жизни.
— Надо отдать тебе должное, Кай. — Он откидывается на спинку кресла, в точности повторяя отцовский жест. — Я и не думал, что она доберется обратно.
Я ищу скрытый смысл в его словах. Я уже не уверен, говорит ли это мой брат или король, которым он стал.
— И ты боялся, что я этого не допущу, — спокойно озвучиваю я его невысказанное.
Он улыбается с ноткой грустного веселья.
— Думал, ты позволишь ей уйти.
— Почему ты не сказал мне о своем плане насчет нее? — Вопрос срывается с моих губ гораздо резче, чем я репетировал в своей голове.
Он моргает, сбитый с толку на мгновение, прежде чем возвращает себе самообладание.
— Честно? Я и сам не знал, что делать с ней. Пока не стал прислушиваться к советам Калума. Нашел записи с письмом отца.
— Так это Калум сказал тебе жениться на ней? — Мой голос звучит угрожающе тихо. — Лучше скажи, зачем ты вообще его слушаешь?
— Потому что он открыл мне глаза на многие вещи, — резко парирует Китт. — Внезапно я оказался в роли короля, охваченного горем и гневом. И когда Калум рассказал свою историю, то, что на самом деле происходит в трущобах, я понял, как мало знаю о собственной стране. — Его грудь тяжело вздымается, но голос остается ровным. — Поэтому я слушал. Я узнал много нового. И впервые в жизни пришел к собственным выводам. Так что называй меня сумасшедшим, как и все королевство, но…
— Я не думаю, что ты сумасшедший. — Мои тихие слова заглушают его собственные. — Думаю, ты прав. Если Илия в опасности, ты делаешь то, что должен, чтобы ее спасти. — Я ухмыляюсь. — Обычные должны вернуться в наше королевство, даже если это не вопрос выживания. Потому что я тоже многое узнал во время путешествия. Узнал, как нам лгали. И кто эти лжецы. — Китт открывает рот, но я продолжаю: — Я пришел не спорить о политике, не обсуждать Элитное королевство Эдрика, построенное на лжи. — Я упираюсь руками в стол, наклоняясь. — Я пришел поговорить о ней.
Он медленно поднимается на ноги, почти встречаясь со мной взглядом.
— Полегче, брат.
— Женитьба, Китт? — Почти кричу я, качая головой. — Ты в своем уме?
— Я думаю, — говорит он жестко, — у меня нет иного выхода.
— Ты король! — Теперь я действительно кричу. — У тебя всегда есть выход. В отличие от нас.
— Ладно, хочешь другой вариант? — В его голосе звучит вызов, и от выверенного королевского спокойствия не остается и следа. — Альтернатива — убить ее. Именно так я и собирался поступить. Как тебе такой выбор? Доволен?
Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. От шока я открываю рот, а грудь сжимается от страха. Его слова парализуют почти так же сильно, как невысказанные, повисшие между нами. Потому что хуже ее смерти может быть только одно — если ее придется убить мне.
— Если я не женюсь на ней, — выдыхает Китт, умоляя меня понять, — у меня не останется выбора, кроме как убить ее. Она убила нашего отца, Кай. Но как моя невеста, она может помочь восстановить Илию. — Он опирается на стол, наклоняясь все ближе с каждым словом. — Это взаимовыгодное соглашение. Я защищу ее. И скажу правду о том, что произошло между ней и отцом. А взамен она станет символом мира для других королевств.
Я провожу рукой по волосам. Не помню, когда начал расхаживать из одного угла комнаты в другой, но мои шаги уже отбивают ритм по потертому ковру. Я горько смеюсь, не в силах сдержать рвущийся из меня звук.
— Помоги мне понять, потому что, когда я уезжал, ты был полон ярости и был готов отдать мне приказ пронзить ее грудь мечом. — Я устремляю на него суровый взгляд. — Так что изменилось?
— Все, — выдыхает он, и его голос звучит настолько тихо, что мне становится стыдно за свою резкость. — Все изменилось. Тогда я был сыном, скорбящим по человеку, которого считал любимым отцом. Сейчас понимаю — это была не любовь, а одержимость. Отец не учил нас чувствам. Но без его наставлений я ощущал себя озлобленным, мстительным и неуверенным в себе. — Китт прерывисто вздыхает. — Я пережил утрату. Узнал много нового. Пришел в себя. Ты прав. Я уже не тот безумный мальчишка, которого ты оставил. Я — король.
Его слова сильно бьют по мне, словно удар в грудь, от которого у меня перехватывает дыхание. Я сглатываю.
— А что стало с тем сыном, который был готов на все, лишь бы угодить отцу? Потому что твое решение — это прямой вызов всему, чего он хотел для Илии. Даже если ты при этом ее и спасаешь.
Он глубоко вздыхает, отводя взгляд.
— Отец заботился лишь о том, чтобы уничтожить Обычных, а не укрепить королевство. Он прятался за своей Элитной системой, которую создал, а тем временем Илия слабела. Теперь я это понимаю. — Наконец он встречается со мной взглядом, и в его глазах горит решимость. — Я хочу, чтобы это королевство стало по-настоящему великим.
Я медленно киваю. В каждом слове Китта сквозит рвение, которое больше не сдерживается нашим отцом. Его любовь к Илии и желание восстановить ее достойно уважения. Но я горжусь не королем. Я горжусь тем мальчиком, который когда-то мечтал только об одобрении. Теперь он носит отцовскую корону и отказывается быть ее рабом.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.
Мысли об отце опасны. Они приводят меня к ней.
Вырываясь из самого темного уголка моего разума, обрывок фразы слетает с моего языка, звуча едва громче шепота:
— Ты ее не ненавидишь?
К моему удивлению, он выдавливает из себя улыбку. Это резкий, едва заметный жест, которым он готов поделиться со мной.
— А ты?
Мы смотрим друг на друга, и впервые с тех пор, как он надел корону на голову, я думаю, что мы, возможно, понимаем друг друга. Потому что внезапно я снова вижу в нем себя. Пэйдин — это не что-то правильное или неправильное, не что-то простое, как «да» или «нет». Она — само смятение, ощущение сомнения, цвет между черным и белым. Черт возьми, она — моя Серебряная Спасительница. И ненавидеть ее не так просто, как может показаться.
Для меня оказалось трудным не любить ее.
— Я не хочу, чтобы это встало между нами, — осторожно произносит Китт. — Я хочу, чтобы все было как раньше. Мы против всех. Как братья.
Я открываю рот, чтобы ответить…
Дверь распахивается.
Мне даже не нужно оборачиваться. Ее присутствие я ощущаю всем телом — оно чувствуется в изгибе моей шеи, где когда-то покоилась ее голова. Она прикована к моей лодыжке и вечно тянет меня к себе.
Китт смотрит мне через плечо, его глаза чуть расширяются от удивления. Я поворачиваюсь. И больше не могу отвести взгляд от нее.
И вот она здесь. Ее поза такая же напряженная, как и выражение лица. Волосы коротко подстрижены и немного вьются, касаясь линии подбородка. Под мышкой зажат дневник ее отца в кожаной обложке, плотно прилегающий к облегающей фигуру блузке. Синева ее глаз обрушиваются на меня, как волна, и я внезапно осознаю, что с тех пор, как мы приехали в замок, я был почти лишен возможности утонуть в них. Только сейчас у меня появился шанс окунуться в них.
Я наблюдаю, как она делает то же самое, хотя стоическое выражение лица с нее не сходит.
Притворяйся.
У нее это получается лучше. Хотя, неудивительно, ведь передо мной «Экстрасенс». Она всю жизнь училась притворяться.
Ее взгляд отрывается от моего и устремляется на Китта.
— Не нужно вводить меня в курс дела. Так случилось, что я… все слышала.
Мои брови взлетают вверх, не то в удивлении, не то в насмешке.
— Итак, можно с уверенностью предположить, что ты подслушивала, стоя у двери.
Она переводит глаза на меня и награждает обманчиво-ласковой улыбкой.
— Только до тех пор, пока вы двое не начали кричать. Тогда и все остальные в коридоре тоже начали подслушивать.
С тяжелым вздохом Китт опускается обратно в кресло.
— Пэйдин, я собирался все тебе объяснить…
— Правда? — Она прерывает его своим резким, как лезвие ножа, голосом.
— До свадьбы или уже после?
Я замираю, взгляд скользит вниз по ее руке к сверкающему кольцу на пальце. Это так непринужденно прозвучало в этой комнате, в этом разговоре. При виде этого символа здесь, сейчас, возможно,