Он читает мой единственный план, синие глаза устремлены в мои, губы дергаются в улыбке.
Я останавливаюсь.
Возможно, именно в моей голове ему и место.
Я медленно делаю шаг к нему.
— Ты — неудачник. Не я.
Калум притворяется скучающим.
— Ты не только не смог убить Обычного ребенка, но и оставил меня на пороге Адама Грэя, чтобы следить за своей дочерью. — Его глаза сужаются, когда я медленно приближаюсь. — Я права, да? Часть тебя хотела наблюдать, как я расту. Каждая встреча, каждый разговор с моим отцом — ты узнавал обо мне.
Я тычу пальцем в груду книг у кровати.
— Ты принес их в дом, когда я была ребенком, правда? Даже написал мое имя на обложках. Потому что заботился обо мне…
— Хватит, — протягивает Калум.
Обладая такой силой, ты все равно не смог породить Элитного.
— Жалкий. — Я говорю это слово вслух, наблюдая, как оно поражает его, словно удар.
Ты винишь меня в смерти Айрис, потому что не смог ее спасти.
Один шаг за другим.
Готова поспорить, ты даже не держал ее за руку, не сказал прощай, пока король был рядом.
Мои мысли остры, прорезают его холодную маску с легкостью.
— Прекрати, — бормочет он.
Она никогда не была твоей, Калум.
Ярость трясет его тело.
— Прекрати.
Но я не остановлюсь. Я навсегда буду твоей величайшей неудачей.
Я уже достаточно близко, чтобы видеть блеск слез в его взгляде.
Я похожа на нее, отец? Я преследую тебя?
Руки Калума сжимаются на ушах.
— Хватит!
Смотри. На. Меня.
Его глаза крепко закрываются, и тогда я наношу удар.
Ладони касаются мягкого ковра, когда я падаю на пол, вынося ногу. Слышу как рвется ткань, и Калум падает, теряя равновесие. Спотыкаясь о складки платья, я нахожу кинжал под ними и выхватываю его из ножен.
Мое сердце бьется. Нависая над ним, я подношу лезвие к его шее. Он смотрит на меня — предатель, лжец, убийца Обычных.
Отец.
Это самый обвинительный титул из всех. И я даже не знаю половины того, что он натворил.
Тонкая струйка крови окрашивает острие кинжала.
Сделай это. Убей его.
— Верно, — шепчет он подо мной. — Сделай это.
Я скалюсь.
Он использовал каждого, кого я любила.
— Ты собираешься убить меня или нет, дочь моя?
Низкий рык вырывается из моей груди, движимый болью и ненавистью. Тело дрожит.
И тогда я вырываю лезвие.
Его улыбка холодна.
— Ты такая слабая…
Рукоять кинжала с замысловатой резьбой — кинжала моего настоящего отца — попадает в висок Калума, прерывая слова.
Он лежит без сознания рядом с коленопреклоненной невестой.
Пот стекает по моему лбу, и я бессмысленно смахиваю его рукой. Оружие выпадает из пальцев, тихо ударяясь о ковер. Ноги дрожат, когда я подтягиваю их под себя и с трудом встаю с пола. Ткань струится по ногам, распадаясь каскадом белого. Я смотрю вниз и вижу большую дыру, ползущую вверх по бедру, разрывая кружево и обнажая кусок кожи.
Шокированная, я шагаю к двери.
Мне нужно сказать Китту.
Рывком открывая дверь, я последний раз смотрю на сцену, от которой бегу.
Записки разбросаны по кровати, рядом лежит открытая книга. Запах роз становится горьким — жизнь и смерть, прошлое и настоящее смешиваются в воздухе. Увядший цветок на шкатулке для украшений, свежий букет на полу. Фотография незнакомца, который вдруг стал чем-то гораздо большим. Калум раскинулся рядом с доказательством своей измены — человек, который когда-то был моим другом, превратился в Отца, который теперь мертв для меня.
Я выхожу в коридор и больше не оборачиваюсь.
Эдрик
Восемнадцать лет спустя после смерти Айрис, Эдрик видит ее снова.
Не в теле или душе, а скорее — воссоединение чего-то давно украденного.
Китт, преданно лояльный, как всегда, мимоходом рассказал королю о своей встрече с жителем трущеб, который спас его Силовика от Глушителя Сопротивления. Наследник смутно говорил о ее притягательной внешности — серебристые струящиеся волосы, с которыми она встретила его у двери, но еще более интригующими были ее пылающие голубые глаза.
Король, услышав каждую ненужную деталь, не придал значения девочке, которая, вероятно, погибнет в первых Испытаниях. Поскольку у Китта не было ясных воспоминаний о матери, он видел в ней не больше, чем красивое лицо. Любые портреты покойной королевы хранились под замком или находились у самого короля, который редко показывал свою утраченную любовь. Но в те немногие моменты, когда Эдрик позволял сыну любоваться ими, он не вспомнил ничего, что могло бы связать королеву и эту претендентку.
Но Китт никогда не запоминал глаза Айрис Мойры так, как это сделал его отец.
Эдрик видит свою дочь впервые с тех пор, как она стала для него позором на руках, когда она уверенно садится за его стол.
Каждый претендент занял свое место в тронном зале до того, как королевская семья совершила свой торжественный выход. Глаза Пэйдин — глаза Айрис — чуть не поставили короля на колени. Но с даром лжи приходит умение сохранять самообладание. Эдрик заставляет голос звучать стойко, он обращается к своим претендентам и садится всего в нескольких шагах от забытой принцессы.
Восемнадцать лет король не думал о ней и о позоре, который она временно принесла его имени. Но с ее голубыми глазами, пристально смотрящими в его, волна ненависти вновь прорезает разрушительный путь к его сердцу. Она — больше, чем все, что Эдрик презирает — она его слабость.
Пэйдин Грэй.
Обычная, сидящая за его столом и притворяющаяся, что она не такая. Обычная, сидящая здесь, словно ей не суждено было умереть.
— Так эта девушка спасла тебя в переулке? — король говорит это своему Силовику, маскируя яд своего голоса за фальшивым интересом. Но когда Обычная поднимает взгляд на отца, он видит там ненависть, способную сравниться с его собственной.
— Должен сказать, я никогда не встречал Экстрасенсов. Твои способности… интригуют.
Обман. Ложь. Позор для его имени.
Это все, что мог сказать Эдрик в тот момент, но он умеет играть своими картами. Он не покажет своих намерений, в прочем, как и она. Вместо этого король будет наблюдать, как она корчится, пока наконец не закончит конец ее жалкой, Обычной жизни.
Отрепетированное объяснение медленно срывается с губ Пэйдин. Не слишком быстро — это показало бы ложь, которой оно является — и не слишком медленно, ведь зачем ей нужно столько времени, чтобы осмыслить собственные способности? На самом деле, это достойно уважения, ее стремление казаться Элитой. Даже стать самой низкой в их иерархии — вызов.
Каждое слово, каждое оправдание настолько выверены, что король мог бы поверить ей, если бы не эти глаза, выдающие ее. Кай, кажется, не обеспокоен своей неспособностью уловить ее силу, или, может, Силовик просто слишком отвлечен, чтобы подвергать сомнению ее доводы. Но Эдрик молчит о той правде, которую он знает, ведь эта Обычная умрет на Испытаниях, и ему не придется даже пальцем пошевелить.
На этот раз он не допустит той же ошибки. На этот раз он будет наблюдать, как она умирает.
Какая жалость — выживать все это время зря.
Дочь перед ним ничего из себя не представляет. Она всего лишь бессильный ребенок, который убил его жену и напрасно потратил силу Элитной.
Пэйдин упоминает мужчину, который ее воспитал, заставляя короля еще больше укрепить свое спокойное выражение. Эдрик считал, что фамилия Грэй умерла вместе с человеком, чье растущее восстание стало пешкой в игре короля ради власти. Адам Грэй должен был помочь уничтожить оставшихся Обычных, пусть и неосознанно. Но жизнь Целителя была быстро прервана, когда он наткнулся на секрет, предназначенный только для королей.
Однако королю не сообщили, что забытая принцесса была воспитана бывшим лидером Сопротивления.
Тем не менее, приятно обвинять другого мужчину в ее слабости. По этой причине Эдрик с готовностью подтверждает то, что она и так считает правдой.
— Ах, да, твой отец. Адам Грэй был великим Целителем. Очень образованным человеком.
В ее защиту, девушка притворяется удивленной памятью короля.
— Вы… вы знали моего отца?
Король отвечает на вопрос, хотя оба и так знают ответ.
— Да, я знал. Он приходил во дворец в сезон эпидемий, чтобы помочь нашим придворным врачам, когда пациентов становилось слишком много.
Так Эдрик узнал о плане Адама поднять Сопротивление. Его Чтец Разума узнал это, мимоходом проходя по коридорам. Было мало удивительного в намерениях Целителя, учитывая его постоянный отказ от предложенной взятки. Король не мог купить молчание Адама о настоящей природе этой болезни, но, будучи жителем трущоб, он казался не особо опасным.
Но он вырастил дочь короля в нечто, насмешливо напоминающее Элиту.
Эдрик встает из-за стола, его взгляд прикован к глазам, что когда-то принадлежали его жене.
Я буду наблюдать, как она умирает, так же, как я наблюдал смерть жены. Я разобью ее сердце, как она разбила мое.
Калуму не нужно, чтобы король озвучивал ярость, что бушует в его голове. Он читает ее легко, словно свиток с каракулями, развернутый перед ним. Гнев Эдрика — всепоглощающая болезнь, которую Чтец Разума научился понимать лучше многих. И теперь он знает, откуда этот гнев.
— Она была ребенком. Я не мог заставить себя убить ее.
Глаза короля сверкнули.
— А теперь Обычная спит в моем замке. Соревнуется на моих Испытаниях, как будто достойна этого.
— Простите меня, Ваше Величество. — Калум печально опускает голову, складывая вспотевшие ладони за спиной. — Я должен был избавиться от нее, как вы и приказывали. Но я следил за ней годами, с тех пор как работал с Адамом и Сопротивлением. Она никогда не должна была вернуться в замок…
— Но она спасла моего сына, — выплескивает король, все еще злой из-за того, что Силовик не смог защититься от Глушителя. — И теперь Пэйдин Грэй здесь, чтобы насмехаться надо мной глазами матери.