Финны обнаружили сапер и открыли ураганный пулеметный огонь из других дотов по воронкам, освещая их ракетами.
Через некоторое время из темноты начали выползать саперы. Последним шел Шиков. Глубоко зарываясь в снег, он тащил на себе раненого товарища. Еще один из бойцов тащил второго.
— Легко отделались, — сказал Шиков, оттирая замерзшие руки, хотя по лицу его катился пот. — А дот все-таки будет нашим!..
Мы двинулись назад.
В результате этой разведки выяснилось, что дот покрыт сверху слоем земли и камней толщиной около 6–7 метров Стенки дота — стальные, со щелями для обстрела, расположенными в семь ярусов одна над другой.
Передняя стенка — наклонная. В самом низу, в воронке, образованной артиллерийским снарядом, разведчики разглядели выщербленную линию соединения стальных листов с бетоном. Мелкие куски бетона, смешанные с землей, лежали на снегу.
— Да, дот все-таки будет нашим! — согласился я с Шиковым.
Как только прибыли бетонобойные снаряды, на возвышенность против дота № 239 выкатили 152-миллиметровое орудие. Широкое дуло было направлено в упор на маленькое черное пятнышко у основания дота. Началась «долбежка». При поддержке дивизионной артиллерии, заглушавшей минометы и отвлекавшей внимание финских орудийных дотов, мы открыли огонь по месту соединения стали с бетоном. Орудие било в одну точку. Взмывались огненные языки к небу. Воздух содрогался от канонады. Я лежал на вершине, недалеко от орудия, в маленьком окопчике. Мне хотелось видеть, как будет умирать дот, но он все еще сопротивлялся.
Сменялись раненые артиллеристы, но мы не прекращали огня. Наконец, из амбразур показался дым.
— Огонь! — повторял командир орудия, и еще несколько снарядов ударило в развороченное отверстие. Железобетонная глыба замолчала навсегда.
Я видел, как целовались артиллеристы.
Неожиданно замолк и соседний дот № 167, хотя признаков разрушения на нем не было.
Через некоторое время наши стрелки укрепились в замолкнувших дотах.
Когда я позже был в разрушенных укреплениях врага, то видел страшную силу нашей боевой техники. Бетонный потолок толщиной в 1,5 метра обрушился вместе с семиметровым слоем земли над ним. Погнулись стальные стены, а в соседнем доте № 167 верхний стальной лист прогнулся и закрыл амбразуры. Теперь было понятно, почему замолчал и этот дот.
После разрушения дота № 239, не дававшего нам покоя, все силы сапер были брошены на прокладку через болото двух параллельных путей длиной около двух километров каждый.
Покрытое слоем снега толщиной в 1,5 метра и согреваемое под ним за счет гниения болото выпускало на поверхность желтую, грязную водичку, хотя мороз был больше 35 градусов. Надо было снять с болота снеговое одеяло, чтобы мороз проник до воды. Снег разгребали лопатами, фанерой.
Работали в две смены днем и ночью, менялись через каждые четыре часа.
Но мороз не сковывал болотистой почвы. Тогда на подмороженную почву укладывали щиты и жерди, они вмерзали и удерживали людей. Однако гусеничный трактор продавливал смерзшуюся корку. Только на 3-4-й день образовалась упругая, скрепленная морозом дорога.
Два дня финны не догадывались о нашей работе. Наши люди совершенно открыто подтаскивали щиты и жерди.
На третий день, когда саперы под командой Мирошниченко (наш специалист по дорогам и минным завалам) вышли разгребать снег, финские орудийные доты открыли по ним огонь.
Бывает на войне удача. Я видел одного артиллериста, который случайно наступил на зарытую в снегу мину. Взрывом его подбросило вверх, слегка опалило и сорвало одежду, но даже не ранило.
Так и здесь. Через каждые два часа финны в течение 20–30 минут ураганным огнем обстреливали дорогу. Снаряды густо ложились по обе стороны, не ближе 1,5–2 метров от проложенного пути они впивались в болото и исчезали, оставляя глубокую и узкую воронку, полную желтой, гнилой воды. Но на дорогу ни один снаряд не упал, и саперы закончили ее через шесть дней без единого раненого. Маленький лесок закрывал их от пулеметного огня противника.
Штурм укрепленной линии начался 11 февраля одновременно на всех участках фронта. У нас прорыв был намечен на левом фланге — там, где было слабое место противника.
Миновав болото, саперы и стрелковые части под прикрытием огня артиллерии растаскивали руками голубые глыбы разбитого снарядами висячего льда. Прячась от пуль за льдины, бойцы заваливали реку бревнами, чтобы сделать проход танкам. Наконец, танки, подмяв под себя проволочные заграждения, ринулись вперед. В нескольких десятках метров от переднего края обороны они наскочили на минное поле.
Чтобы обеспечить проход танкам, я прибыл к минному полю с двумя взводами сапер. В двух десятках метров от меня танк, двигавшийся между кустов, подбросило взрывом, но он остался невредим. Вторым взрывом подбило танк слева, он неуклюже завертелся и стал.
Под пулеметным огнем мы вытаскивали из-под снега четырехметровые чугунные трубы, начиненные взрывчатым веществом.
По тонким, затесанным палочкам, расставленным финнами, чтобы самим не наткнуться на свои же мины, по проволочкам в снегу саперы определили границы минного поля. Наконец, проходы были расчищены, расставлены светящиеся ночью указатели.
В два часа ночи мы с командиром дивизии находились в землянке у командира полка, когда позвонил командир батальона Кучинский.
— Я говорю с высоты «Огурец», — возбужденно кричал он. («Огурец» — так называли мы продолговатую лысую вершину на финской стороне, занятие ее решало исход боя.) — Сапер Антонов уже взорвал один дот вместе с гарнизоном. Давайте еще сапер!
У меня было наготове девять саперных команд. Антонов входил в «саперные щупальцы», которые двигались перед стрелковыми частями.
Через пять минут четыре саперные команды были уже на месте. Вместе со своим помощником Долгим я тоже прибыл на высоту «Огурец».
И вот в темноте поднялся столб пламени, глухо прозвучал взрыв. Через некоторое время — второй. Это наши саперные команды рапортовали об уничтожении двух дотов.
После взятия высоты «Огурец» наши части начали окружать высоту «Апельсин». На ней находились сильные долговременные укрепления. Здесь у нас были немалые потери, но высота была взята.
На вторые сутки пехотные и танковые части подходили к третьей укрепленной вершине «Фигурная».
Мы делали дороги в густом лесу. Стальной грудью упираясь в стволы деревьев, танки ломали их, помогая расчищать путь. Саперы жердями заваливали дороги в болоте. По жердям шли танки. Орудия перетаскивали на руках.
Боясь окружения, финны отступали, бросая в пути все тяжелое.
На второй полосе вражеской обороны было меньше укреплений. Но зато здесь отступающий враг минировал все: дороги, землянки, кусты, завалы, даже болота.
Финны выдалбливали дыру в утоптанной дороге, закладывали в отверстие мину и маскировали сверху снегом.
Иногда дорога была перекрыта бревенчатым настилом. Стоило потревожить хотя бы одно из бревен, как все взлетало на воздух.
Потеряв голову при отступлении, финны сами натыкались на свои же мины. Заминировав на случай прорыва фронта широкую дорогу до станции Лейлясуо, финны предполагали отступать другой, северной дорогой. Но в это время соседняя с нами дивизия прорвала фронт противника и перерезала ему резервную дорогу для отступления. Отступающий враг был вынужден бежать по своей же минированной дороге. Это была дорога смерти. Трупы финнов лежали на протяжении более четырех километров.
Две саперные роты в течение нескольких часов вынули по дорогам у Каттила-оя около 800 мин английского и шведского изготовления.
Командир Мирошниченко — в прошлом молодой инженер-строитель, улыбаясь говорил:
— Мины надо искать внимательно, как грибы. От этого зависит и твоя жизнь, и жизнь товарищей.
Однажды с группой очень молодых сапер Мирошниченко разобрал бревенчатый настил длиной в 400 метров и вынул из него 280 мин.
— Вот это называется «искать грибы!»
Если первая линия обороны характеризовалась укрепленными огневыми точками, вторая — минами и завалами, то третья отличалась обилием каменных противотанковых надолб.
Надолбы представляли собой каменные глыбы (высота — 1–1,5 метра), врытые в землю и установленные на расстоянии полутора метров одна от другой, в шахматном порядке. После станции Хейниоки мы ликвидировали на Выборгском шоссе пять рядов каменных надолб, защищаемых огнем автоматчиков. Затем через 500 метров — еще семь рядов, еще через 500 метров — снова пять рядов. Через 9 километров та же картина. Как-то мы выворотили надолбу и хотели оттащить ее танком, но так и не смогли. Ряды надолб уходили от края и до края горизонта, иногда они перемежались с минными полями. Надолбы мы подрывали. 4–5 килограммов взрывчатого вещества раздробляли каменную глыбу в щебень.
Туманный рассвет 13 марта мы встретили недалеко от речки Вуокси, севернее Выборга. В воздухе чувствовалась весна.
Не успев построить укрепления, финны залегли за надолбы, обстреливая наши пехотные и танковые части из автоматов, орудий и минометов. Движение войск приостановилось.
Я выбрался из-за камней и медленно пошел вперед.
Навстречу мне вышел младший командир Иевлев.
— Что не взрываете? — спросил я его.
Иевлев не успел ответить, как раздался взрыв. Его отделение подложило финские мины почти под весь ряд надолб. Теперь они взлетели на воздух. Путь был свободен.
Небо просветлело. Выплыло весеннее солнце, и мне показалось, что и солнце сияет от радости.
Вдруг канонада затихла. Я взглянул на часы — они показывали двенадцать. Наступил конец военных действий.
Лейтенант И. АфонинИз дневника сапера
Новый год встречал я на фронте, в дымной землянке, с новыми товарищами. Эта ночь была моим боевым крещением.