Заметив мое удивление, он усмехнулся.
— Входи.
Случайно посмотрев в зеркало, я пришла в ужас от своего растрепанного вида. Открыв сумочку, чтобы поправить макияж, я обнаружила там записку от Рики:
Я пригласил Бебе, Рокси и Сандру к нам домой. Нам придется воспользоваться твоей кроватью, потому что моя слишком мала для четверых. Мне пришлось взять твой ключ, чтобы нас никто не потревожил. Уверен, что ты меня простишь.
— Каков наглец! — возмущенно воскликнула я, показывая записку Варвару.
Он внимательно прочел записку.
— Я разрезал бы его на куски, но, к сожалению, у меня нет с собой ножовки, — сказал он извиняющимся тоном.
— Ха-ха! — с горечью произнесла я.
— Имея такого братца, тебе не следовало бы оставлять сумочку где попало, — сказал он тоном старого дядюшки, читающего нравоучения.
— Я и не оставляла. Должно быть, этот паршивец залез в сумочку, когда я сидела на сцене.
— И ты его не заметила?
Я многозначительно взглянула на Варвара.
— Я не замечала ничего, кроме того, что происходило на сцене.
Он встретился со мной взглядом.
— Ну что ж, если тебе негде спать, то как насчет того, чтобы поехать ко мне?
— С удовольствием, — сказала я.
Мы выскользнули из театра через боковую дверь. У парадного входа его ожидала беснующаяся толпа фанатов, но мне показалось, что он хочет избежать встречи не только с ними, но и с Джеком.
Я ожидала, что машина Варвара будет под стать его бунтарскому имиджу, однако это оказался новенький «роллс-ройс», при виде которого Рэнди лопнул бы от зависти. Мы уселись на заднем сиденье, шофер включил зажигание, а Варвар открыл встроенный бар, в котором, помимо самых разнообразных напитков, стояло несколько бутылок с молоком.
— Хочешь рюмочку шерри? — спросил он и, заметив мой удивленный взгляд, пояснил: — Мне же нужно выпить что-нибудь смягчающее горло после целого вечера напряженного крика.
Он налил мне хереса, включил магнитолу, и машина наполнилась тихой музыкой. Фортепиано с оркестром. Звучала мучительно сладкая мелодия, которая показалась мне знакомой.
— Вспомнила, — сказала я наконец, — это музыка Эльвиры Мэдиган.
Варвар выругался. В его реакции не было обычной для него ярости, и именно от этого она казалась более естественной.
— Это музыка не Эльвиры Мэдиган, — сердито сказал он.
— Ошибаешься. Вчера вечером по телевидению показывали фильм — про одного офицера-кавалериста, который влюбился в канатную плясунью. Все любовные сцены сопровождались этой мелодией.
— Возможно, но тем не менее это музыка не Эльвиры Мэдиган, — твердо заявил Варвар. — Это концерт для фортепиано с оркестром си мажор Моцарта.
— Ладно, поверю тебе на слово. Только не вздумай бросаться на меня с ножовкой.
Он усмехнулся:
— Пропади она пропадом! Ножовки мне надоели и на сцене. Я не хотел набрасываться на тебя, но я буквально зверею, когда обесценивают настоящую музыку.
— Настоящую музыку? — в недоумении переспросила я.
— Ведь ты не назовешь настоящей музыкой тот бред, который сегодня слышала со сцены?
— Разве ты исполняешь ее не потому, что она «с блеском демонстрирует отчаянную попытку анархии пронять до нутра жестокий мир»? — спросила я, процитировав один из самых претенциозных рок-журналов.
— Я исполняю ее, потому что надо зарабатывать на хлеб, — просто сказал Варвар.
Несколько минут спустя мы прибыли в его особняк в Белгрейвии. Полы во всем доме были застелены ковровым покрытием. Исключение составляла спальня, где пол был обычный, паркетный, стояла простая кровать и великолепное пианино.
— Деревянный пол лучше для акустики, — объяснил Варвар. Он включил музыкальный центр, и в комнате зазвучала та же музыка.
Я была разочарована. Я ожидала увидеть в домашней обстановке ту самую устрашающе великолепную рок-звезду, которая внушала благоговейный ужас на сцене, но этот образ исчезал на глазах. Варвар снял с себя кожаный пиджак. Он был очень высокого роста, с гибким, мускулистым телом. Я смотрела на его кожаные брюки, и у меня чесались пальцы от нетерпения. Мне хотелось немедленно стащить их с него. Огромное утолщение впереди выглядело особенно интригующе. Ничего подобного я еще не видела. Я хотела его. Сию же минуту. Я тяжело дышала. От одной мысли о том, что там, внутри брюк, мне стало жарко.
Варвар подошел совсем близко ко мне и провел руками по моему телу. Он тоже тяжело дышал. От него пахло горячим свежим потом, и запах этот приятно возбуждал меня. Я прикоснулась пальцами к утолщению под брюками. Я не могла больше ждать и принялась расстегивать молнию. Молния раскрылась, и я сразу же запустила руку внутрь, горя нетерпением прикоснуться к такому желанному массивному пенису.
И тут я оцепенела от неожиданности.
— Что, черт возьми, это такое? — возмущенно спросила я, вытаскивая что-то непонятное.
У меня на ладони лежал носок.
Варвар громко расхохотался.
— Мы все подкладываем это в брюки перед выступлением. Фанаты жаждут захватывающего зрелища.
— Очень забавно, — сказала я, сверля его испепеляющим взглядом. — Рада, что дала тебе повод посмеяться.
— Я забыл, что он там. Поверь, я не хотел над тобой посмеяться.
— Ври больше! — сердито буркнула я.
— Ну хватит тебе! Я ведь не нарочно. Извини.
Но я не желала слушать никаких оправданий. Я понимала, что попала в дурацкое положение, и мне хотелось поскорее уйти. Схватив сумочку, я направилась к двери.
— Подожди минутку, — взмолился Варвар. — Я же извинился.
— К черту твои извинения, — сказала я. — К черту тебя и… и к чертям твоего Моцарта!
Варвар в мгновение ока оказался рядом. Схватив за талию, он приподнял меня, крепко прижав к себе.
— Можешь что угодно говорить обо мне, — сказал он, — но неуважительно отзываться о Моцарте в моем доме я не позволю!
— Поставь меня на место!
— Только после того, как ты извинишься.
— Черта с два! — заорала я.
Платье у меня задралось выше бедер. Продолжая держать меня одной рукой, он протянул другую руку мне за спину и провел длинным пальцем по углублению между ягодицами. Я была все еще взбешена и яростно вырывалась, но остановить его не могла.
— Извинишься? — спросил он.
Я пнула его, но это движение позволило его пальцам скользнуть еще ниже, пока они не прикоснулись к самому чувствительному месту между ногами. К моему смятению, по телу пробежала дрожь удовольствия. Мы смотрели друг другу в глаза, и я возмущенным взглядом пыталась передать ему, что думаю о его возмутительном поведении. Но он снова шевельнул пальцами, и я, постанывая, прижалась к нему. Я хотела еще раз пнуть его, но вместо этого мои ноги обвились вокруг его тела.
Он несколько ослабил хватку, пальцы его исчезли из чувствительного места, а вместо них там появилось что-то округлое, гладкое, напористое. Само собой получилось так, что я чуть соскользнула вниз и впустила его в предназначенное ему место внутри меня. Скрестив ноги за его спиной, я прижалась к нему, и он глубоко проник внутрь.
Он умудрился, не отпуская меня, добраться до кровати и упал на нее, проникая в меня все глубже и глубже, пока мое желание не достигло апогея.
В самый последний момент он прорычал:
— Ты намерена извиниться?
— Так и быть. Прощу прощения, Моцарт.
Мы оба быстро достигли оргазма и лежали, несколько настороженно глядя в глаза друг другу.
— Надеюсь, подлинный инструмент не разочаровал тебя? — усмехнувшись, спросил он.
— Когда мне удалось добраться до него, он оказался великолепен, — сказала я, пытаясь казаться сердитой, хотя тело мое все еще вздрагивало от наслаждения. — Кто бы мог подумать, что ты устроишь такой скандал из-за Моцарта?
Варвар пожал плечами:
— Видишь ли, он для меня божество.
Я заметила, что голос у него тоже изменился. Исчезли хриплое рычание и грубый акцент.
— Ты настоящий мошенник, — сказала я.
— Само собой, — ничуть не смутившись, сказал он. — Я родился в районе Большого Лондона, и мой отец — полковник в отставке. — Он принялся снимать с меня платье.
— Ты не шутишь? — спросила я, спуская с него кожаные брюки.
— Не шучу. — Он приподнялся на локте и заговорил серьезно: — Я ведь должен был стать профессиональным пианистом, учился в Королевской академии музыки и все такое. Отец не желал помогать мне, потому что считал, что все музыканты — голубые, и мне всегда не хватало денег. Мы с приятелем попытались зарабатывать, играя в метро: он на гитаре, а я на электрооргане. Когда он потерял голос, я стал петь вместо него. Вот так я и стал «открытием». Компания обещала, что мы выпустим всего один диск. Я согласился, и это был конец карьеры классического музыканта. Я визжу и рычу на сцене, потому что этого хочет аудитория. Я сыт по горло тяжелым роком, но я словно попал на чертово колесо, с которого невозможно спрыгнуть. Вот если бы я смог хотя бы переключиться на лирические баллады или что-нибудь в этом роде…
— Но с таким репертуаром ты уже не будешь Варваром, — возразила я.
— Знаю. Я начинаю ненавидеть Варвара.
— А что теперь говорит твой отец? — с любопытством спросила я.
Варвар усмехнулся:
— Теперь, когда я изображаю воплощение грубой силы, он стал безумно гордиться мной. Он считает, что это делает меня настоящим мужчиной. Мама сначала была в шоке, но когда поняла, что я могу оплачивать ее карточные долги, перестала задавать лишние вопросы. Брат делает вид, что презирает меня, но это объясняется тем, что он банкир и завидует тому, чем занимаюсь я.
— Но теперь у тебя есть деньги, — сказала я. — Почему бы тебе не вернуться в Королевскую академию?
— Я всегда собирался это сделать, но уже не могу. Меня засосала эта жизнь, мое время расписано на два года вперед. Да и кто теперь будет воспринимать меня всерьез? Но поверь, я был хорошим пианистом.
Как будто желая рассеять мои сомнения, он включил ту же мелодию с самого начала и сел за пианино. Он начал играть партию фортепиано в сопровождении оркестра, записанную на диске, заглушая звук другого фортепиано. Он виртуозно изображал сложные пассажи, которыми изобиловал концерт, и даже я понимала, что он блестящий музыкант. Я подошла к нему сзади и стояла, положив руки ему на плечи.