— Нет проблем, — сказала я.
Я вышла под золотистые лучи предзакатного солнца и растянулась на песке. Сакс включил маленький магнитофон, из которого полилась томная мелодия. Мне это нравилось. Я сливалась с мелодией, позволяя ритму проникнуть в тело, которое постепенно охватывало эротическое напряжение. Я представила себе, что кусок шелка — мой любовник, который обольщает меня, нежно прикасаясь к моей коже. Я потерлась о шелк щекой и вытянула полураскрытые губки, позируя перед камерой. Потом медленно, смакуя каждое мгновение, я пропустила ткань между ногами, чувствуя легкое трение шелка о промежность, уже воспламененную моими утренними упражнениями.
И тут поднялась адская суматоха.
Только что я млела под звуки томной мелодии, а мгновение спустя воздух задрожал от оглушительного крика. Раскидывая во все стороны камеры, ко мне мчался Уильям. Он набросился на меня, выхватил кусок ткани и поднял его над головой, что-то крича на языке, которого я не понимала.
И я вдруг вспомнила, где видела ткань с этим рисунком: на фоне такого же шелка был изображен султан на портрете. Я с ужасом поняла, с чем только что забавлялась.
Вокруг нас столпились солдаты, грубо схватив Сакса и операторов.
— Вы все арестованы, — завопил Уильям, — вы оскорбили честь моей страны! — Он помахал куском ткани перед носом Сакса.
— Но это всего лишь кусок ткани, — сказал озадаченный Сакс.
— Это национальный флаг Камара! — побагровев от натуги, орал Уильям. — Его осквернение карается смертной казнью. Уведите их!
— Постойте… — запротестовала я, но Уильям схватил меня за запястья и надел на них наручники. — Вы не имеете права! — крикнула я.
Уильям, кажется, даже не слышал меня. Он замотал меня в простыню, которой я прикрывалась от солнца, потом снял с себя ремень и застегнул его на моей талии, чтобы простыня не съезжала вниз. К моему ужасу, он взвалил меня на плечо, придерживая за колени, и куда-то понес.
Я орала во все горло, но никто не обращал на меня внимания. Уильям засунул меня на заднее сиденье военного джипа, связал мне ноги веревкой, сел за руль, и мы куда-то поехали. Я пыталась высвободить руки, но мне это не удалось.
Мы ехали около часа. Насколько я понимала, мы углублялись в пустыню, но вскоре я уже ничего не могла видеть, так как быстро стемнело.
— Куда это, позвольте узнать, вы меня везете? — спросила я.
— К его величеству, чтобы он вынес вам приговор за ваше преступление, — ответил он через плечо. — Вы узнаете, что никто не смеет осквернять национальный флаг Камара.
Мысль о том, что предстоит предстать перед толстым стариком, меня не вдохновляла. Судя по его виду на портрете, он был давно уже не способен оценить то оружие, которое имелось в моем арсенале.
Время от времени Уильям говорил с кем-то по рации, наверное, договаривался о том, чтобы нас встретили, потому что, когда джип остановился, нас ждали несколько человек с конями. Мощеная дорога кончилась, впереди был песок. Уильям сел на коня, двое мужчин подняли меня, уложив лицом вниз поперек конского крупа перед ним, и мы галопом помчались по пустыне.
Наконец он остановил коня. Кроме песка, мне ничего не было видно, но, повернув голову, я увидела огни и огромный шатер, вход в который охраняла вооруженная стража. Уильям снял меня с коня и, придерживая рукой, поставил на ноги, а сам тем временем отдавал приказания. Кто-то побежал в шатер. Вокруг нас стояли люди с горящими факелами, а чуть поодаль я, кажется, заметила пальмы и верблюдов. Интересно, в каком это веке я оказалась?
Неожиданно Уильям снова взвалил меня на плечо и направился в шатер. Через несколько шагов он опустился на одно колено и сбросил меня на землю, так что я, беспомощно перекатившись несколько раз, остановилась возле какого-то помоста. Я лежала на животе, волосы рассыпались по лицу, и я смогла разглядеть только затянутый красным бархатом помост, целую гору атласных подушек и босую мужскую ногу.
Нога была смуглая, весьма изящной формы. Мне захотелось посмотреть, что находится выше, но нога, наступив на мои ягодицы, пригвоздила меня к месту. При всем изяществе формы мускулы на ней были стальные.
— Отпустите меня немедленно! — крикнула я.
Человек на помосте — его лица мне не было видно — что-то резко сказал Уильяму, который, наклонившись, прошипел мне на ухо:
— Запрещается говорить с султаном, если он не заговорит сам. Молчи, иначе нас обоих казнят.
— Плевать мне, что он султан какой-то карликовой страны, — огрызнулась я. — Он не имеет права так обращаться со мной!
По наступившей напряженной тишине я догадалась, что султан понимает английский. Но я была в такой ярости, что даже не испугалась. Я снова принялась вертеться и брыкаться, хотя знала, что это бесполезно. Однако султан приподнял ногу и перевернул меня на спину.
Взглянув вверх, я увидела молодого человека с красивым, бронзовым от загара лицом. На нем был надет широкий белый плащ, который держался на плечах с помощью золотых шнуров, на голове его был белый тюрбан, какие традиционно носят арабы. Он был ни капельки не похож на толстого старика, которого я видела на портрете.
— Кто, черт возьми, ты такой? — возмущенно спросила я. — Великий визирь или кто-нибудь в этом роде?
На сей раз тишина была не просто мертвой, а гнетущей. Наконец он заговорил:
— Я султан Абдул Камар Хассамид.
— Врешь! — грубо оборвала его я. — Султан — толстый старик. Я видела его портрет.
Красивые губы тронула улыбка.
— Понятно. Вы видели портрет моего деда, он был очень популярен среди народа. Некоторые до сих пор предпочитают его портрет моему.
И тут я заметила в его лице некоторое сходство со стариком, изображенным на портрете. Это лицо было отмечено печатью многовекового монаршего величия и абсолютной власти. В его чертах было что-то жестокое, как будто он привык к тому, чтобы его воля исполнялась беспрекословно. Я судорожно глотнула воздух. Господи, неужели я сама накликала на себя беду?
Молчание затянулось. Я заметила, что в шатре были еще люди. Их было четверо. Все они были с головы до ног укрыты бесформенными черными одеяниями. Я перевела взгляд на султана и заметила, что он смотрит на меня. Взгляд его был прикован к моей груди, все еще высоко вздымавшейся после моих безуспешных попыток вырваться, и я заметила в его взгляде интерес, который без труда распознала. Возможно, если я буду вести себя осмотрительно, он все-таки не казнит меня?
Он неожиданно поднялся на ноги, и от этого резкого движения его длинный белый плащ распахнулся. Под плащом на нем ничего не было надето. Его тело было великолепно: бронзовое от загара, поджарое, крепкое. Кожа его была гладкой, за исключением островка иссиня-черных волос между ногами. Я замерла в изумлении, увидев его великолепный мужской член, гордо возвышавшийся в обрамлении курчавых черных волос. Мысль о том, что было бы неплохо поиграть с этой игрушкой, вызвала у меня знакомую дрожь. Моя кровь, разгоряченная бешеной скачкой, еще не успокоилась, и я почувствовала, как по телу прокатилась горячая волна желания. Вот если бы мы остались одни!
— Я займусь этим делом лично, — заявил он и щелкнул пальцами.
Уильям низко поклонился и пятясь покинул шатер.
Как только откидные дверцы шатра закрылись за ним, я попыталась подняться на колени, но султан, окинув меня холодным взглядом, ногой вернул меня на место.
— Ты подождешь, пока я не буду готов уделить тебе внимание, — заявил он. — Сначала я должен закончить важное дело, которое вы прервали.
Он хлопнул в ладоши, и немедленно укутанные в черное создания, безмолвно стоявшие в шатре, сбросили свои одеяния, оказавшись молоденькими девушками. Все они были красивые, только слишком полные, и все абсолютно голые. С веселым смехом они подбежали к султану и занялись им: одна сняла с него плащ, другая — тюрбан, а еще две, легонько подталкивая его назад, уложили на подушки. Он был абсолютно пассивен: просто лежал на подушках, позволяя им заниматься собой.
Одна из девушек опустилась между его ногами, взяла в рот пенис и закрыла глаза в экстазе. Когда утомилась эта, ее место заняла другая, а его пенис тем временем увеличивался на глазах, пока не превратился в великолепное орудие любви без малейших признаков утомления. При виде его мне захотелось заорать от отчаяния. Этот красавец должен быть внутри меня, а вместо этого я вынуждена валяться здесь, изнывая от желания, пока они его ублажают. Султан тем временем, казалось, забыл о моем существовании.
Меня до крайности удивило, что он, по-видимому, оставался совершенно спокойным, несмотря на все их манипуляции. Дыхание его было ровным, и он не делал попыток прикоснуться хоть к одной из них. Единственным явным признаком возбуждения был его пенис. Я чуть не застонала при мысли о его сверхчеловеческом контроле над собой и о том, какое удовольствие он может доставить женщине.
Потом по его сигналу все они покорно выстроились перед ним в ряд, а он, неторопливо оглядев их, наконец указал на одну. Она опустилась на колени и низко поклонилась, прикоснувшись лбом к полу, прежде чем занять место между его ногами. Взяв пенис в рот, она принялась усиленно работать губами, пока он с легким вздохом не выгнул тело и не излил ей в рот сперму, что продолжалось необычайно долго.
Я с трудом верила своим глазам. Он оглядел девушек и спокойно выбрал ту, которая будет иметь честь завершить священнодействие. Что за неслыханная наглость! А та, которую он осчастливил, униженно благодарила его! Мне хотелось плюнуть. Но я лишь возмущенно завозилась в своих путах.
Как только дело было сделано, все они отвели глаза. Одевая его, девушки умудрялись не смотреть на него. Как видно, ни одной женщине не было позволено видеть пенис султана, когда он находился в беспомощном состоянии. Как только на него надели длинную белую тунику и повязали кушак, он поднялся на ноги и щелкнул пальцами. Девушки немедленно удалились.
Наконец он снизошел до того, чтобы обратить внимание на меня, лежащую на полу. Он опустился на колени и расстегнул стягивающий меня ремень. Потом он дернул за край простыни, так что я перекатилась несколько раз и предстала перед его взглядом. Он неторопливо поднялся на ноги и, подойдя ко мне, остановился, расставив ноги и внимательно разглядывая меня. Наглядевшись, он перевернул меня, чтобы посмотреть на меня сзади. Я повернула голову, пытаясь увидеть его через плечо.