Жаба придет ночью, когда запах нечищеных зубов особенно силен, скажет «квее», «квееее» и прыгнет тебе на голову. И ты задохнешься. Она огромная, жирная. Ты больше не сможешь дышать. К одному мальчику, который не чистил зубы три дня, пришла Жаба. И наутро он умер. Его нашли синим, с высунутым языком. Он задохнулся. Задушил сам себя, сказали копы. Но мы-то знаем…
Билли провел языком по зубам. Они не чувствовались гладкими и блестящими, как после чистки, они были шершавыми. Грязными. Теперь он не сомневался. Запах есть.
Он как-то смотрел передачу (на самом деле ее смотрела Долорес), и там ведущий рассказывал, что у акул очень тонкое обаяние. Они чувствуют единственную каплю крови за несколько километров. И приходят.
Выбора нет. Надо действовать. Он приподнялся. Если побежать быстро, быстро — мимо шкафа, к двери…
И добежать до туалета… Свет. Скорее бы мама с папой вернулись! Пожалуйста, пусть они вернутся с вечеринки прямо сейчас, взмолился Билли. Пожалуйста!
Он прислушался, надеясь уловить звук мотора папиной машины. Но кроме глухого бормотания телевизора и шума ветвей за стеной — вот они мелькают в окне — ничего не услышал. На счет три, сказал себе Билли. Три — хорошее число. Я смогу. Я…
Он подобрал под себя ноги.
Раз, он начал считать. Одеяло нужно откинуть в последний момент, перед прыжком.
Два, он приготовился. Плечи были ледяными и ненужными, как старые вещи.
Три! Он отбросил одеяло. Спрыгнул с кровати и побежал — мурашки разбегались по затылку и спине, словно вспугнутые муравьи.
Он перескочил через полицейскую машину, перепрыгнул, на мгновение коснувшись пальцами, мост, собранный из «лего», и помчался дальше. Шкаф справа, дверь в чулан за ним. Ступням холодно. Сердце билось с такой силой, что чуть не выскакивало из груди.
Билли бежал, пижама прилипла к телу от напора воздуха, он протянул руку, чтобы взяться за ручку. Всего пару шагов… она круглая и…
— КВЕЕЕ.
Он споткнулся, упал на пол, ударился коленями, попытался вскочить. Вот она, дверь.
— Квееее!
Билли замер, стоя на коленях, в глазах слезы, во рту пересохло.
Справа, с края глаза, темнело пятно. Над шкафом.
Билли медленно повернул голову, холодея до самых кончиков пальцев.
Шкаф. С желтым жирафом. И там… Билли моргнул.
Ничего. Там нет ничего, упрямо сказал он себе.
— Квеее! — сказала Грязевая Жаба. И прыгнула.
В последний момент, прежде чем наступила полная темнота, Билли увидел ее, распластавшуюся в воздухе, ее белесое мерзкое брюхо. Мочевой пузырь не выдержал, горячее хлынуло по ногам.
Билли открыл рот, чтобы закричать «Долорес!!»
— Доло!..
И в следующий миг чудовищная тяжесть обрушивалась на его голову.
Все исчезло.
— Доло…
Долорес вздрогнула и очнулась. Кажется, это был голос Билли? Нет? Она не помнила, сколько просидела так, не шевелясь и не моргая, словно в какой-то спячке, словно застывшая в капле смолы муха. Родриго подарил ей кулон на годовщину. Он был красивый: если смотреть сквозь него на солнце, идет теплый нежный свет. Янтарь, сказал Родриго. Смола миллионолетних деревьев. Этой мухе несколько миллионов лет, сказал он. Долорес до сих пор слышался его чуть хрипловатый, на надорванных связках, голос. Долорес нравилось доставать кулон и смотреть сквозь него на свет. Вернее, нравилось… до момента, когда однажды муха шевельнулась.
Почему она рассказала мальчику эти странные истории? Долорес не знала.
С того дня она жила в полусне. С того дня, как Родриго ушел — Долорес закрывала глаза и видела развороченную машину, сияющие в такт мигалки полицейских машин вокруг, раскаленный от солнца белесый асфальт и черные пятна. Кровь.
Родриго, хотела она позвать. Но вспомнила асфальт, пятна и прикусила губу. Кулон на груди был теплым… Янтарь всегда теплый, говорил Родриго своим надсаженным шелестящим голосом. Это память веков. Когда-то миром правили другие боги. Другие животные ходили под солнцем. Другие люди их убивали и ели. Другие люди убивали других людей и приносили их в жертву другим богам. Все было правильно, но по-другому.
Но сейчас кулон был ледяным. Долорес сжала его ладонью и вспомнила, что рассказала мальчику. Какие-то истории о животных, что живут во снах. Или это вудуисткие боги? С чего мне пришло в голову рассказывать это?
Надо проверить, как он там. Даже в забытьи серого равнодушия, в выцветшем мире, в котором она жила с того дня, мальчик был чем-то важным. Иногда она вспоминала, что он живой и теплый, смешной и забавный, и хитрит, и ластится, и пытается ее рассмешить. Интересно, он почистил зубы перед сном? Долорес с удивлением поняла, что не может вспомнить. Словно куски ее жизни исчезали каждый день, каждый божий день.
И только во сне иногда приходил Родриго.
Молодой и прекрасный, весь в татуировках. И смеялся. Долорес нравился его смех, хотя блеск золотых коронок, надетых на зубы, пугал ее. Однажды он сказал, что заключил сделку и теперь будет приходить чаще. Сделку? Какую сделку? Хорошую, сказал Родриго и улыбнулся. Только глаза его в этот раз напоминали кусочки янтаря. И в каждом было по миллионолетней мухе. И мухи эти шевелились — как в ее кулоне. Никогда не заключай сделку с тонким человеком, сказала муха. Никогда не заключай сделку со мной, сказал чей-то спокойный голос. Долорес подняла голову. Вместо Родриго перед ней был худой тонкий человек в черном пиджаке, белых штанах и в соломенной шляпе. Теплый свет его взгляда окутал Долорес. В глазах шевелились мухи в янтаре.
— Кто ты? — спросила Долорес. Но она уже знала ответ. Только сегодня она рассказала osito, медвежонку, эти истории. Историю про Чужого Пупса, историю про Князя Мерзких Пыток, историю про Ватнаногга и Грязевую Жабу. И про него, тонкого человека.
— Ты знаешь, Долорес, — сказал Ключ Всех Дверей. Голос его был низкий, глубокий и спокойный. Голос всех дверных проемов и тоннелей, ведущих в темные, призрачные миры. Он сам был родом из Африки. Его темная кожа лилово блестела в свете телевизора.
— Хочешь заключить со мной сделку?
Она покачала головой. Нет. Потом сказала:
— Да.
Ключ Всех Дверей кивнул, словно именно этого и ждал.
— Чего ты хочешь?
— Верни мне Родриго.
Тонкий человек медленно покачал головой.
— Ты знаешь, что это значит?
— Да, — сказала Долорес. Теперь она знала. На груди у тонкого человека поблескивал тусклый старинный ключ, сложный и тяжелый. Кажется, Долорес догадывалась, какую дверь этот ключ отпирает… Что ж, ее это устраивает. Почему нет?
— Да будет так. Еще одно, — сказал тонкий человек. Шевельнул пальцами, на среднем было массивное золотое кольцо. — Мальчик…
— Какой мальчик? — не поняла Долорес.
— Я могу ошибаться, — мягко произнес Ключ Всех Дверей. — И это не мое дело. Но, кажется, ему не помешает помощь.
— Что?
И она услышала слабый детский голос:
— Долорес!
— Доло…
Долорес открыла глаза. Телевизор светился в пустой гостиной. «Кажется, вы чего-то не понимаете», — громко сказал комиссар на экране. Долорес вскочила на ноги и побежала наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Быстрее, быстрее. Она чувствовала, что не успевает. В боку закололо.
Но она успела.
Ноги ее подкосились. Детская озарялась беззвучными сине-красными вспышками мигалки. Пятна на полу казались черными. В первый момент Долорес показалось, что это кровь… Словно тот день, когда Родриго ушел от нее, вернулся. Долорес вцепилась в косяк, чтобы не упасть. В горле засело что-то сухое и ломкое. Пожалуйста, нет. Нет. В следующий момент она сообразила, что это включилась игрушечная полицейская машина Билли на батарейках.
Билли лежал в детской перед дверью, свернувшись в клубок и засунув в рот палец.
И не дышал.
Долорес бросилась на колени. Перевернула его на спину, засунула мальчику пальцы в рот, чтобы проверить, не застряло ли там что-нибудь. Натолкнулась на мягкое и вытащила. Это был кусок плюшевой ткани, оторванный от какой-то игрушки. Долорес отбросила ткань в сторону, в последний момент почувствовав, как та пахнет — тиной, грязью, застоявшейся болотной водой и смертью. Страшный, пугающий запах.
Билли не дышал. Лицо было бледное, заострившееся в слабом свете из окна. За стеклом прыгали тени ветвей.
Она с силой прижалась к губам мальчишки, вдохнула в него воздух, раз, другой. Затем начала давить ему на грудь. Ну же, давай.
Билли дернулся. Выгнулся. Закашлялся и вдруг — задышал сам. Долорес слышала, как воздух с хрипом входит в его легкие и выходит обратно. Билли посмотрел на нее, словно видел впервые. Заморгал, в глазах появилось узнавание.
— Няня, — сказал он наконец. — Я… я описался.
Долорес расхохоталась. Затем усадила его к себе на колени, обняла, не обращая внимания на мокрую пижаму и начала качать. Спи, спи, малыш. Я с тобой.
Так их и нашли родители, когда вернулись под утро с вечеринки.
Билли ничего не помнил. Прошедший вечер полностью изгладился из его памяти.
Долорес Романо вскоре уволилась. Мама Билли пообещала написать ей хорошую рекомендацию, но постоянно забывала это сделать. Впрочем, Долорес больше не заходила.
Через два месяца они узнали, что Долорес исчезла. Пошла на пляж и не вернулась. На песке нашли ее вещи и дешевый кулон из китайского пластика — вроде мухи в янтаре. Пошли слухи, что Долорес была подружкой мелкого мексиканского наркоторговца, убитого в перестрелке. Да, да, говорила мамина подруга. Я всегда подозревала.
Мама Билли тогда села, держась за сердце. А потом с гневом это опровергла. Подруга слушала и кивала. Конечно, конечно. Долорес была хорошей.
Долорес была святая.
…А через несколько дней катер в заливе обнаружил ее тело, раздутое от воды. Его частично объели акулы.
Она была шлюха, сказала соседка и победно посмотрела на маму Билли.
Мама Билли изменилась в лице. Она пыталась скрыть эту историю от Билли Головореза, но безуспешно — ему рассказали друзья в школе. У тебя крутая няня была, сказал Говард с завистью, она приносила тебе наркотики? Она трогала тебя в разных местах? Билли дал ему в нос.