Долорес не утопилась. Ее руки были скручены за спиной проволокой, а горло перерезано. Красивое некогда лицо выглядело страшным.
Парень Долорес, погибший за полгода до этого, действительно оказался наркоторговцем.
— Кажется, наш парень сильно переживает, — заметил папа, когда Билли третий раз принимал душ. Папа не знал, что Билли чистит зубы восемь раз в день, иначе добавил бы еще что-нибудь. Папа Билли всегда знал, что сказать.
— Не говори глупостей, — отрезала мама.
…Но в итоге папа Билли оказался прав. Разбитое сердце можно спрятать только под водой.
Спокойной ночи (наблюдатель Эня Ренцова)
Я ненавидела ложиться спать. Каждый раз родители спорами и руганью заставляли выключать свет, после чего я съёживалась под одеялом, не в силах расслабиться. Как по команде, в комнату начинали стекаться омерзительные создания — гниющие люди, демонические порождения, уродцы с других планет, озлобленные карлики, прыгающие между дверных косяков. Их было бесконечно много, они заглядывали в окна, проходили сквозь стены, просовывали свои грязные лапы под одеяло, а иногда казалось, что они наблюдают за мной глазами нашего кота.
Я знала, что стоит потерять бдительность, как они меня непременно растерзают, растащат по частям в свои чёртовы безрадостные миры. Я давно искала лекарство от этой мучительной бессонницы: включала ночник из селенита, но тени оживали, как только я отводила взгляд от источника света; писала заклинания, но не могла поверить в их силу; просила помощи у белых духов, но никто не приходил.
Моя болезнь — воображение — подтачивала меня так же, как вода разъедает опоры моста. При этом я прекрасно знала, что пережила уже десятки и сотни одиноких ночей, и это значило, что, скорее всего, смогу пережить ещё столько же. Но это знание ничуть не помогало.
Всё изменилось одним летним вечером. Я меняла батарейку в фонарике, с которым обычно пряталась под одеялом, чтобы до наступления полуночи отвлечься волшебными историями. Но моё внимание привлекла не книга, а сама батарейка.
Плюс и минус. Плюс и минус. Плюс и минус.
Если я порождаю отрицательное, то могу породить и положительное, чтобы их уравновесить! Включив фонарик, я перевела взгляд на книжный разворот с акварельной иллюстрацией.
— Ты и будешь меня защищать, — тихо сказала я нарисованному грифону и смело вылезла из-под одеяла.
С каждый годом эта сцена повторялась всё реже и реже: отвратительные твари уже не очень верили в свою власть надо мной. Голубой грифон, свернувшийся на противоположном краю постели, как огромный кот, расправлял крылья и выгонял весь этот цирк волнами света, исходящими от перьев. Он делал это в сотый, тысячный раз, апатично и слегка лениво, лишь изредка шипя на особенно реалистичных гостей.
— Почему ты стал таким усталым? — спросила я.
После долгой паузы в моей голове прошелестел тихий голос:
— Ну, понимаешь, я же не существую. Я… не то, чтобы когда-нибудь умру и обо мне забудут, меня же, типа, вообще нет…
— Зато тебе и бояться тогда нечего.
Он усмехнулся и устроился поудобнее, потому что разговор отвлёк меня от придумывания мерзких созданий, и кроме нас двоих в тёмной комнате никого не было.
— Тебе ни к чему продолжать эту игру. В этой борьбе у тебя есть и плюс, и минус, и их силы всегда равны.
— К чему ты ведёшь?
— Я думаю, что пришло время приравнять их к нулю.
К горлу подкатили слёзы от горькой жалости к себе, и я почувствовала, как воронка одиночества затягивает меня.
— Ты же знаешь, что у меня нет сил заставить тебя остаться. — Мой друг молчал. — Ведь ты — это я. И если ты уходишь, значит, я сама тебя прогоняю.
Грифон ласково накрыл меня крылом вместо одеяла, и я прошептала вслед уходящему детству:
— Прошу тебя, останься со мной… хотя бы сегодня.
И закрыла глаза.
Грифон
Крылатый еж (наблюдатель Александр Богданов)
Ночная сказка была рассказана, и я выключил свет, пожелав сыну спокойной ночи. Уже выходя из комнаты, я услышал сонный голос Димки:
— Пап, а я вчера видел крылатого ежа!
Я вернулся и присел на край его кровати, освещённой лунным светом.
— Правда? Расскажи, какой он.
— Ну он такой… Добрый. Хороший. Я его издалека видел, когда он по небу пролетал. И я сразу понял, что это он! Мне даже показалось, что он подмигнул мне. Мы тогда с Мишкой куличики из песка лепили. Я ему говорю: гляди, крылатый ёж! А он меня дураком обозвал и сказал, что крылатых ежей не бывает, потому что ему так родители сказали.
Я улыбнулся.
— Это твой Мишка дурак, и его родители тоже. Скажут же такое: не бывает! Не верь им. У каждого есть свой крылатый ёж. Просто не все их видят.
— А ты видишь?
Я вздохнул, вспоминая.
Когда отец рассказывал о крылатых ежах, они мне часто снились. Такие большие, мягкие и совсем не колючие. На них можно было сесть верхом и кружиться в небе наперегонки с ветром. И наутро становилось так хорошо, так легко! Каждый новый день начинался с радости. Хотелось бегать, прыгать, действовать, творить.
А потом отца не стало. Но крылатые ежи не переставали сниться. Они подходили ко мне и долго-долго смотрели в глаза. Без слов — просто так. Но мне и этого хватало. Вся тоска, злоба и обида пропадали куда-то, и снова хотелось жить.
Когда мне было плохо, я закрывал глаза и представлял, что крылатые ежи летят ко мне и снова делятся светом и добром. Когда мне нужен был совет, я снова взывал к ним. Решения принимал сам, но всегда старался поступать правильно, чтобы не было стыдно перед крылатыми ежами.
Крылатые ежи радовались вместе со мной всем успехам и грустили из-за неудач.
А потом я повзрослел. Первая любовь, первый алкоголь, сложные решения, ответственность. Надо было учиться, потом — работать. И крылатые ежи исчезли.
Я даже не могу сказать точно, когда это случилось. Просто однажды вдруг понял, что их уже давным-давно нет рядом.
— Нет, сынок. Раньше видел, а теперь уже нет. Но это не значит, что они исчезли. Они смотрят за мной, как и за всеми людьми. И ты не должен поступать так, чтобы тебе было совестно потом рассказать им об этом.
— Почему?
Я задумался.
— Ну… Однажды, через много тысяч лет, настанет час, и все увидят крылатых ежей. И они тогда со всех спросят по заслугам. Как ты будешь смотреть в глаза своему крылатому ежу, если всю жизнь врал, грубил, делал гадости?
Тихое сопение сынишки было мне ответом. Я осторожно вышел из детской, и, не включая свет, присел на подоконнике кухни.
— Ну, как он? — раздался в тишине знакомый с детства голос.
— Растёт. Ищет. Развивается. Прокладывает свои тропки в этом большом и разнообразном мире. За плечами — мешок с мотыгами и граблями, которые он радостно разбрасывает перед собой, чтобы потом наступить на каждую. Но он не свернёт со своего пути, я уверен. Вы же поможете ему? Как когда-то помогли мне?
Не глядя на собеседника, я почувствовал, как он улыбается.
— Конечно. Мы всегда помогаем тем, кому нужны. И даже когда он решит, что может без нас — мы будем рядом.
Я потянул руку и дотронулся до мягкой серебристой шерсти, поглаживая крылатого ежа. Сколько же лет я не делал этого?
А потом он улетел, и я долго смотрел на полёт меж ночных тучек, пока он не растворился в неведомых далях.
Он не обещал вернуться. Но это и не было нужно.
Потому что мой крылатый еж всегда со мной.
Маринование дикого морского имбиря (наблюдатель Наталья Федина)
— А нас не выгонят отсюда? — Егор легонько стукнул пальцем по стеклу. Рыба-ромб не отозвалась на его зов — ее засушили ещё лет тридцать назад. Егора тогда и на свете-то не было.
— Кто, если я сегодня за сторожа? — Маша покрутила на пальце ключи и засмеялась немного деланно. — Тут только мы с тобой.
Они с Егором встречались почти месяц, но как-то было всё у них… непонятно. Не целовались даже ни разу, а ведь им давно не по тринадцать. Некрасивая она для него, что ли? Зеркало уверяло, что очень даже ничего. Но с Егором этим Маша чувствовала себя порой чудищем каким-то, которого нет ни в одном зоомузее мира. Диким морским имбирем, как в том кино, помните?
— Только мы? Тогда я…
Егор взял Машино лицо в ладони, она закрыла было глаза и вздрогнула от звука, раздавшегося сперва тихо-тихо, но быстро начавшего набирать силу.
— Что это? Словно шлепки по воде.
— Господи, ну почему сегодня?! — Маша всплеснула руками, ключи полетели к стенду с земноводными. — Расписание вообще кто-нибудь проверяет здесь?!
Егор огляделся и почувствовал, что сходит с ума.
Морские звезды за стеклом покачивали лучами, бабочки трепетали, ящерки, совсем не похожие на засушенных, били хвостами по подставкам. Под потолком музея парил полупрозрачный скат. Свет проходил сквозь него. Маленькие черные глазки смотрели прямо на Егора.
— Бежиииим!
Маша схватила его за руку и они — побежали.
Животные вокруг оживали. Егор видел этого ската десять минут назад, и он не выглядел так… страшно. Он вообще был не похож на настоящего, несмотря на табличку «Выполнено таксидермистом Колос А. Г.» Слишком много гипса и краски.
— Мы… умрем? — Егор чувствовал, что спрашивает какую-то глупость отчаянную, но что спросишь вообще, когда происходит такое?
— Наверное, нет, — в голосе Маши не было уверенности. — Никто не умрет, но что-то родится. Этого не было в расписании!
Мимо скелета мамонта, гремящего костями, они влетели по лестнице на второй этаж.
Тигры бились мощными лапами в стеклянный куб. Волки выли, голова лося, лежащая в снегу из ваты, неожиданно открыла глаза.
— Сюда, к жирафу, тут безопасно! — Маша буквально выдернула Егора из когтей гигантского альбиноса, пикирующего с потолка. — Здесь место перемирия, как водопой в дикой природе, знаешь?
Они забились в закуток между жирафом и зеброй. Пятнистая шея жирафа была неровно сшита светлыми нитками. Жираф улыбался.