Принцесса медленно прикрыла глаза. Ворон гаркнул и вспорхнул, переместившись на стоящую у кресла колыбель.
— Хорошо. Велите своим воинам продолжить поиски. И не ограничивайтесь нашими землями, — она вытянула руку, и мгновение спустя в ней появился ворох бумаг. — Возьмите подорожные, раздайте капитанам отрядов. С этим их пропустят. Везде, где только понадобится.
Свартальв стоял, не шелохнувшись. По его лицевой маске, выражавшей сейчас лишь полную отрешенность, плясали языки пламени, отражения огненных вирмов.
— Ты что, оглох? — цверг зыркнул на спутника, подошел к принцессе и с учтивым поклоном забрал грамоты. — Благодарствуем, Ваше Высочество, все будет исполнено наилучшим…
— Госпожа моя, — прервал его свартальв; голос из-под маски звучал непривычно глухо. — То, за чем мы охотимся — миф. Это всем известно. Гневайтесь, коль хотите, но я не могу не спросить вас: сколько лет нам еще гоняться за неведомым?
Принцесса отвернулась от камина. Глаза ее под заросшими мхом бровями были словно камни у кромки болот. Раздвоенный кончик змеиного языка то и дело показывался промеж слегка разомкнутых губ.
— Вечность, Драуг, сын Драуга. Если потребуется. Да только вот мор так долго ждать не станет, и тебе это известно не хуже меня. Я написала другу и брату нашему, владыке Нуаду Среброрукому, Королю-под-Холмами. Птички вернули мне его слово. Моли своих мертвецов-предков, старший сын Темного Дома, чтобы благосклонность островитян оказалась истинной.
— Это оно и есть, чтоль? — цверг приподнял край плаща, покрывавшего клетку, и глянул в темноту меж ивовых прутьев. — Дар вашего короля?
Посланник владыки Нуаду лишь молча кивнул. Он и его охрана стояли в отдалении — зыбкие тени на фоне детей Горы. Тени, пахнущие вереском, болотом и смертью.
— Ханзе.
— Оно там живое вообще? Палочкой, чтоль, потыкайте, — цверг сплюнул на землю и затер плевок когтями. — Альпий выкормыш…
— Ханзе!
Свартальв шагнул вперед и поклонился.
— Ее Высочество госпожа наша Эглаика, владычица гор, принцесса бергатроллей, цвергов и свартальфар, искренне и от всего сердца благодарит друга и брата своего владыку Нуаду Среброрукого, Короля-под-Холмом, за столь щедрый дар. Примите и нашу благодарность, посланник.
Ши изобразил ответный кивок, взмахнул рукой в ритуальном прощании и вместе со свитой растворился в октябрьских сумерках.
Драуг повернулся к дружине.
— Что, насмотрелись? Берите клетку и тащите в рум. Я не хочу заставлять госпожу нашу томиться ожиданием.
Почти год спустя, ранним-ранним утром, до восхода солнца, до того, как в саду замка запели птицы, Ее Высочество принцесса горных троллей, с сыном на руках и в окружении свиты, спустилась из своей башни в подземелье дворца. Проследовала через крипту, через древние тоннели, гораздо ниже. Туда, куда несколько веков — до этого года — не ступали ноги детей Горы.
Пролет, еще пролет, длинный гулкий коридор, бегущий вниз, в толщу горы. Болотные огни бросали на шествовавших мертвенно-зеленые блики. Наконец их спуск закончился.
Принцесса вышла на балкон, выдающийся в необъятных размеров пещеру, стены которой едва проступали из тьмы вдали — тьмы, отогнанной светом тысяч и тысяч газовых рожков.
Она подняла ребенка над головой.
— Я, Эглаика, дочь Лилит, нарекаю тебя Гренделем. Смотри, как возрождается наша кровь. Узри свой народ, сын мой, своих будущих братьев и сестер!
Гулкое эхо разнесло ее слова под сводами пещеры.
Принцесса стояла на балконе, держа младенца на руках, а под ними раскинулся огромный, затянутый дымкой зал. Из-под бледной завесы тумана проступали очертания инкубаторов бергатроллей, родовых гнезд свартальфар и кладок яиц цвергов, бесконечными рядами уходящих во тьму.
Кровь прижилась.
Мор будет сломлен, растерт жерновами времени и забыт, как неуместная шутка скальда на конунговом пиру. А боги, его наславшие… Что ж, когда-нибудь дело дойдет и до них.
Новые дети Горы вернут их туда, где им самое место. К людям.
Мелодия (скриптор Анастасия Неведрова)
Хотите верьте, хотите нет, но море не всегда стояло у самого порога моего дома. Бабка моя сказывала — её бабка к рыбакам полдня ходила.
Всё тогда было иначе, не так, как у нас теперь заведено. Да вот и я ловил смолоду рыбу, а теперь моя лодка который год на берегу. Самому мне её на воду уже не поставить.
В наше время те, которые под водой живут, смелее стали. Я сам их видел, любят они теперь из воды выходить. По ночам, особенно если луна полная, часто гуляют, только не по нашей стороне, а с юга, где широкая коса. Речка в море впадает и несёт песок. Я там в сильный шторм когда-то спасся — думал, унесет меня в море, а наткнулся на эту косу и на берег вылез. А они по сухому-то ходить не любят, вот и ходят по косе — ноги в воде, сами воздухом дышат.
Говорят, что это утопленники. Не верьте. Живые они. Город у них есть на дне. Только тянет их на сушу. Помнят, что предки их отсюда в море ушли. Прямо с нашего острова. Не верите? Я знаю, как это было.
Раньше люди жили далеко на севере. Год за годом подкрадывалась к их селениям лютая стужа. Становилось всё холоднее, всё меньше урожаев собирали люди, всё чаще болели. Первыми улетали и не возвращались птицы, за ними уходили дикие звери. В один год суровая и долгая зима случилась. Месяц, второй, третий. Хлеб закончился, звери ушли на юг. А зима всё не заканчивалась. Тогда люди покинули свои дома и пошли по льду — искать землю, где наступила весна. Они шли много дней и умирали один за другим. И наконец заметили, что лёд стал тонок, а мороз отпустил. Но не было на их пути земли. Они встали стойбищем на краю ледяного поля. Что делать дальше, никто из них не знал. Не возвращаться же по морскому льду назад, в страну, где вечный холод.
Ночью едва тлели их костры и вдруг озарились ярким, неземным светом. Видел то лишь один человек, молодой охотник, что чутко дремал, охраняя своё племя.
Утром спящих на льду разбудила дивная музыка. Очнулись они и увидели — из-под воды будто россыпи драгоценных камней мерцают. Удивились люди, испугались — кто это играет так сладко? Едва рассвело, на кромку льда вылезло существо невиданное: до пояса человек, дальше хвост длинный с шипами и гребень коралловый по всей спине. Серебряная у него была чешуя и огромные, зеленые как море, прозрачные глаза. Не сказал он ни слова, лишь пристально смотрел на пришельцев и дул попеременно в семь ракушек, которые держал в лапах, извлекая мелодию, какой люди никогда не слышали. Так играл он, подобравшись к путникам, а потом стал отступать к морю. Люди сидели окоченевшие и боялись дышать — до того прекрасной была его мелодия. Затем встали они, и пошли за ним, и тоже не говорили ни слова. Диковинный музыкант нырнул со льда в море, и люди двинулись за ним. Они слышали его мелодию, и она уводила их.
Первым очнулся от завораживающих звуков молодой охотник. Он начал звать отца своего и мать, просил их остановиться. И, глядя на них, другие люди тоже избавлялись от наваждения морской мелодии и останавливались.
«Как же мы пойдём туда? — спрашивали они. — Ведь морская вода холодна как лёд, а мы искали спасенья от холода». Они видели, как братья их сошли в воду и поплыли вслед за угасающей мелодией. Многих увел за собой под лёд играющий на ракушках, но и оставшихся было немало.
С восходом солнца из воды поднялся наш остров. Оставшиеся люди взошли на него и остались здесь жить. Невеста молодого охотника исчезла в то утро под водой, и он долго горевал, но потом выбрал в жёны другую девушку. Они построили этот дом. Охотник был прадедом моего прадеда. Вы, конечно, скажете, что все, кто ушел в море, утонули. Но это неправда. Они живут на морском дне. И только изредка выходят на берег. Море не выпускает их.
Нынче вечером вода поднимется особенно высоко. Полная луна своими чарами тянет её к себе. В такую пору море заливает крыльцо у моего дома, иной раз и через порог перехлестывает. Я вечером долго буду сидеть у очага и в который раз думать, что волны сильней огня, и нам не защититься от живущих под водой. Но тех, кто выбирается побродить по мелководью ночью, не бойтесь. Они люди, такие же, как мы с вами.
А вот на рассвете и в вечерних сумерках — не выходите на южный берег. Говорят, что тот, с семью ракушками, жив до сих пор, а когда небо и вода сливаются в светлеющей дымке, мелодия его звучит так сладко…
Дырчатый берег (скриптор Александра Давыдова)
Земля дымилась от капель кипящей слюны. Чешуйчатый хвост в щепки размолотил остов засохшей сосны, и острый деревянный «дротик» угодил Янеку в лицо, точно в глазницу шлема. Поле битвы сразу превратилось в размытую красную мешанину из боли и мечущихся силуэтов, но отступать было нельзя. Еще немного, и братья с рогатинами прижмут ящера к скале. Шаг, еще шаг, прикрыться щитом — не велика мудрость, главное, слабость не показать. Драконы чувствуют слабость.
— Насаживай его! — крикнули хрипло справа. Дракон рыкнул обреченно. В щит заколотили комья земли и камни. Запахло гарью и горячей кровью.
Вдруг силуэт слева качнулся и рухнул назад, будто из-под драконьих когтей не камушки в него полетели, а штурмовой таран.
— Замкни цепь, уйдет!.. — охнул кто-то, но опоздал.
Дракон почуял слабину, дернулся из последних сил на прорыв. Полуслепой Янек не удержался на ногах, когда ящер рванул мимо него, ударил горячим шершавым боком и угрохотал вниз по склону.
…
Только в детских сказках рыцарь — после схватки с драконом один на один — выглядит гордо и блистательно. В настоящей жизни на ящера, во-первых, по одному не ходят, а во-вторых, после боя являют собой довольно жалкое зрелище. Янек осторожно стащил шлем, проморгался и ощупал лицо. Здоровенная ссадина, полморды опухло, но сам глаз, вроде, не задет. Слава небу справедливому. А то получился бы кривой рыцарь, козам на смех.
Из шести бойцов ни один не был целым. Сломанные пальцы, разбитые локти и раскуроченные наручи, расколоченные щиты и помятые нагрудники, свернутый набок нос у Валха-главаря. Кровь залила ему рот и застывала красными сосульками на бороде, делая похожим на ярмарочного демона. Очень, очень злого демона.