— Гэббитас мог быть в том лесу во вторник днем, сэр, — произнес своим обычным бесстрастным тоном Бэрри Вайн, — а мог и не быть. Со свидетелями в том месте, где он был или говорит, что был, можно сказать, плоховато. Лес находится на земле, которая принадлежит одному человеку, у него более тысячи гектаров. Часть земли он отвел под то, что называет органическим земледелием, скот бродит беспрепятственно. Он сделал свежие лесные посадки, а часть земли не задействована — правительство платит, чтобы на ней ничего не сажали.
Дело в том, что от леса, где работал или говорит, что работал, Гэббитас, километры до ближайшего жилья. Можно идти по дороге километра два и не увидеть ни одного дома, даже амбара, как будто это на краю света. Знаете, я всю жизнь прожил за городом, но ни за что бы не поверил, что в центральных графствах есть такие места.
То, что он делал, называют прореживанием молодняка. Если бы это были не деревья, а розы, то это называлось бы подрезкой. Он работал там, точно, и видно, что он работал, мы сравнили следы протектора с протектором его «лендровера». Но мы с вами можем только гадать, сэр, был ли он там во вторник.
Уэксфорд кивнул.
— Бэрри, я хочу, чтобы вы поехали в Кингсмаркхэм и разыскали некую миссис Гарланд, Джоан Гарланд. Если вы не найдете ее — а я думаю, что вы ее не найдете, — постарайтесь узнать, куда она уехала, фактически все ее передвижения со дня вторника. Возьмите с собой кого-нибудь, возьмите Карен. Джоан Гарланд живет на Брум-вэйл, пятнадцать, у нее в торговом центре есть кич-магазинчик. Проверьте, на месте ли ее машина, поговорите с соседями.
— Сэр?
Уэксфорд поднял брови.
— Что такое кич-магазин? — Вайн сделал ударение на первом слове, как если бы он произнес «рыбный магазин». — Помню, что знал, но сейчас выскочило из головы.
Это почему-то напомнило Уэксфорду далекие дни его детства и дедушку, у которого была скобяная лавка в Стоуэртоне. Как-то раз он велел нерасторопному мальчишке-помощнику пойти и купить масла для ручек, и мальчишка послушно пошел исполнять поручение. Но Вайна нельзя назвать ни ленивым, ни глупым; Вайн — хоть о мертвых принято говорить только хорошее — на порядок выше бедняги Мартина. Оставив байку про масло для ручек при себе, он объяснил значение слова.
Уэксфорд застал Бердена, когда тот ел ланч за своим столом. Он стоял в углу за ширмой, где была аккуратно сложена и закрыта тканью мебель Дэйзи — книжные шкафы, стулья, подушки. Берден ел пиццу и шинкованную капусту на гарнир. Уэксфорд не любил ни того, ни другого, ни вместе, ни по отдельности, но все равно поинтересовался, откуда это взялось.
— От нашего поставщика, его фургончик стоит на улице и будет здесь с половины первого до двух каждый день. А разве не вы договорились?
— Впервые об этом слышу, — ответил Уэксфорд.
— Пусть Карен сходит и принесет вам что-нибудь. Там прекрасный выбор.
Уэксфорд объяснил, что Карен Мэлахайд уехала в Кингсмаркхэм вместе с Бэрри Вайном, и он попросит Дэвидсона. Тот знает, что он любит. Затем, налив в кружку грязновато-коричневого кофе из кофеварки, уселся напротив Бердена.
— Так что насчет Гриффинов?
— Сын безработный, живет на пособие, хотя нет, получает материальную поддержку, для пособия он уже слишком долго без работы. Живет дома с родителями. Его зовут Эндрю, Энди. Родителей зовут Терри и Маргарет, пожилые или чуть старше.
— Как я, — съязвил Уэксфорд. — Ну и формулировки у вас, Майк.
Берден не обратил внимания на замечание.
— Они на пенсии и не знают, чем заняться, меня поразило, что им нечего делать. И у них какие-то параноидальные идеи. Все плохо, и все против них. Когда мы приехали, они ждали мастера из телефонной компании, чтобы починить телефон, они и подумали, что мы оттуда, и накинулись на нас, не дав нам рта раскрыть. Как только был упомянут Тэнкред-хаус, они начали распинаться, что отдали этому месту лучшие годы своей жизни, о том, какой необыкновенной хозяйкой им была Дэвина Флори, ну, можете представить. Самое смешное заключается в том, что, хоть они знали о случившемся, — на столе даже лежала вчерашняя газета с фотографиями, — они не заговорили об этом, пока мы сами не коснулись. Понимаете, ни слова, как все это ужасно. Когда я сказал, что нам известно, они работали там, они просто обменялись взглядами. Гриффин довольно мрачно подтвердил, что да, они там работали, все было хорошо, они никогда об этом не забудут, и так по очереди до тех пор, пока мы их не остановили.
Уэксфорду вспомнилась строка:
— «Случилось нечто, о чем трудно говорить и невозможно молчать».
Берден посмотрел на него с подозрением.
— Так пришел мастер из телефонной компании? — спросил Уэксфорд.
— Да, наконец пришел. Мне все время приходилось ждать, каждые пять минут она бегала к двери и смотрела на дорогу, не идет ли мастер. Кстати, Энди Гриффина не было, он подошел позже. Его мать сказала, что он бегает.
В этот момент за ширму заглянул Дэвидсон. В руках он держал картонную коробку, в которой лежал жареный цыпленок, горка рисового плова и манговая кисло-сладкая приправа.
— Жаль, что я этого не взял, — пожалел Берден.
— Уже поздно. Я не меняюсь, терпеть не могу пиццу. А вы узнали, из-за чего они поссорились с Гаррисонами?
— Я не спрашивал. — Вопрос явно удивил Бердена.
— Ну, если они одержимы паранойей, то, может, захотели поделиться обидами.
— О Гаррисонах они вообще не упоминали. Не исключено, что это важно. Маргарет Гриффин долго говорила о том, в каком безукоризненном состоянии они оставили дом и что, когда они познакомились с Гэббитасом, его башмаки были вымазаны в смоле и он запачкал их ковер, и она уверена, что скоро дом превратится просто в свалку.
Потом появился Энди Гриффин. Думаю, что он мог совершать пробежку. Он полный, чтобы не сказать толстый. На нем был спортивный костюм, но далеко не каждый человек в спортивном костюме занимается в нем бегом. Глядя на него, не скажешь, что он способен догнать автобус, делающий пять километров в час. Небольшого роста, светловолосый, но даже с натяжкой не подходит под описание Дэйзи Флори.
— А ей и не надо было бы описывать его, она его знает, — возразил Уэксфорд. — И узнала бы даже в маске.
— Верно. Во вторник вечером его не было дома, говорит, что встречался где-то с друзьями, и родители подтверждают, что он ушел около шести. Насчет приятелей я проверяю. Предположительно, они заходили в пабы в Мирингэме и в китайский ресторан под названием «Панда коттедж».
— Ох уж эти названия! Похоже на излюбленное место голубых. Значит, получает пособие?
— Что-то в этом духе. Названия выплат постоянно меняются. Знаете, Редж, что-то в нем есть странное, но, что именно, сказать не могу. Понимаю, что это ничего не значит, но у меня такое чувство, что мы не должны упускать из виду Энди Гриффина. Складывается впечатление, что его родители на всех смотрят косо и по какой-то причине — а может, и без причины — сильно недолюбливают Харви Копленда и Дэвину Флори, а Энди — так тот их просто ненавидит. У него даже голос меняется, когда он говорит о них. Сказал даже, что рад, что они мертвы, а называл их не иначе, как «мерзавцы» и «дерьмо».
— Принц «Само очарование».
— Когда мы выясним, действительно ли во вторник он шатался по пабам и заходил в этот «Панда коттедж», то будем знать о нем побольше.
Уэксфорд взглянул на часы.
— Пора ехать в больницу. Хотите, поедем вместе? Могли бы сами задать Дэйзи несколько вопросов про Гриффина.
И тут же пожалел о том, что сказал. Она уже привыкла к нему, и почти наверняка ей будет неприятно видеть еще одного полицейского, приехавшего к тому же без предупреждения. Но он напрасно беспокоился: Берден не собирался ехать, у него была назначена встреча с Брендой Гаррисон.
— Она ничего не скажет. — Берден имел в виду Дэйзи. — Ей будет легче разговаривать, когда она выйдет из больницы. Кстати, где она будет жить, когда выпишется?
— Не знаю, — медленно проговорил Уэксфорд. — Я действительно не знаю. Просто не думал об этом.
— Она же не может поехать домой, верно? Она не может сразу поехать туда, где все это случилось. Когда-нибудь, но сейчас — вряд ли.
— Я вернусь, чтобы посмотреть, как же телевидение помогает нам, — сказал, выходя, Уэксфорд. — Вернусь к без двадцати шесть, к новостям Ай-ти-эн.
Оказавшись в больнице, он, как и в прошлый раз, не стал извещать о своем приходе, а прошел незаметно, почти скрываясь. По дороге он не встретил ни доктора Лей, ни сестер. Он постучал в дверь. Через матовое стекло он видел очертания кровати и еще — что там больше никого нет, никаких посетителей.
На стук никто не ответил. Ну конечно, сегодня он приехал раньше обычного. Поскольку он был один, ему не хотелось открывать дверь. Он постучал снова, хотя почему-то был уже уверен, что палата пуста. У них наверняка есть общая комната, и Дэйзи, должно быть, там. Он повернулся, собравшись уходить, и столкнулся с человеком в короткой белой куртке. Старший медбрат?
— Я ищу мисс Флори.
— Дэйзи сегодня уехала домой.
— Уехала домой?
— Вы старший инспектор Уэксфорд? Она просила передать, что позвонит вам. За ней приехали друзья. Могу дать фамилию, у меня где-то записано.
Дэйзи уехала к Николасу Вирсону и его матери в Майфлит — таков был ответ на его вопрос. Значит, она уехала к друзьям, возможно к самым близким друзьям. Его удивило, почему она не сказала ему об этом вчера, но, наверное, она сама еще не знала. Несомненно, они навещали ее, приглашали к себе, и, чтобы выйти из больницы, она согласилась. Почти каждый больной мечтает уйти из больницы.
— Мы будем наблюдать ее, — заверил медбрат. — В понедельник она должна прийти на осмотр.
Вернувшись в конюшни, он смотрел телевизор, все программы новостей подряд. Его тоже показывали в новостях, в небольшом сюжете, отснятом сегодня утром. Затем на экране появился составленный художником словесный портрет убийцы. В увеличенном виде на экране он выглядел убедительнее, нежели на бумаге, и Уэксфорд понял, кого он ему напоминает.