Парень метался по платформе в отчаянии.
— Ох, ты балда! — вздохнул Потап.
Потом резво сбегал к расписанию, пообщался с двумя-тремя тетеньками в платочках — он мог разговорить даже фонарный столб, — тесно общнулся со словоохотливой кассиршей и вихрем прилетел назад. И выдал четкую информацию, на какой поезд парню нужно сесть. Но конечно, этот поезд придет нескоро, потому что опять же вопрос с веткой… А машину, говорят, вряд ли здесь поймаешь: тут одни джипы элитные раскатывают — уж место такое…
В общем, помог, как сумел, объяснениями. Парень поблагодарил, вздохнул и отправился ждать свой поезд. Ситуация у него была, как говорил Николай, аховая.
— На свадьбу, главное, ехал, — сокрушался Потап. — Когда он теперь на нее попадет? Где имение и где наводнение… А кто он на свадьбе-то — гость?.. А вдруг жених? И что будет? Без него не начнут? Уже все готово, а жених сгинул — туды-растуды! Невеста в слезы, несостоявшиеся теща и тесть в бешенстве… А может, плюнут и вместо запланированного найдут невесте другого в «полевом» порядке. И свадьбу сыграют, раз она намечена, и угощение готово, и невеста настроена на соответствующий лад, и все гости, и музыка, и остальное — не пропадать же всему этому втуне?! Он когда приедет — о-о, а мы уже невесту твою за другого выдали, ты опоздал! Ну и где же ты был, сколько ждать тебя нам требовалось, балда?!
На вокзале вдруг объявили во все громкоговорители:
— Внимание! В связи с прибытием спецрейсом представителей из Нижнего Новгорода всем находящимся сейчас в здании вокзала сотрудникам уборочной службы срочно подойти в зал номер четыре.
Потап фыркнул:
— И срочно там убрать!
Судя по всему, он был прав: именно для этого их всех и зовут — «едет ревизор», — сюжет реальный и всем хорошо знакомый.
Возле перрона, когда путешественники спустились к круглобоким автобусам и озирались в поисках гостиницы, к ним неожиданно подошел Бакейкин-младший.
— Подбросить? — усмехнулся он. — Могу по дешевке…
— Ты откуда? — обрадовался Сева. — Познакомься, Потап, это мой брат Николай.
— Очень приятно, — деликатно раскланялся матрешкиных дел мастер. — Надумал тебе помочь. Все равно ты один, даже с приятелем, — он выразительно покосился на Потапа, — не справишься.
— А как же твой бизнес? — спросил Сева.
— Пусть застрелится, — пробурчал Николай.
— Ты бизнесмен? — обрадовался Потап. — Впервые живьем вижу так близко! А какой у тебя бизнес?
Николай оглядел Потапа с великосветским презрением. Сева даже передернулся: ненавидел эту привычную позу брата.
— Военная тайна, усвоил? Вперед!
Бакейкин-младший подвел друзей к своей машине, чуточку притомившейся и запыленной после трехчасового пробега из Москвы.
— Хорошо, что пробок не было. Застревая в них, я всегда начинаю мечтать о небольшом личном вертолетике. Несбыточные грезы! Но сегодня мешали только неопознанные летающие объекты — мухи и комары запоздалые.
— А утром за завтраком, в поезде, нас тоже жрали комары, — радостно поделился Потап. — Ну что ж, мы завтракаем, а они в это же время — завтракают нами. Потом — обед, и снова комарье, вроде притихшее, активизировалось. Значит, и у них тоже обеденный перерыв!
Николай опять подарил Потапу великосветски-презрительный взгляд.
— Припекает сегодня не по-осеннему… Стекла в поезде нагрелись, внизу железо у окон прямо горячее. Смотрю: жужжит и бьется там муха, явно «прибалдевшая». А потом она легла под окно, затихла и не двигается. Ну, думаю, уже вырубилась окончательно да и поджарилась в прямом смысле. Вряд ли теперь оклемается. Жареная муха! — весело воскликнул Потап. — Любимое лакомство китайцев!
Николай будто его не услышал.
— Хорошо, что я успел к вашей электричке. А если бы подзадержался в дороге и не встретил вас на вокзале, то сорвал бы сам себе такой великолепный номер! Одна твоя изумленная рожа, Севка, чего стоила!
Младший брат открыл дверцы. Машина действительно дышала последней осенней жарой и обдавала духотой, пылью и запахами российской дороги. Приятели сели сзади, Николай — на свое место, обтянутое ковриком-массажером из деревянных шариков. Внимательно глянул на друзей в зеркало:
— Так куда?
— В гостиницу нам надо… — неуверенно выговорил Сева. — Подешевле…
— Ух, какое авто! — восторженно заорал Потап. — Ты у нас заджипованный малый!
Николай выразительно хмыкнул:
— А ты забалаболенный! Может, помолчишь чуток? Номер я уже заказал. Правда, думал, что нас будет двое. Ничего, перезакажем. Поехали!..
Городок, куда приехали искатели цыганки Кати, оказался удивительно милым, чисто вымытым то ли осенними дождями, то ли речными туманами, то ли безмерно исполнительными и аккуратными дворниками, воды для своего родного города не жалеющими. Центральный проспект был застроен элитками-монолитками, живо напомнившими путешественникам столицу. И новые дорогие дома здесь тоже рвались к облакам, воодушевленные могучими подъемными кранами. Зато по боковым улочкам, разбегающимся от проспекта во все стороны, ныряющим куда-то вниз, в приовражные темнины, теснились низенькие скособоченные деревянные домики-уродцы. Вероятно, они уцелели только чудом.
На аптеке висели три запыленных плаката, прямо в одной витрине: «Светлой Пасхи!», «С праздником весны и труда!», «С 60-летием Победы!». О них уже все давно забыли.
— Как у вас город меняется! Туды-растуды! — бодро приветствовал администратора гостиницы Потап. — Скоро все жильцы из этих развалюх переедут в шикарные хоромы на проспекте!
Дама средних лет с гладко прилизанной головой, напомнившая Севе Юлю, скептично усмехнулась:
— У вас в Москве разве дают нынче квартиры бесплатно?
— У нас — не дают! — так же бодро откликнулся Потап. — Где имение, а где наводнение…
— И у нас не дают! — Дама сжала яркие губы в малиновую полоску, перечеркнувшую лицо чересчур резко, словно ручка учителя грубую ошибку в тетради школьника. — Квартиры в этих домах продаются за приличные деньги, как и у вас. И скупают их граждане из ближнего зарубежья. Тоже как у вас. Россия нынче живет по одному распорядку.
— Ох, я балда! — схватился за голову Потап. — Конечно, все везде одинаково и все везде почем… Расписания, графики… А номерок-то наш где?
— Помолчи! — презрительно бросил ему Николай. — Доверь переговоры мне. У меня лучше получится. И результат налицо.
Он наклонился к даме с малиновым ртом и нежно заворковал, кокетничая и картинно взмахивая головой. Через три минуты он с торжеством потряс в воздухе ключом:
— Вперед!
Трехместный номер оказался на третьем этаже — роскошный, безупречно чистый, с видом на реку. Пропитанный речной сыростью ветер надувал пузырями тонкие воздушные шторы и баловался с балконной дверью, равномерно раскачивая ее, словно тренируя.
— Жаль, пианино нет, поиграл бы, — вздохнул Николай.
— А ты музыкант? — радостно спросил Потап, тотчас бросил сумку на пол и шлепнулся на ближайшую к нему кровать. Сбросил ботинки и пошевелил пальцами. Один носок оказался дырявым. Могучая шахматистка-разрядница внимания на его носки не обращала. — Вот что ни почитаешь про дворян в девятнадцатом веке — обязательно кто-нибудь у них на пианинке играет, дочка там чья-нибудь. А все вечерами целыми группами собираются ее слушать. Везде и всюду у них так… А почему? Да делать им нечего было — вот и занимали время всяким бренчанием да его слушанием. — Он с удовольствием обвел глазами номер. — Вот такенная комната! Погоди… Ты же говорил: бизнесмен! Это как понимать? Бизнес и музинструмент? Фортепьянки продаешь? Где имение, а где наводнение…
— Сыром пахнет, — оповестил Николай, брезгливо повел носом в сторону Потапа и поморщился. — Иди ноги вымой! А то Мойдодыр по твою душу явится.
— Ладно, это успеется! — бодро отозвался Потап. — Ну вспотел в дороге… С кем не бывает. И капризный же ты! Брат у тебя другой.
— На то он и брат, — философски отозвался Бакейкин-младший. — Но жить тебе здесь придется со мной, а не с ним. С ним уживутся даже демон и самый дикий, отъявленный скинхед. А музыка — средство от немоты, усвоил? Может быть, вся наша немота от неумения писать музыку. И играю я для души. Кстати, почему у тебя, когда ты садишься, ноги над носками видны?
Потап, ни на какую язвительность никогда не реагирующий, ответил ничтоже сумняшеся:
— Это я привлекаю голыми ногами особ женского пола!
Николай насмешливо хмыкнул, критически оглядел Потапа и открыл свой баул, брошенный на пол.
— Только харакири избавит тебя от позора! — вдруг крикнул Потап.
Когда братья оправились от первого шока, Николай осторожно справился:
— Это почему же?
— Ты обманул женщину! — гневно и обличающе вновь выкрикнул Потап.
Бакейкины дружно изумились. Откуда он узнал?
— Когда и какую? — решил на всякий случай уточнить Николай.
Потап плутовато улыбнулся:
— Ну, ты сам отлично знаешь, когда и какую. Неужели ты никогда не обманывал женщин? — Он заговорил вкрадчиво и ехидно. — Наверняка так было — говорил, что занят, нет времени на встречи, что жениться не можешь… А?
— Ну, было, конечно… — немного смущенно признался Николай. — А у тебя разве не было?
Хитрый Потап немного замялся:
— Туды-растуды… И у меня случалось…
— Так в чем же дело?! — обозлился Николай.
— Да ни в чем… Это я так пошутил…
Николай плюнул, взял полотенце и мыльницу и отправился в ванную.
— Отдохнем малость, умоемся и поедем в город, — сказал он на пороге. — Пообедать нужно и начинать поиски. Я кое-что продумал.
Пока он плескался под душем, мурлыкая на свой мотив: «Надо мыться, умываться по утрам и вечерам…», Сева тоже открыл свою сумку, снял ветровку и подошел к окну. Прямо перед ним под белесым туманом, реющим смутной, расплывающейся полосой нежного тюля, разливалась большая, широкая река Клязьма, давно успокоившаяся и присмиревшая после весеннего половодья. Она еще иногда взбрыкивала, и билась, и колотила волнами в берега, пытаясь напомнить о своем недавнем бурном прошлом, снова напугать и вразумить. Никто не обращал внимания. Вымокшие деревья сушили вдоль извилистых берегов яркие желтые листья, свесившиеся длинными девичьими, умышленно небрежно заплетенными косами. Вдали переливались, играя на солнце, и яснели купола церквей, и кресты высились над городком, как знаки высшего расположения Неба.