У входа в зал Джейн остановилась.
— Не хочу, чтобы ты меня опозорила, поэтому заранее объясню правила.
Лейси кивнула. Она узнает много важного и интересного! Вдруг выскажет ценную мысль и ее заметит Бренда Тинсли, главный редактор «Скарсдейла», которую часто называют Второй после Бога.
— За общий стол не садись. Вдоль стен стоят стулья, возьмешь любой и сядешь поближе, чтобы быть у меня под рукой.
«Шутит?» — подумала Лейси и посмотрела на шефиню. Взгляд Джейн был непривычно ясным и сосредоточенным, но ничего похожего на иронию в нем не чувствовалось.
— Смотреть будешь только на меня!
Лейси едва не огляделась по сторонам в поисках операторов телешоу «Скрытая камера». Джейн ведь несерьезно!
— И самое важное — ты не должна ни с кем разговаривать.
Лейси захлопала глазами, уже не сомневаясь, что неправильно поняла шефиню и вопреки суровому виду та шутит.
— Вы же это не всерьез!
— Таковы правила. Если ты не в состоянии их выполнить, можешь вернуться на свое место.
В центре прекрасно отделанного зала стоял огромный овальный стол из красного дерева. Во главе сидела главный редактор, вокруг нее — руководители художественного, рекламного и маркетингового отделов и незнакомые Лейси личности. Девушка не сомневалась: они расположились согласно некой иерархии.
Вслед за шефиней Лейси подошла к столу и с вожделением взглянула на свободные места, но Джейн, у которой явно были глаза на затылке, угрожающе покачала головой и устроилась рядом с Кэшем Симпсоном из маркетингового. Лейси почувствовала, что на нее смотрят, и поспешно села на узкий и довольно жесткий стул у стены.
Когда Тинсли объявила собрание открытым, Лейси задышала ровнее и постепенно взяла себя в руки. Да, она не участвует в заседании и не имеет права голоса. Но она здесь, в святая святых издательства, и напрямую узнает, как проходят заседания редакции. Это лишь первый шаг, из которого нужно извлечь максимум.
Редакторы по очереди докладывали о состоянии работы над переданными им книгами и предлагали перспективные, с их точки зрения, рукописи. Покупка рукописей выносилась на голосование, в котором последнее слово принадлежало главному редактору. Если рукопись предлагали с энтузиазмом, благодаря которому достигался консенсус, вопрос о покупке, как правило, решался положительно. Лейси заметила, что зачастую редакторы заранее знакомили коллег с перспективными рукописями, чтобы те также давали положительные отзывы.
С особым интересом Лейси следила за тактическими играми: кто кого поддерживает, кто имеет наибольший авторитет, кто перед кем лебезит.
Большим уважением пользовалась Ханна Сатклифф. Высокая блондинка Ханна казалась диаметральной противоположностью Джейн, а благодаря безупречному вкусу выглядела так, словно посвящала все свое время шопингу на Пятой авеню, а не пестованию новых книг. В «Скарсдейле» болтали, что за Ханной стоит трастовый фонд или богатый покровитель, только Лейси не знала, верить этому или нет. Еще она слышала, что у Ханны роман с директором издательства, но считала это пустой сплетней.
Доподлинно было известно, что Ханна пришла в «Скарсдейл» совсем молодой, попала к Джейн и очень от нее настрадалась. Сейчас они стояли на одной ступеньке служебной лестницы, но Ханна не простила Джейн унижений и третирования.
Через полчаса после начала собрания Лейси заметила, что Джейн то и дело поворачивается к Кэшу Симпсону и перехватывает его взгляд. Кэш был самым активным участником заседания и однозначно самым привлекательным. Мужчин присутствовало не много, и Кэш упивался женским вниманием, однако никто не смотрел на него так часто, как Джейн.
Интересный факт, но Лейси решила обдумать его чуть позднее.
Когда настал ее черед, Джейн, надо отдать ей должное, выступила отлично — коротко и ясно, без намека на душевную сумятицу, которую порой чувствовала в ней Лейси.
Лейси затаила дыхание, когда заговорили о книге Кендалл Эймс. С профессиональной сдержанностью, слегка отдававшей равнодушием, Джейн сообщила: с этим автором договор не возобновляется, рукопись книги должна быть предоставлена к первому декабря, а книга выйдет в декабре следующего года. Когда спросили об обложке, Джейн продемонстрировала ту, что отклонила Кэролин Синклер. Теперь из портфеля девушки торчала рукопись, а понизу шло имя Кендалл Эймс. Джейн объяснила, что книги Кендалл продаются плохо и писательнице уже сообщили о расторжении договора. Проводить рекламную кампанию не имело смысла: «Скарсдейлу» следовало лишь выполнить договорные обязательства и выпустить книгу.
Затем другая редактор рассказала о перспективной рукописи начинающей писательницы. «Скарсдейлу» не хватало романов в жанре фэнтези, а дебютная работа этой женщины заполнила бы пробел. Писательница кажется весьма плодовитой и не требует высоких гонораров. Редактор предложила заключить с ней договор на три книги с рекордно низкими авансами. Разумеется, коллеги единогласно ее поддержали.
Лейси представила радость дебютантки, когда ей «вдруг» предложат договор. Наверняка отмечать будет! Стакан Лейси, как правило, наполовину полный, сейчас напоминал дырявую посудину. Девушка не могла избавиться от мысли, что присутствует на покупке очередного гаджета, а не на старте новой писательской карьеры.
Во вторник утром, когда Мэллори поднялась на кухню за первой чашкой кофе, Кендалл уже сидела за обеденным столом и делала записи в блокноте. Заглянув через плечо подруги, Мэллори убедилась, что это не список текущих дел.
Без Тани и Фэй дом казался тихим и пустым, но в воздухе витали ожидание и надежда. Мэллори не терпелось сесть за компьютер, чего с ней уже давно не бывало. Наслаждаясь творческим энтузиазмом, она налила себе кофе.
— Доброе утро! — сказала она Кендалл, добавила в кофе сахарозаменитель и сливки, поднесла чашку к губам и сделала самый первый и чудесный глоток.
— Доброе утро! — отозвалась Кендалл, отрываясь от блокнота. — Как спала?
— Хорошо. — Как ни странно, так оно и было. Мэллори безмятежно спала всю ночь, а наутро проснулась непривычно умиротворенной.
— Я тоже, — отозвалась Кендалл. — Вот, делаю наброски к будущему портрету своей героини. Интересно, какую степень откровенности я могу себе позволить, не превращая «Брань на вороте» в автобиографию?
— По крайней мере нужно изменить имена, чтобы не пострадали невинные.
— Угу, — улыбнулась Кендалл, — но так здорово изливать душу! Сегодня утром поняла, что смогу рассказать о жестокости и произволе издательского бизнеса и не прослыть обиженной плаксой.
— Точно! — воскликнула Мэллори: в ее голове тоже крутился вопрос о степени откровенности. Она так привыкла юлить и изворачиваться! Вдруг книга предоставляет шанс выплеснуть то, что она старательно скрывает? Таня, Фэй и Кендалл знают, что героиня по имени Миранда — детище Мэллори; если у них когда-нибудь возникнут подозрения, можно будет спрятаться за словом «вымысел». Они же писательницы, сочинять и выдумывать — их работа.
Напевая себе под нос, Мэллори взяла из вазы яблоко и вышла на террасу. Она села так, чтобы видеть горную долину, и откусила большой кусок от своего яблока. Вскоре она уже не видела ни долины, ни гор, ни даже террасы. Мэллори вспоминала первую конференцию, на которой она встретила Таню, Фэй и Кендалл. В ту пору мечты были лишь мечтами, а писательство — хорошим способом отрешиться от терзающего душу прошлого.
Мэллори набросала первую сцену, глядя на произошедшее восторженными глазами Миранды, хотя вдохновение, разумеется, черпала в воспоминаниях о начале той конференции. Вокруг были сотни писателей, их желания и мечты полностью совпадали с мечтами и желаниями Мэллори.
С самого начала Мэллори поняла: среди участников гораздо больше тех, кому нравится называть себя писателем, а не быть им. Такие годами вылизывают первые главы своих произведений, а закончить не находят сил. Писательство — тяжкий труд, подразумевающий одиночество; рассуждения о писательстве — занятие легкое и предполагающее большую компанию.
Пальцы Мэллори порхали по клавишам — она пыталась донести до читателей точку зрения своей Миранды Джеймсон. Для Миранды писательство было эмоциональной отдушиной и способом вернуть отнятое спокойствие и безопасность. Никто не объяснил, как ничтожны ее шансы на успех. Впрочем, даже если бы предупредили, она бы не послушала.
«Имя Миранда Джеймсон она, разумеется, придумала и носила уже много лет, — писала Мэллори. — Одежда была дорогая, но не ультрамодная, а самоуверенность отдавала бравадой. Миранда взглянула на толпу писателей, ожидающих пятнадцатиминутного собеседования с редактором, и запаниковала. «Так нельзя», — секундой позже поняла она, подавила страх и с гордо поднятой головой прошла туда, где велели ждать. Заготовленную речь она повторяла про себя, твердо решив не бормотать, как некоторые писатели. Рядом на диванчике сидела симпатичная блондинка возрастом чуть за двадцать в весьма откровенном наряде. «Боже милостивый, да вы совсем не волнуетесь! — воскликнула блондинка, оглядев Миранду с головы до ног. Характерный выговор не оставлял сомнений: это южанка. — У меня зуб на зуб не попадает!» Слова блондинки привлекли внимание двух стоящих неподалеку женщин. Одна, на вид лет пятидесяти, назвалась Фейт. Лицо Фейт показалось Миранде знакомым. Вторую, едва разменявшую четвертый десяток, звали Кеннеди. Судя по выговору, Кеннеди тоже была с Юга, но куда образованнее и богаче молодой блондинки».
Рев электродрели вернул Мэллори к настоящему. Может, стоит сходить и проверить Кендалл? Мэллори уже решила, что не стоит, когда подруга вернулась на кухню с ноутбуком в руках. Секундой позже пальцы Кендалл застучали по клавишам.
Мэллори зажмурилась и снова перенеслась в прошлое. Устами выдуманной героини она рассказывала правду и вскоре перестала править на ходу. Мэллори просто описывала первую встречу с подругами и старалась передать умиротворение, которое много лет назад испытала, неожиданно почувствовав духовное родство.