Из Даньки он как-то незаметно превратился в красавчика Дэна, по которому ночами проливали слезы девчонки, страдая от неразделенной любви. А среди друзей благодаря звучной фамилии получил прозвище Демон.
Наташа сначала настороженно следила за ним, потом перестала обзываться, а еще через год влюбилась и пропала.
— Девушка, очнитесь!
Наташа вздрогнула и недоуменно подняла глаза, не понимая, где находится.
— Девушка, мы приехали. Вас здесь высадить или в арку поедем?
— Можно и здесь. Арка наверняка закрыта.
Наташа расплатилась. Выйдя на свежий воздух, она встряхнула головой, отгоняя неприятные мысли и побежала домой. В квартире было тихо, чисто и светло. Не успела Наташа снять обувь, как почувствовала мягкое прикосновение к ногам. Это Малыш встречал хозяйку. Он глядел на нее голубыми глазами и, мурлыча, терся о ноги.
— Ах, ты мой сладенький. Соскучился? Сейчас я тебя покормлю. Голодный, наверное.
Кот будто понял, о чем ему только что говорила хозяйка. Он сразу побежал на кухню, где на деревянном кошачьем столике стояли в углублениях две миски: для воды и сухого корма. Наташа зачерпнула стаканчиком из большой металлической банки разноцветные подушечки и с минуту слушала, как Малыш ими хрустит. Потом налила воды из графина и села на стул.
— Наедайся, и пойдем в гости. Ты на меня не обижайся, поживешь недельку у Маринки. С ее Василисой поиграешь. Только не шали, котят мне не приноси.
В свое время Наташа пожалела беленького друга, не кастрировала, вот теперь и мучается: знакомые кошачники не хотят брать его к себе даже на небольшое время. Еле уговорила соседку, у которой тоже была миленькая беспородная киска Василиска.
Пока Малыш ел, Наташа стала собирать чемодан. Вернее, вещи она приготовила накануне, теперь только складывала стопочками и утрамбовывала. Много нарядов она не брала. Так, купальники, сарафаны, шорты, пару платьев. Она всегда говорила друзьям, что в поездке нужно иметь деньги и документы, а остальное можно купить. Потом посадила Малыша в корзинку, захватила его мисочки и сухой корм и сдала дорогого друга соседке.
Домой вернулась грустная, прошлась по квартире, закрывая краны газа и воды, и вновь вернулась к чемодану. В тишине звонок телефона оглушил и заставил подскочить от неожиданности. Успокоившееся сердце снова заколотилось по ребрам.
— Да! — писклявым от испуга голосом крикнула Наташа.
— Ой! Наталья Николаевна, миленькая! Ой!
— Что случилось, Валя, говори медленнее, не части.
— Ой! Наталья Николаевна, уходите из квартиры. Убегайте быстрее. Ваш знакомый в ярости. Он узнал у охранника ваш адрес, — кричала Валя
Ее голос дрожал и вибрировал, в нем чувствовались едва сдерживаемые слезы. Девушка захлебывалась словами, желая быстрее выложить начальнице плохие новости. Паника секретарши невольно передалась и Наташе. Не выпуская трубку из рук, она заметалась по квартире, бросая остатки вещей в чемодан.
— Когда он узнал адрес? Сколько у меня времени?
— Он уже едет к вам. Быстрее убегайте. Он злой, как черт.
Наташа бросила трубку, застегнула чемодан и бросилась к двери. Потом вспомнила, что кошелек, документы и билеты оставила на столе кухни. Вернулась. Выскочила в коридор. Прислушалась. Показалось, что кто-то поднимается на лифте. Испуганно заметалась, не зная, что делать. На цыпочках поднялась этажом выше.
И вовремя. Лифт остановился как раз на ее этаже. Она услышала мужские голоса и, обмирая от страха, прижалась к прохладной стене подъезда.
— Господи, пронеси! — шептали непослушные губы.
Мужчины долго звонили в квартиру, потом стали стучать. На шум выглянула соседка Маринка. Наташа узнала ее по голосу.
— Молодые люди, кто вам нужен?
Что мужчины спрашивали у соседки, Наташа не расслышала, но поняла, что грубоватая Маринка послала их куда подальше.
— Поехали в аэропорт! — зло приказал Демин.
«Ура, кажется, пронесло!» — Наташа мысленно похвалила себя, что не проговорилась в офисе, куда летит, и поблагодарила Валю за своевременное предупреждение. Иначе драгоценный отпуск в Дубае накрылся бы медным тазом.
«А если они узнали, из какого аэропорта я вылетаю? — окатила ледяной водой новая мысль. — Нет, не должны узнать. Просто рейсы все проверят».
— Нет, что за невезуха, — бормотала Наташа, набирая номер такси, — ну, зачем я Демину понадобилась? Алло! Можно такси в Домодедово?…
Такси прибыло быстро. Наташа никем не замеченная села в машину, подумав, что будет решать проблемы по мере их поступления, и поехала в отпуск.
2. Демин. Самолет. Девушка.
В самолёте Наташа наконец расслабилась. Только внимательно оглядев салон и не увидев ничего для себя опасного, она поняла, в каком напряжении находилась этим вечером. Женщина выполнила требования стюардессы, и облегченно закрыла глаза, надеясь немного подремать, но сон не шёл. Сознание опять вернуло ее в детство, в годы сумасшедшей неразделенной любви к Демину.
Это чувство подкралось исподтишка. Сначала зацепило Наташино сердечко коготком, и она перестала кривить рот при появлении Данилы. Потом любовь погладила ее щеку мягкой ладонью, и девочка стала пододвигать соседу тетрадь с домашним заданием, когда он не знал ответа на уроке. Между ними установилось относительное перемирие, Демин даже иногда грубовато обрывал одноклассников, пытавшихся пошутить над высоким ростом девочки.
Его защиту Наташа ошибочно приняла за знаки внимания. Каждый вопрос соседа по парте вводил ее в ступор. Она краснела, бледнела и заикалась при ответе. Данила смотрел на неё странными глазами, но молчал.
А Наташу будто прорвало. Она завела дневник, страницы которого ночами поливала слезами. Сочиняла стихи и тайно подкладывала их Демину.
Шифровалась страшно. А вдруг поймёт, кто его виршами забрасывает!
Писала специально печатными буквами или вырезала слова из журналов. Подложить листочек со стихами старалась тайно, чтобы никто не видел.
Повадилась носить в сумке фотоаппарат и при удобном случае снимала Демина. А фотографии печатала на другом конце города, чтобы никто случайно не увидел. Дома над письменным столом сделала «иконостас» и вечерами покрывала поцелуями любимое лицо. Коллаж из фотографий с изображением Данилы скрывала от посторонних взглядов географической картой Москвы. Кстати, и карта была с секретом: на ней цветными английскими булавками Наташа отмечала места, где любил развлекаться Демин.
— В общем, совсем спятила девушка от неземной любви, — так она потом с юмором описывала подружкам свое состояние.
А тогда было не до смеха. Осунулась, похудела, перестала есть, спать и учиться. В школу ходила только затем, чтобы насладиться коротышкой Деминым, который как — то незаметно вдруг стал меняться.
Сначала вытянулся и стал вровень с Наташей, а потом и перерос на голову. Научился, паразит, насмешливо прищуривать голубые льдинки с густыми ресницами и презрительно кривить губы. А ещё приобрёл привычку, слушая собеседника, наклоняться к нему и смотреть прямо в глаза. Ни одна девчонка не выдерживала этот пронзительный взгляд.
Наташа где-то вычитала, что гормон влюбленности сохраняется в организме человека примерно два-три года. Но ее одержимость Деминым с каждым годом только увеличивалась.
Девушка себя накрутила этой безумной любовью так, что, наверное, не сдала бы выпускные экзамены, если бы не случай.
Ко Дню влюблённых, пятнадцатого февраля, она приготовила юноше подарок. Испекла кекс, украсила его сердечками и розочками из крема, купила красивую кружку (наверное, уже третью по счету) и решила подписать открытку со стихами, как делала это всегда, но в последний момент передумала. Черт попутал! Или леший. Или ещё какая нечисть, но девушка решила написать письмо с признанием. А может, просто устала от неразделенной любви и подсознательно чувствовала, что пора либо положить конец этой одержимости, либо дать отношениям развиваться. Спасибо
— Вы что будете пить? — услышала будто из-под воды голос стюардессы Наташа. Она вынырнула из воспоминаний в реальность.
— Воду без газа, пожалуйста.
Пластиковый стаканчик приятно холодил ладонь, которая пылала сухим жаром.
«Вот идиотка, — думала Наташа, — надо же, как разволновалась! Тьфу-тьфу! Не дай Бог! Не пускай этого паразита в мою жизнь снова!» — но мысли опять перенесли ее в далекое детство, вернули к проклятому любовному письму. Наташа попыталась вспомнить его содержание, но не смогла, так как несколько надушенных листочков были просто пропитаны сиропом сладеньких слов, комплиментов, слезной мольбы. Что-то типа:
«Дорогой мой человек! Самый замечательный! Самый родной!
Каждый день я любуюсь твоим точеным профилем. Мне нравится, как ты хмуришь брови, грызёшь задумчиво ручку, перекидываешься словами с друзьями. Когда я смотрю на твою милую родинку в уголке правого глаза, я думаю, что она — продолжение ресниц. Не раз я тянула руку, чтобы это проверить, но не смела к тебе прикоснуться. У тебя сегодня опять болтаются шнурки на кроссовке. Я так хочу их завязать, потому что боюсь: ты наступишь на них, упадёшь и поранишься…»
И прочее бла-бла. Бред сивой кобыли, вернее юной кобылицы. Особенно ужасана была концовка письма:
«Я тебя люблю! Дорогой мой Данила, Данилушка, мой принц, мой рыцарь, мой сказочный герой! Так люблю, что готова отдать тебе и душу, и тело, не прося ничего взамен».
И поставила подпись.
— Фу, чушь какая! Лучше об этом не думать, лучше не думать! Вот идиотка я была, предложила себя парню на блюдечке и надеялась на счастливый исход.
Если раньше Демин мог только догадываться о ее чувствах, то теперь узнал бы о них наверняка. Но влюбленная девушка не рассуждает здраво. Многолетние и тщательно скрываемые чувства просились на свободу. Что сделано, то сделано. Письмо написано, запаковано вместе с подарком и поставлено на школьный стол. А дальше уже как судьба ляжет.
Не легла! Зло посмеялась над ее юношеской глупостью и наивностью и вызвала стойкое отвращение к мужскому полу на всю оставшуюся жизнь.