Языки пламени двигались быстро. Вскоре вспыхнула крыша, а оттуда пламя распространилось на главный дом, все горело, горело и горело. В небо поднимался дым. Сосед позвонил в пожарную часть, послышались звуки сирен. Мы с мальчиком и горничной выбежали на тротуар и смотрели, как пожарные пытались сбить пламя, но к тому времени, как им это удалось, было слишком поздно. Не осталось ничего, кроме обугленного остова из кирпичей и цементного раствора, крыша рухнула, и ее обломки валялись внутри.
Белая семья вернулась домой и встала на тротуаре, уставившись на руины своего дома. Они спросили горничную, что случилось, она спросила сына, и мальчик полностью раскололся. «У Тревора были спички», – сказал он. Семья мне ничего не сказала. Думаю, они не знали, что сказать. Они были совершенно ошеломлены. Они не вызвали полицию, не угрожали судебным иском. Что они могли сделать, арестовать семилетнего ребенка за поджог? И мы были настолько бедны, что судебный иск на самом деле ничего для нас не значил. Кроме того, у них была страховка, так что этим дело и кончилось.
Они выгнали Абеля из гаража, что я счел смешным, потому что гараж, который стоял отдельно, был единственной частью собственности, которая не пострадала. Я не видел причин, по которым Абель должен был уйти, но они вынудили его. Мы собрали его пожитки, положили их в наш автомобиль и поехали домой в Иден-Парк.
С тех пор Абель жил в основном с нами. Они с мамой сильно поссорились. «Твой сын сжег дотла мою жизнь!» Но в тот день меня не наказали. Мама была слишком шокирована. Одно дело – озорство, другое – сжечь дотла дом белого человека. Она не знала, что делать.
Я совсем не испытывал угрызений совести. И сейчас не испытываю. Мой внутренний адвокат настаивает, что я абсолютно невиновен. Были спички, и было увеличительное стекло, и был матрас. И было, очевидно, неудачное стечение обстоятельств. Иногда вещи загораются. Вот для чего существует пожарная часть.
Но каждый член моей семьи скажет вам: «Тревор сжег дом дотла». Если до этого люди думали, что я просто озорник, то после пожара я стал пользоваться дурной славой. Один из моих дядьев перестал называть меня Тревором. Вместо этого он звал меня «Террор». «Не оставляйте этого ребенка одного в своем доме, – говорил он, – он сожжет его дотла».
Мой кузен Млунгиси до сих пор не может понять, как я выжил, будучи таким озорным, так долго, как я выдержал то количество порок, которые получил. Почему я продолжал плохо себя вести? Почему я так никогда и не смог усвоить уроки? Двоюродные брат и сестра были очень хорошими детьми. Млунгиси выпороли, может быть, один раз в жизни. После этого он сказал, что больше никогда не хочет испытать такое еще раз, и с того дня всегда следовал правилам. Но я был награжден еще одной чертой характера, унаследованной от мамы: способностью забывать боль. Я помню, что вызвало травму, но я не держусь за травму. Я никогда не позволяю воспоминаниям о чем-то болезненном удерживать меня от того, чтобы попробовать что-то новое.
Если ты слишком много думаешь о порке, которую задала тебе мама, или об ударах, которые ты получил от жизни, то перестанешь раздвигать границы и нарушать правила. Лучше получить порку, немного поплакать, а затем, на следующий день, проснуться и двигаться дальше. Ты получишь новые синяки, и они будут напоминать тебе о том, что произошло, и это нормально. Но через время синяки сойдут, и сойдут не без причины: ведь теперь пришло время снова влипнуть в историю.
Я РОС В ЧЕРНОЙ СЕМЬЕ В ЧЕРНОМ РАЙОНЕ В ЧЕРНОЙ СТРАНЕ. Я путешествовал в другие черные города в черных странах по всему черному континенту. И за все это время я пока не нашел место, где черные люди любят кошек. Одной из главных причин этого является то, что, как мы в Южной Африке знаем, кошки есть только у ведьм, и все кошки – ведьмы.
Несколько лет назад во время футбольного матча «Орландо Пайретс» случилось нашумевшее происшествие. На стадион забежал кот, пробежал через толпу и выскочил на поле прямо посреди игры. Охранник, увидевший кота, сделал то, что сделал бы любой разумный черный человек. Он сказал себе: «Эта кошка – ведьма». Он поймал кота и (это транслировалось по телевидению в прямом эфире), стукнул его ногой, потоптался по нему и забил его до смерти тяжелой кожаной плетью – sjambok.
Эта новость была на первых страницах газет по всей стране. Белые люди вышли из равновесия. О боже, это было сумасшествием. Охранник был арестован и отдан под суд, где был признан виновным в жестоком обращении с животным. Он должен был выплатить какой-то немыслимый штраф, чтобы не просидеть несколько месяцев в тюрьме.
Для меня было смешным то, что белые люди годами смотрели видеозаписи, на которых другие белые люди до смерти забивали черных людей, но именно эта видеозапись, на которой черный человек забивает кота, стала единственной, которая вывела их из себя. Черные же просто пришли в недоумение. Они не видели никакой проблемы в том, что сделал этот человек. Они думали что-то вроде: «Эта кошка, несомненно, была ведьмой. Как еще кошка могла бы узнать, как пробраться на футбольное поле? Кто-то послал ее, чтобы сглазить одну из команд. Тому человеку пришлось убить кошку. Он защищал игроков».
В Южной Африке черные заводят собак.
Глава 7Фуфи
Через месяц после того, как мы переехали в Иден-Парк, мама принесла домой двух котов. Черных котов. У одной женщины с ее работы было несколько котят, от которых она пыталась избавиться, и мама взяла себе двух. Я был в восторге, потому что до этого у меня никогда не было питомца. Мама была в восторге, потому что она любила животных. Она не верила во всю чушь насчет кошек. Это был просто еще один способ проявить себя мятежницей, отказываясь следовать представлениям о том, что черные люди делают и не делают.
В черном районе вы не осмелились бы завести кошку, тем более черную. Это словно надеть на себя табличку с надписью «Привет, я ведьма». Это было бы самоубийственным. Так как мы переехали в цветной район, мама решила, что кошки будут восприняты нормально. Когда они подросли, мы выпускали их днем побродить по району. Но однажды вечером мы вернулись домой и увидели котов, подвешенных за хвосты на наших воротах, выпотрошенных, с содранной шкурой, истекавших кровью, с отрубленными головами. На воротах кто-то написал на африкаанс: «Heks» – «Ведьма».
Очевидно, цветные люди не были более прогрессивными по сравнению с черными, если дело касалось кошек.
Я не особенно переживал по поводу котов. Не думаю, что они прожили у нас достаточно долго, чтобы я успел к ним привязаться, я даже не помню, как их звали. И коты ведь, по большей части, пофигисты. Как бы я ни старался, они никогда не казались настоящими питомцами. Они никогда не показывали мне свою любовь и не принимали от меня мою. Если бы коты вели себя более заинтересованно, возможно, я бы чувствовал, что что-то потерял. Но, даже будучи ребенком, глядя на этих мертвых, изувеченных животных, я думал: «Ну, ладно. Может быть, если бы они были милее, то смогли бы избежать этого».
После того как коты были убиты, мы какое-то время не заводили питомцев. Потом у нас были собаки. Собаки классные. Почти в каждой черной семье, которую я знал, была собака. Неважно, насколько вы были бедны, собака у вас непременно будет.
Мы относились к ним не так, как белые люди. Белые относятся к собакам, как к детям или членам семьи. Собаки черных служат больше для защиты, это – охранная сигнализация бедного человека. Вы покупаете собаку и держите ее во дворе. Черные дают собакам кличку в зависимости от их особенностей. Если у нее есть полоски, ее называют Тигр. Если она злая, ее называют Дэнжер («опасность»). Если пятнистая – Спотти («пятнистый»). Учитывая ограниченное количество признаков, которыми может обладать собака, почти у всех владельцев собаки носили одинаковые клички, люди просто постоянно пускали их в ход.
В Соуэто у нас никогда не было собаки. Но однажды другая леди с маминой работы предложила нам двух щенят. Это были незапланированные щенки. У женщины был мальтийский пудель, забеременевший от соседского бультерьера, – странная помесь. Мама сказала, что возьмет обоих щенков. Она принесла их домой, и я был счастливейшим ребенком на земле.
Мама назвала их Фуфи и Пантера. Я не знаю, откуда взялась кличка Фуфи. У Пантеры был розовый нос, так что она была Розовой Пантерой, а потом просто Пантерой. Это были две сестры, которые любили и ненавидели друг друга. Они искали друг друга, но могли и все время драться. Да, это были кровавые бои. Клыки. Когти. Это были странные, пугающие отношения.
Собаки классные.
Почти в каждой черной семье, которую я знал, была собака.
Неважно, насколько вы были бедны, собака у вас непременно будет.
Пантера была маминой собакой, Фуфи – моей. Фуфи была красивой. Чистые линии, счастливая морда. Она выглядела, как идеальный бультерьер, только стройнее из-за мальтийской примеси. Пантера, которая была больше серединка-наполовинку, получилась странной и выглядела нечесаной. Пантера была умной. Фуфи – абслютно тупой. Во всяком случае, мы всегда думали, что абсолютно тупой. Когда бы мы их ни звали, Пантера сразу бежала на зов, а Фуфи никак не реагировала. Пантера бежала назад, звала Фуфи, и они возвращались вместе. Выяснилось, что Фуфи была глухой. Годы спустя Фуфи погибла, когда в наш дом пытался проникнуть грабитель. Он выбил ворота, те упали ей на спину и сломали позвоночник. Мы отвезли ее к ветеринару, и ее пришлось усыпить. Ветеринар осмотрел ее, подошел к нам и сообщил информацию.
– Вашей семье, должно быть, было непривычно жить с глухой собакой, – сказал он.
– Что?
– Вы не знали, что ваша собака глухая?
– Нет, мы думали, что она глупая.
И только тогда мы осознали, что всю их жизнь одна собака каким-то образом сообщала другой собаке, что надо делать. «Умная», слышащая, помогала «глупой», глухой.