— Почетная ссылка?
— Ну, что-то вроде того, но когда его вывели из Политбюро, он, естественно, перестал быть охраняемым лицом, то есть формально мы расстались. К нам, помню, приехал Плеханов и приказал: «Сдайте оружие. Пока все по домам, а потом мы вас вызовем».
В этот период у нас остались чисто внеслужебные отношения: позвонить, в гости прийти… Никто еще никого не возил — я вернулся на службу, попросился дежурным. Меня очень устраивал график работы: сутки через трое, потому что я обожал свое Простоквашино (деревня Молоково в 90 километрах от Москвы, родина матери Коржакова и где он сейчас живет. — Авт.). Дома вообще мало бывал: на трое суток сбегал сюда и полностью отключался от дел. С Ельциным, между тем, мы продолжали общаться. Он приезжал ко мне в гости, когда выходные у нас совпадали (а их у меня при таком графике хватало), я бывал на его госдаче в Успенском…
1 февраля 1988 года у Ельцина был очередной день рождения — вот мы с напарником Виктором Суздалевым (несколько лет назад он погиб — разбился по дороге на дачу) и поехали его поздравить. Кроме подарков и цветов, взяли с собой вина и закуски. Все было душевно: помощник Бориса Николаевича Лева Суханов играл на гитаре, мы пели. И загуляли в Госстрое до утра. Естественно, кабинеты «бунтаря» прослушивали, а мы дифирамбы ему пели. Какие? Нет, мы не думали, что когда-нибудь он поднимется, — наоборот, говорили, чтобы держался и не переживал, потому как жизнь продолжается и не так уже все плохо. Его же не в лагерь отправили, не в лефортовскую тюрьму…
— Вас после этого вызвали?
— Через несколько дней спокойненько попросили.
— В смысле, уволили?
— Ну, разумеется! Конечно, для меня это была трагедия: с 68-го в органах — 20 лет! — и делать больше ничего не умел. К тому же я был всегда в числе первых — что называется, ходил в отличниках, и вдруг ни с того ни с сего… Мне и в голову не приходило, что за такое можно слететь с работы. Мы же не с врагом народа общались, и когда меня переубеждали, я говорил: «Ребята, он — член ЦК, министр, почему с ним нельзя посидеть по-мужски? Идите куда подальше, не буду вас слушать».
После увольнения стало проще — устроился в кооператив, и мы стали встречаться еще чаще. Так продолжалось до осени, когда его якобы с моста сбросили. Тогда-то и было принято решение о том, что надо Ельцина охранять, а раз охранять, то, естественно, и возить. Видите, сколько всего случилось…
— Я хорошо помню, как с трибуны Съезда народных депутатов СССР прозвучало, что враги сбросили Ельцина с моста, совершив, так сказать, покушение. Но годы спустя люди, тоже входившие в ЦК, уверяли меня, что на самом деле все обстояло не так. Ельцин, дескать, поехал к своей зазнобе, которая работала поварихой на одной из успенских госдач, бросил в окошко ей камешек, но вышла к нему не она, а мужчина, который как раз у нее был. Завязалась якобы драка, а кончилось дело тем, что озверевший мужик бросил некстати объявившегося соперника в лужу, что Борис Николаевич и представил всем как падение с моста. Что же произошло в действительности?
— К сожалению или счастью, никто, кроме Ельцина, пролить на эту историю свет не мог. Что-то докладывал Бакатин, который был тогда министром внутренних дел и занимался этим вопросом, но он тоже мямлил, мямлил… Ни одна версия фактами не подтверждалась. Да, костюм был мокрым и грязным, может, к нему прилипли и водоросли, но никто не исследовал, откуда они: из лужи или из реки.
На следующее утро я приехал на то место, где, по словам Ельцина, его сбросили в воду, и увидел: там уцелеть при падении вряд ли можно, потому что высота моста — метров шесть, а река мелкая — глубина максимум около метра.
— С его-то ростом и весом!..
— Да, причем он рассказывал, что чуть не утонул, пока мешок, в который злоумышленники его затолкали, с головы стягивал. До дна доставал ногами и выпрыгивал, пытался глотнуть воздуха… Так и скакал до берега (помните, бег в мешках у нас раньше практиковали?) и только на суше эту дерюгу с себя снял. Попробуй теперь докопайся до истины… Думаю, или его не там сбросили, или все это сказки, плод больного, так сказать, воображения.
— Я не могу не спросить у вас о переломном в истории Советского Союза событии — так называемом августовском путче. Мне приходилось не раз слышать, что заговор гэкачепистов был осуществлен с ведома и под руководством Горбачева…
— Михаил Сергеевич эту версию отрицает — говорит, ничего не знал и не предполагал, однако те генералы и высокопоставленные чиновники, которые до и после переворота к нему приезжали, утверждают обратное. Пускай остается на их совести, но, как показывают дальнейшие события, скорее всего, было именно так, как вы говорите.
— Все тогда думали, что Ельцина арестуют немедленно, чуть ли не первым, — вы этого ждали?
— Конечно, хотя для нас все оказалось неожиданным. Многие потом недоумевали: «Как же так — почему вы со своей службой не предусмотрели это заранее, не просчитали?» Никто даже представить не мог, что службы как таковой не было — маленький отдел безопасности Председателя Верховного Совета Российской Федерации. В штате народу всего ничего — дай бог личную охрану Ельцина организовать и того места, где он проживал, ведь мы противостояли всемогущему КГБ СССР.
— В ночь с 18 на 19 августа 1991 года Ельцин пребывал в Казахстане с официальным визитом?
— Да, в Алма-Ате. Возможно, Назарбаев или что-то наверняка знал, или о чем-то догадывался, потому что умышленно затягивал наш отъезд. Застолье, застолье… По расписанию пора улетать, воздушный коридор уже предоставлен — нет, давай еще! Задержались на несколько часов, прибыли очень поздно, поэтому сразу легли спать, а в шесть утра меня разбудил дежурный по приемной: «Александр Васильевич, включайте телевизор — в стране переворот!» Щелкнул кнопкой, а там «Лебединое озеро». Пока собрался, оделся, навел справки. Побежал к Ельциным, стал их будить…
Конечно, мы ждали, что людям расскажут, в чьих интересах переворот-то. Я знал, как тяжело шли переговоры между республиками, как непросто тянулся новоогаревский процесс, но в конце концов компромисс был найден. Горбачев практически на все согласился, и через два дня должны были подписать новый союзный договор.
Единственное смущает меня до сих пор: что-то не помню, чтобы к этому подписанию как-то готовились… Обычно пропагандистская шумиха заранее поднимается, газеты артподготовку ведут. Скоро, мол, договор будет подписан, уже прибыл такой-то (Ниязов или кто-то еще — первым приезжает всегда самый дальний), а здесь тишина. Завтра вроде уже подписание, а в планах у нас не указано, где это произойдет: в Ново-Огарево, Кремле или, может, в Доме приемов на Ленинских горах. Никакого движения не было — именно это вызывает у меня сомнения и косвенно подтверждает, что Горбачев знал: церемония не состоится.
— Как человек опытный и искушенный в подковерных играх, что вы почувствовали, когда услыхали о путче? Не было страха?
— Некогда было об этом думать, потому что задача передо мной стояла одна: Ельцина уберечь. Решение охранять его приняли в 88-м, а это был 91-й, то есть я к тому времени три года при нем состоял. Сначала один был, а потом потихонечку-помаленечку… Когда Бориса Николаевича Председателем Верховного Совета России избрали, мы официально смогли набрать в свой отдел охраны людей, вооружить их и хоть какую-то создать видимость защищенности.
— Борис Николаевич испугался?
— Нет, вел себя абсолютно спокойно — складывалось впечатление, что просто еще не соображал, что к чему. Сперва Нурсултан Абишевич потчевал, потом в самолете добавили… Домой уже приехали никакие. А в полседьмого я его разбудил: «Подъем!» — «Какой подъем, какой путч — вы че здесь, ребята, придумали?»…
— Видные в прошлом чекисты в беседах со мной утверждали, что и Горбачев, и Ельцин смертельно боялись силовых структур…
— Горбачев, наверное, да — смертельно, а Ельцин просто старался с ними дружить. У себя в Свердловске он всегда приближал к себе начальников УКГБ и УВД и прикармливал их: на любых пьянках, любых мероприятиях те были рядышком. Вместе с тем, и Борис Николаевич, и Михаил Сергеевич не просто боялись органов — ни тот, ни другой методов их работы не представляли, и обоим постоянно казалось, что все там про них знают. Мои коллеги всегда любили (и сейчас любят!) показать, что они всезнающие и всеведущие, а если у тебя рыло в пуху, если ты в чем-то замешан, конечно, будешь трястись и оставаться зависимым. Они же — и один, и второй — не безгрешные были.
— До Ельцина в конце концов дошло, что его могут арестовать?
— А как же — да оно так и было! Потом подтвердилось, что группа «А» была рядом, в лесу — ждала только команды…
— «А» — в смысле, «Альфа»?
— Ну, «Альфой» ее журналисты потом окрестили, а официально она называлась группа «А» Седьмого управления КГБ СССР.
— Действительно ли представители американского посольства, которое располагалось недалеко от Белого дома, предложили Ельцину укрыться на их территории?
— Я сам вел об этом переговоры: не с послом, но со вторым или третьим лицом неоднократно. У нас, в частности, была четкая договоренность, что на случай штурма Белого дома задние ворота американцев круглосуточно будут открыты. Так продолжалось три дня — если что, можно было спокойно туда перебраться…
— Почему же Ельцин не воспользовался гостеприимством?
— Мы с ним условились: если начнется штурм, есть два пути. Первый — спуститься в подвал Белого дома, где находилось огромное современное бомбоубежище, способное защитить от любой бомбы. Там было вполне реально несколько недель просуществовать, но потом все равно надо было вылезать, выкуриваться. Второй вариант — территория американского посольства, где жить можно было хоть год и на весь мир вещать, что здесь творится (лично мне больше второй вариант импонировал). Ельцину я доложил: так, мол, и так — и услышал в ответ: «Сами решайте».