— Таких подробностей я не знаю. Это их дело, к кому ездить, но к назначению преемника и Юмашев, и Абрамович, и Чубайс — все имеют непосредственное отношение. Иначе они бы на своих постах не остались.
— Говорят, бывших работников спецслужб не бывает — это так?
— Наверное… За годы работы формируется особый менталитет, и по-другому ты уже мыслить не можешь. Некоторые люди из этой организации возмущаются, что я их не понимаю. Просто я хоть и выходец из спецслужб, но с демократическим уклоном, а у нас там такие реликты есть, что лучше не надо…
— Приходилось слышать, что самые классные сотрудники КГБ оттуда давно уволились, и сейчас в органах служат люди совершенно не того уровня…
— Надеюсь, что за время, прошедшее после 91-го года, там воспитались отличные кадры. Во всяком случае, судя по тому, как мы с терроризмом боремся (в общем-то, достаточно успешно), ребята подросли неплохие. Таких в советские времена не было. А вот по части борьбы с коррупцией и должностными злоупотреблениями паралич полный — все на нуле.
— Много ли компромата на видных политических деятелей современной России сохранилось у вас в голове, а может, и еще где-то?
— Те политические деятели, на которых у меня имеется компромат, щенки по сравнению с новыми. Но на нынешних и папарацци не надо — на каждого в Интернете досье, так что новое поколение давно уже переплюнуло прежнее, и передел собственности продолжается…
Дни опричников
Я уже писал здесь, в одной из предыдущих глав, что участвовал в трех заговорах против кремлевской верхушки. Уголовных дел, по которым я проходил в разных статусах, было в два раза больше — шесть.
Это одна из традиций отношения российской власти к тем, кто отбился от стаи. Мало просто уволить — обязательно нужно подставить подножку и попинать лежачего, чтобы ему жизнь медом не казалась.
Боярин своего дворецкого или окольничего, если те вдруг не ко двору пришлись, в лучшем случае просто за ворота выкидывал — в худшем мог и на кол посадить в назидание другим, даже если вина была высосана из пальца.
Помещик на приказчика вешал всю недостачу по хозяйству, хоть и воровали в поместье все, кто мог. И отправлялась вчерашняя правая рука, закованная в железо, по Казанско-Сибирскому тракту куда-нибудь в Нерчинск киркой махать.
В 30-е годы прошлого века еще проще стало. Будь ты хоть комдив, хоть командарм — не важно, вывел на чистую воду по службе какого-нибудь мелкого жулика или ленивого штабиста, он тебе это припомнил, написал донос, и вот уже тебе в подвале пересчитывают зубы, добиваясь признания работы на японскую разведку.
Ну а уж если отстраняемый от дел является носителем некоего массива информации, что может (пусть даже теоретически) навредить начальству, если человек был допущен к секретам и внутренней кухне — тут уж в ход идет вся тяжелая артиллерия. Когда ставший неугодным — не мальчик для битья, то у него есть шансы уцелеть, ну а если хилый, то, как пел Высоцкий, — сразу в гроб…
Так вот, поддавшись уговорам свой дочки Тани и Чубайса, Ельцин меня беспардонно и беспричинно уволил — после того, как именно я обеспечил его физическое существование, безопасность и возможность, не оглядываясь за спину, строить новую Россию. Об этом я не раз уже рассказывал, но коротко повторюсь. Причина моего увольнения была проста: Таня Дьяченко возомнила себя хозяйкой России, а Чубайс — начальником финансовой службы всея страны, хотя ему и деньги ЖЭУ нельзя было доверять — дворники без зарплаты останутся.
А я им мешал, как мог, много знал и представлял угрозу самим своим пребыванием возле Ельцина — Служба безопасности президента (СБП) обнаружила немало такого, что прямая дорога этим жуликам была — на скамью подсудимых. Поэтому вместо почетных грамот и орденов за службу, обычно дающихся при уходе с должности, мне вослед полетели повестки и как подозреваемому по уголовным делам, и как обвиняемому, и как свидетелю (до статуса подсудимого, правда, не дорос).
Этой компании, присосавшейся к стране с ее ресурсами, было от чего нервничать и суетиться. Фигуры, которых СБП разрабатывала, неформально входили в число неприкосновенных. Информации у нас было много, а поскольку в этом змеином клубке, который опутал Кремль, вся и все переплелись, то Березовский, Чубайс, Таня (тогда — Дьяченко), Юмашев и прочие персонажи опасались, что эта бомба когда-нибудь рванет и не задетых не останется.
Одно дело Виктора Илюшина чего стоило. Мало кто так радовался разгону СБП, как этот высокопоставленный чиновник.
Ельцин таскал его за собой со Свердловска. В Москве карьера Илюшина была стремительной: инструктор ЦК КПСС, помощник 1-го секретаря МГК КПСС, руководитель секретариата Ельцина, а затем — 1-й помощник Президента России. Самый что ни на есть приближенный и во все тайны посвященный кадр. Понятно, что интерес для западных спецслужб люди такого уровня, входящие в ближний круг главы государства, представляют всегда. Вот и Илюшина итальянская разведка зацепила — нашлись крючки. Я до сих пор, по понятным причинам, во многие подробности вдаваться не имею права. Но скажу только, что такие, как Илюшин, попадаются обычно на наживку самую примитивную — деньги, женщины, тщеславие. Если есть слабости у человека, то ими обязательно воспользуются.
Илюшин тихий такой был, улизливый, в глаза не смотрел — канцелярщина ходячая, нарукавников только не хватает. Но это только с виду. Мы обратили внимание на то, что, начиная с 1993–1994 годов Илюшин, как подорванный, стал брать в банках кредиты. И, что самое интересное, их там ему давали под смешные 10 процентов. Почти как в Европе. В одних банках брал, в другие клал на депозиты, но уже под 25 процентов. Скопилось у него этих депозитов больше чем на 60 миллионов рублей (при зарплате в 2 миллиона).
Откуда дровишки? Подключился 7-й отдел (наружное наблюдение) СБП. Он в то время производил впечатление даже на ФСБ: федералы завидовали материальному обеспечению нашей наружки (только автомобилей разных марок около 20), кадрам, квалификации сотрудников. Без преувеличения, это был самый сильный отдел такого плана в стране. Он и вел Илюшина.
Мы обнаружили его тесные отношения с теннисисткой Викторией Соколовой. Она — мастер спорта, в юности была финалисткой чемпионата Европы, чемпионкой Москвы. А в начале 90-х годов стала московским корреспондентом итальянской газеты «Реппублика». Вышла замуж за итальянца.
Она была женщиной высокой, на лицо не очень красивой, но с потрясающей фигурой. А Илюшин — никакой: серый и лицом, и телом. Ну, подумалось сначала, что тут просто «половая психология»: известно ведь, что всякий маленький мужичок страстно желает поиметь женщину выше его ростом. Потом заметили, что он с собой ее повсюду таскает, в том числе и на протокольные мероприятия. А та явно стремилась оказаться поближе к президенту.
Выяснилось, что с Илюшиным, который тоже в теннис поигрывал, ее познакомил Ш. Тарпищев. Ну а Виктор Васильевич — это уже совсем рядом с президентом. Первый помощник развил бурную деятельность: уговаривал шефа с Соколовой сыграть, настаивал буквально. И вот однажды на корте Президентского клуба игра состоялась. Ельцин играл в паре с Тарпищевым, а Илю-шин — с Соколовой. Президенту, как я заметил, она не понравилась. Все же у него чутье имелось: почувствовал неестественность поведения теннисистки-журналистки. Но совместное фото после игры было сделано: Соколова обеспечила присутствие фотографа. По этому эпизоду стало понятно, что барышне зачем-то очень нужно было фото с президентом. Так бывает, когда, например, нужно перед кем-то отчитаться о своей работе, предоставив снимок в компании с лицом, интересующим работодателя.
Ну а потом наше наружное наблюдение зафиксировало, как однажды Илюшин возле метро «Аэропорт» пересел из своей машины в иномарку к какому-то мужчине, открыл свой «дипломат» и на протяжении нескольких минут демонстрировал иностранцу некие документы. Все это сотрудники «наружки» зафиксировали видео- и фотосъемкой.
Через некоторое время выяснили: это был резидент итальянской разведки. Тут наши подозрения превратились в уверенность: 1-й помощник Президента России оказался агентом западных спецслужб. После этого мы завели оперативное дело, дав фигуранту Илюшину кличку «Кабан». Хотя ему этим сильно польстили: хрюкать-то — хрюкал, но клыков там отродясь не было.
ФСБ не решилась бы разрабатывать Илюшина — он же с ЕБН в теннис играет, практически святой. Я мог себе это позволить. Да что толку… Пришел к президенту и предложил ознакомиться с материалом. ЕБН отмахнулся. Невиданное дело: руководителю страны докладывают, что его ближайший помощник завербован иностранной разведкой, а тому, как говорит молодежь, всё по барабану…
Не завидую Илюшину. Думаю, до него дошла информация, что он попал в нашу разработку. А рыло в пуху — спишь беспокойно. Жил, наверное, дни и ночи ожидая, что за ним придут, как в 1937-м. Но не пришли. А когда Службу безопасности президента разогнали, а меня уволили, у этого «клиента» был очень большой праздник. Я знаю, как они его отмечали со своим подельником — заведующим секретариатом президента В. Семенченко. В стране, где побольше порядка и законности, судьба этих людей была бы незавидной.
Не знал Илюшин, что, когда СБП расформировывали, я дал команду уничтожить многие из бумаг, касающихся разрабатываемых лиц. Какие-то документы перевели в электронный вид, но большую часть просто сожгли, чтобы потом на нас не повесили еще и проведение незаконной оперативно-разыскной деятельности (ОРД). Впрочем, если по букве закона, то мы, как и ФСБ, могли и прослушивать, и осуществлять наружное наблюдение за фигурантами, но только не по месту жительства, а на рабочих местах — в любом кабинете на Старой площади, в помещениях Дома правительства и Кремля. Закон об ОРД вышел чуть позже, чем образовалась СБП, и запросто могли «притянуть за уши» и противоправные разыскные действия.
Меня в вузе учили, что все должно быть с санкции прокурора. Если санкции на ту же прослушку не было, то проблемы не исключались. Ведь эта коррумпированная публика из штанов выпрыгивала, чтобы злейшему врагу Коржакову, отравлявшему их существование, предъявить хоть что-то. Поэтому мы в 1996-м уничтожали содержимое сейфов. «О чем вы, господа, какая ОРД, какие документы, нет у нас ничего. Вы бредите, наверное…» Визитеры обозлились неимоверно — уж очень хотелось им самим документы те уничтожить, чтобы концы в воду. И открыли уголовное дело, где я был одним из фигурантов — о пропаже документов в Службе безопасности президента. Так я впервые в карьере получил процессуальный статус обвиняемого.