«За жизнь» тоже поговорили. Поскольку дело было в Питере, я не мог не вспомнить про самых известных на тот момент представителей этого города — двух популярных артистов кино и музыкальной эстрады. Барсуков вдруг хитро так улыбнулся:
— Александр Васильевич, если они вам интересны, вы сейчас их живьем увидите, дайте только звонок сделаю. А пока они едут, еще по рюмочке выпьем…
Проходит буквально полчаса, и вот уже два знаменитых питерских артиста, чьи пышные черные усы знает и регулярно видит по телевизору вся страна, поочередно поют под гитару для двух человек в ресторане, да с таким вдохновением и отдачей, словно в концертном зале выступают и от этого их дальнейшая артистическая судьба зависит.
С одним из них я потом часто сталкивался в Госдуме, но он меня избегал почему-то…
Разговор получился увлекательным и не бесполезным для меня. Владимир Барсуков очень интересным собеседником оказался. Я почувствовал расположение к нему и был не прочь продолжить общение. Ограничений по времени у меня не было никаких, и я с удовольствием принял предложение побывать на следующий день на яхте «ночного губернатора Санкт-Петербурга».
На дачу меня доставили на том же «Мерседесе». Я сразу заметил возле дома теннисный корт. Пневматический — надувается воздухом. Технологическая новинка произвела впечатление: такие тогда в Европе только-только появились. Правда, он был сдут и уныло лежал мешком. Усадьба находится на полуострове, то есть часть территории выходит на воду. Встречал меня сам Володя, позади которого выстроилась вся стриженая дачная гвардия в кроссовках и кожанках. Хозяин был в хорошем костюме без галстука. К слову, я свой последний депутатский срок так проходил, и вслед за мной пол-Думы галстуки сняла. А при спикере Володине опять все в удавках оказались — униформа как в казарме, боязно дресс-код нарушить.
Яхта небольшая, по нынешним-то временам, до олигархов наших, побеждающих со своими судами в международных яхтенных конкурсах, далеко. Но внутри была полноценная комфортабельная кают-компания, где мы обедали. Вышли в море и прошли Финский залив, продолжая беседу за столом. Пил Барсуков в меру, а для меня тем более это была не доза — после такой-то закалки — мы с Ельциным могли по три литра водки (да-да, по 6 бутылок!) уговорить с 11 утра до 9 вечера, так что мне обычное застолье тогда было что слону дробина.
Спал я в отдельной каюте. На борту имелась и сауна, куда Володя не постеснялся со мной пойти париться — его тело сильно изуродовано автоматной очередью. После того покушения он долго лечился за границей, здоровье там ему поправили, но руку уже не вернешь, и глубокие шрамы не уберешь.
И вот возвращаемся, яхта подходит к даче. На большом деревянном причале застыл почетный караул — все войско встречало босса с депутатом Госдумы: выстроились на краю причала, будто парад чекистов в кожанках. «Маузеров» только не видно. Капитан вел яхту к берегу быстро и, видимо, решив произвести впечатление, слишком резко переложил реверс. Мы с командой уже перепрыгнули на причал (хозяин яхты оставался пока на борту), когда в пристань ударила волна от судна. Я почувствовал, что причал уходит из-под ног, и успел запрыгнуть обратно на борт, а причал с «братвой» боком ушел под воду — сваи не выдержали, их вывернуло из грунта. Барсуков, невозмутимый, как статуя командора, наблюдал с борта яхты за тем, как его «морская пехота» в перепачканных «адидасах» с веселым ржаньем (но без мата — не положено) карабкается на крутой берег.
Вечер продолжился в беседке возле дома. Мы разговаривали о многом. И было ощущение, что взаимно интересные темы далеко не исчерпаны.
Я, кстати, так и не стал просить его помочь мне с избирательной кампанией. Потом выяснилось, что тот человек, который меня с ним познакомил, все-таки предложил Барсукову выделить мне «десяточку». Денег не пришло, но я не в обиде: лично мне Володя ничего не обещал.
Так кто из них по-мужски порядочнее — он или генерал Лебедь? Для меня ответ очевиден.
— Васильич, ты извини, меня пригласили в губернаторы Красноярского края. Поэтому пока не могу отдать тебе то, что брал на месяц. Это на моей совести. Но ты мне помогай в Красноярске давай, — услышал я спустя какое-то время в телефонной трубке голос Лебедя. У меня были неплохие отношения с Толей Быковым — тоже «ночным губернатором», только Красноярского края. Я туда ранее летал по делам и встречался с Быковым и его командой. Принимали с сибирской широтой и гостеприимством, с традиционным нырянием в ледяную реку после парной, самогоном на кедровых шишках (виски отдыхает) и пельменями с медвежатиной.
А после выборов губернатора края Быков и Лебедь стали врагами. У генерала спросили: как же так, Александр Иванович, вы же перед выборами вместе везде появлялись с Быковым, расположение друг к другу проявляли… Лебедь, говорят (сам я этого не слышал), ответил так: «Это была военная хитрость. Мне надо было войти в край». Через полгода в отношении Быкова возбудили уголовное дело, а спустя год после вступления в должность Лебедя, весной 1999 года, Быков оказался в Лефортово. Но нейтрализовать его влияние на Красноярск Лебедю так и не удалось.
У генерал-губернатора было сложное положение накануне инаугурации, дилемма — кого из Москвы пригласить? Да, Коржаков помог, чем мог, в выигранной избирательной кампании, но как выбрать между ним и Березовским, который его тоже поддерживал в агитационный период? Лебедь поступил не по справедливости, а исходя из соображений полезности. Я был уверен, что он меня пригласит, подарок тульский приготовил. Помощники свежеиспеченного губернатора на меня выходили: мол, они думать изволят, кого приглашать на инаугурацию. Я ответил: если приглашать, то обоих, я Березовского не трону, много чести. Но приглашение получил один Березовский.
Был такой нечистоплотный персонаж по фамилии Грибов, тот самый, который «организовал» в поддержку генерала перед выборами в Красноярске Алена Делона. Ну, пусть его, на то и избирательная кампания — хоть папуасов привози, если будут полезны в агитации. И этот Грибов, изображавший из себя представителя группы «Вымпел» (а на самом деле только ее позорящий) и также не отдающий никому долгов, говорил, что свои 50 тысяч долларов заплатил за визит французской кинозвезды. Но я не верю в это. Вполне может быть, что Ален Делон прилетал в Красноярск на мои деньги. Потому что тех трехсот тысяч долларов долга Лебедя я так и не увидел никогда.
Прошло полгода. Я был очень дружен со знаменитым борцом Иваном Ярыгиным, погибшим в автокатастрофе на Кавказе. Его жена Наташа стала президентом мастерского турнира по борьбе в честь Ярыгина. Она пригласила меня в Красноярск. Я прилетел — это было незадолго до гибели Лебедя. Посмотрел соревнования, собрался обратно в Москву. VIP-зал аэропорта, я взял кофе, сел в кресло, и тут подходят «трое, одинаковы с лица»:
— Александр Васильевич, в самолете вас ждет Александр Иванович Лебедь…
Оказывается, он тем же рейсом летел в Москву. Да еще и наши места в бизнес-классе оказались рядом. Вряд ли случайно, конечно.
Взлетели, и — на колу мочало, начинай сначала: «Васильич, ты меня прости, не могу пока долг отдать». Он коньяк пил, у меня изжога от него, но я рукой махнул — ладно, наливай. Четыре часа полета мы молча пили рюмку за рюмкой, думая каждый о своем. Из самолета выходили порознь. В Шереметьево ко мне опять его помощник подходит и в бизнес-зал приглашает: «Генерал очень ждет, без вас сказал не возвращаться». И снова коньяк: часа за три мы с Лебедем выпили минимум шесть бутылок «ХО». Почти без закуски.
Мы с ним не раз и семьями сиживали, но он всегда норму знал — 3–4 рюмки выпьет, и хорош. А тут, словно воду, коньяк льет в себя. То ли слишком тяжела оказалась шапка губернатора, то ли предчувствовал что-то и никак со мной расстаться не мог. Было ощущение, что он запутался в жизни и ничего не понимает, что вокруг происходит. Но не всякому же расскажешь. А я собеседником оказался удобным: молчу, не перебиваю.
— Я все понимаю, ты прости, что пригласил не тебя на инаугурацию, а «Березу»…
У Лебедя были на Березовского большие виды, но тот его примитивно «кинул» после выборов.
— Васильич, тяжко… Прилетают какие-то лысые макроэкономисты из Москвы целыми самолетами, с ноутбуками. Что они говорят — не всегда даже понять могу. Я же военный…
Посочувствовал ему. А что я еще могу: все его поступки после армейской службы — это был его выбор.
А спустя две недели Лебедя не стало. Авария вертолета случилась глупо, не из-за отказа техники — в чистом виде человеческий фактор. Был снежный заряд, это обычно ненадолго в тех краях, но Лебедь же не мог ждать и рыкнул на командира: «Я и не в такую погоду летал, выполнять приказ!»
Вертолет напоролся на ЛЭП, погибли девять человек, Лебедь скончался по пути в больницу.
На меня выходили журналисты с ряда телеканалов и из газет накануне даты, когда Лебедю исполнилось бы 60 лет. Просили интервью с воспоминаниями о нем. Но я всем отказал. Знаю, что и Толя Быков в Красноярске тоже неохотно вспоминает о генерале. По крайней мере, никаких его пространных интервью о Лебеде мне в прессе не попадалось.
Так называемые «авторитеты» не лезут в публичное пространство и живут, сверяя свои действия с набором неписаных законов и правил. Хороши они или плохи — оставим за скобками. Но эти люди уверены, что живут правильно. Есть высший закон, который всех нас неминуемо в свое время рассудит, а человеческий суд очень часто над некоторыми людьми не властен, ибо есть в них какой-то стержень, мешающий «нагнуть».
А что касается юридического аспекта — в те же 90-е годы ведь и «серые», и «черные» схемы, чтобы прибрать собственность к рукам, использовались всеми. Законов практически никто не соблюдал. Сначала их не было, а потом они переписывались и подзаконными актами «корректировались». Но не ответил за это почти никто, кроме нескольких человек, которых можно пересчитать по пальцам одной руки.
По инициативе, думаю, первого лица сначала Ходорковский оказался за решеткой, а потом и Кумарин-Барсуков. Первое лицо же требовало «посадок». Но посаженными оказались отнюдь не те, кто грабил и грабит страну, выводя активы за рубеж, а те, кого легче по