«Каким было, на ваш взгляд, самое неправильное решение президента Ельцина?»
Это, конечно, события в Чечне. Погибли десятки тысяч, наверное, не самых плохих ребят. И мирное население. А за их гибель так никто и не ответил. Были люди, и нет их.
Я генерала Лебедя в чеченском вопросе всегда защищал, но теперь признаюсь: Хасавюртовский мир — это была его инициатива, хотя считается, что он только выполнял распоряжение Ельцина. Тот к тому времени уже совсем мозги пропил и рукой махнул: делайте что-нибудь с Чечней этой, а меня не напрягайте. Конечно, те, кто в первую чеченскую воевал, Лебедя благодарят: вылезли из окопов, домой поехали. Но потом была вторая война. И снова жертвы. Уступки народам Северного Кавказа боком выходят всегда, что вся история России подтверждает. Это не уступки европейцам, там другая ментальность, и любой компромисс для них — это признак слабости.
Развязывание войны в Чечне происходило на моих глазах, и у нас с Ельциным по поводу чеченских проблем была ожесточенная перепалка: он — за военную операцию, а я пытался его переубедить. Ельцин же сам никогда пороха не нюхал, в армии не служил и, естественно, не представлял себе, что такое настоящая война и какая это всегда трагедия. Он думал: трубку снимет, прикажет, документ подпишет, и все — победили. А то, что боевая техника сметает все живое на своем пути, гибнут ни в чем не повинные люди — он об этом не знал и знать не хотел.
Я неоднократно предлагал ему встретиться с главой Ичкерии, чтобы они поговорили по-человечески, попробовали найти общий язык в неформальной обстановке. К тому же Дудаев в течение нескольких месяцев регулярно делал попытки связаться по телефону с Ельциным. Но его соединяли то с Филатовым, то с какими-то другими клерками. При этом о звонках Дудаева президенту не сообщали.
Тогда я доложил Ельцину о попытках чеченского руководителя дозвониться. Президент сказал: «Да пошел он! Не буду я с ним разговаривать. Вон Грачев говорит… Как махнем эту Чечню!» Его уговаривали — не подействовало. Других советчиков послушал. И мы имеем то, что имеем — живущую по своим законам республику в составе Федерации. Чечне выплачиваются огромные дотации, о которых другие регионы не могут и мечтать. Один фонтан в Грозном в миллиард обошелся. Главное, чтобы они там сидели мирно и тихо. Дотации на 2017 год пытались сократить, так на Кавказе сразу ропот: вы что, мол, себе позволяете, мы не мордва какая-нибудь.
Конечно, в Мордовской Республике нет столько героев, как в Чечне. Следите за мыслью: один чеченец, Герой России, убивает другого чеченца, Героя России, а за него мстит третий чеченец, Герой России. Это — настоящая девальвация высокого звания. А сами герои все больше чувствуют себя политиками федерального масштаба, которым закон не писан.
Москвичи видят, во что превратился за десяток лет «Президент-отель» — бородатым постояльцам осталось до полноты картины только перепоясаться пулеметными лентами, как в Панкисском ущелье. Я там, кстати, побывал, сопровождая президента, когда он впервые поехал на встречу с Гамсахурдиа в 1990 году. Гамсахурдиа был кандидатом в президенты Грузии. В ущелье я подхватил серьезную пневмонию, которая до сих пор аукается.
Это было настоящее логово. А из охраны у президента — только я и Юра Одинец. Мы были поражены: будто на базу террористов попали — все, кого в этом ущелье увидели, вооружены были до зубов. А потом я свалился. Хорошо, был там с нами доктор-реаниматолог, еще с брежневских времен в кремлевском медицинском пуле остался, он меня спас. «Воспаление легких у тебя, опасное», — сказал он, вколов лошадиную дозу антибиотиков. Я лег спать, а когда проснулся, увидел настоящий гудеж — безудержная пьянка, шашлыки, сумасшедшее веселье, и на фоне этого Ельцин выделывается… Плюнул я и снова спать завалился.
А потом была операция Службы безопасности президента под условным названием «Пейте-ешьте, гости дорогие». Пригласили все руководство Чечни в Москву, на госдаче в закрытой зоне — пир горой, а мы в 7 утра, не афишируя, улетаем в Чечню объявлять о конце войны. И — ни одного чеченского начальника в Чечне, все на госдаче в Москве гуляют. Они звонят: как так, вы — там, а мы — здесь! Отдыхайте, говорим им — кино, вино и домино… Даже 1-й помощник президента Илюшин о том, что мы улетели в Чечню, утром в машине по радио услышал. Меры предосторожности предпринимались для того, чтобы не было утечек информации. Батурин, Илюшин, Филатов, Сатаров — это дырявое решето, в котором никакие секреты не могли храниться. Более того, некоторые из них за деньги сливали информацию «моджахедам», на дотации у них сидели.
А вообще народ на Кавказе серьезный, ощущающий до сих пор себя на войне и юмора не понимающий — такое у меня сложилось впечатление. Когда я четвертый срок работал в Госдуме, в зале заседаний мы располагались за столами по четыре человека. За одним из столов сидели мы, четыре генерала. И вот одного из нас отправляют в партию пенсионеров, чтобы оживить там работу. Освобождается место, на которое приходит тоже военный — красивый, здоровенный, с Кавказа.
И вот усаживается он к нам четвертым на лавку и сидит, как сфинкс, с каменным лицом, словно мы там — пустое место. Все молчат, и я, чтобы разрядить обстановку, говорю: «Уважаемый, ты представься, мы же коллеги. С тобой не воевали. И вообще ты в генеральскую элиту попал, так что с тебя простава в обед». Обычная мужская шутка для завязывания разговора. Но то, что нам кажется абсолютно нормальным и человеческим, этими людьми воспринимается, наверное, как покушение на честь. В ответ он глянул зло и медленно, как Терминатор, свалившийся из другого времени, и отвернулся. Ни слова в ответ. После этого как-то само собой мы перестали здороваться.
Как-то подъезжаю к стоянке возле Госдумы, и вдруг из здания выбегает сотрудник комендатуры и всех останавливает поодаль. Подлетает один огромный джип, за ним — другой. Из второго выскакивают бородачи с автоматами, занимают позиции вокруг, осматривают подходы. Я заинтригован: думаю, что за охраняемое лицо подвезли, почему не знаю? Распахивается дверь первого джипа, и из него вылезает наш чеченский коллега. Рядовой, замечу, депутат. Хотя у них там свои понятия об иерархии. Может, у него пистолет золотой, а к нему, безусловно, автоматчики с джипом полагаются. Восток — дело тонкое, как говорил товарищ Сухов…
«Как вы прокомментируете проблему Крыма?»
А никак. Сами себе обеспечили головную боль. Напомню только о беловежском соглашении трех «гигантов мысли» Ельцина, Шушкевича и Кравчука. Несколько лет назад откровенно высказался Кравчук. Он в Крыму получал награду за то, что в беловежской дележке сумел отстоять полуостров за Украиной. Кравчук сказал, что не надо, мол, преувеличивать его заслуги. Крым сохранить за Украиной было легко. Ельцин ненавидел Горбачева до такой степени, что для того, чтобы от него избавиться, готов был хоть мать родную, хоть пол-России отдать, а не то что Крым. Так что корни крымской проблемы — в Беловежской Пуще. Если бы Ельцин отстаивал тогда интересы страны, Крым был бы наш без нарушения каких-либо договоров.
«До сих пор в народе живет легенда, что впервые глава нашего государства, Ельцин, ездил в общественном транспорте, ходил в больницу и в магазины, чтобы лично увидеть, как живут простые люди. Это правда?»
Правильное слово употреблено: легенда. Это когда то или иное реальное событие в народном сознании украшается, приобретает фантастические черты, становится похожим на красивую сказку. Изложу вам, как свидетель и непосредственный участник, как оно было на самом деле. Один раз Ельцин, еще будучи народным депутатом СССР, проехался остановку на автобусе, один раз — на троллейбусе, один раз — в метро. Один раз посетил обычную районную поликлинику — не на прием ходил, конечно, он же не враг своему здоровью, а просто зашел, постоял десять минут в очереди, записался, ответив на вопросы ошалевшей сотрудницы регистратуры, и вышел.
Еще раньше, будучи первым секретарем Московского горкома КПСС, он неоднократно заходил в магазины как бы с инспекцией. Торговые точки не вдруг возникали, как в народе рассказывали: мол, едет секретарь горкома по городу, видит вывеску «Универсам», приказывает остановиться, заходит и начинает чехвостить торгашей за скудный ассортимент, товары под прилавком, обман и недовес. В какой именно магазин он зайдет с целью «пиара» — я решал, подбирая торговые точки по ряду параметров, в том числе и с точки зрения безопасности.
Учитывались и пожелания телеоператоров: редкий «спонтанный» визит без видеокамер и фотографов обходился, иначе зачем по магазинам отираться, не цены же изучать, на самом деле. Толку в этом не было: Ельцин не знал, что сколько стоит, дорого это для рядового москвича или нет. Все делалось ради телевизионной картинки.
А став президентом, о посещении магазинов и поликлиник он забыл навсегда.
Это традиция такая у нас, начиная с Ленина на броневике и Сталина с девочкой на плече. Десятилетия прошли, а все то же самое: президент с покупателями, рабочими, зоологами, молящимися в храме… Действует закон постоянной накрутки рейтинга: чуть притормозил — народ же голову включит.
Кстати, попутное замечание: некоторым из политиков надо бы быть осторожнее. У того же Шойгу реальный рейтинг очень высок, хоть он специально и не светится с рыбаками и учеными, не изображает из себя лидера нации. Но, тем не менее, все равно на телеэкране появляется. На его месте я бы поостерегся. Если, конечно, на пенсию собрался, то выступай на публике, а если хочешь еще служить — прячься от телекамер. Чья-то еще популярность — это для других популярных как серпом по некоторым частям мужского тела.
Альфред Кох — деятель любопытный, хотя не без греха (а кто без него?). Для начала вспомним, что именно Альфред Рейнгольдович входил в число инициаторов приватизации и шоковой «рыночной терапии» начала 90-х. Хамские залоговые аукционы, благодаря которым собственность всего народа оказалась в руках кучки алчных проходимцев (они до сих пор ею владеют) — это, в числе прочих, заслуга и Коха тоже.