Не могут ездить, потому что у них важные дела, а «чернь» должна знать свое место. Это, увы, тоже многолетняя традиция. Хотя из-за проезда экипажей царского выезда до революции Питер не перекрывали — было только сопровождение конной охраны. Вот и кидали террористы бомбы в них. А ведь тоже могли заставить городовых все перекрывать, разгонять народ по переулкам. Но не делали этого, несмотря на реальную угрозу для жизни со стороны бомбистов.
Сегодня, конечно, жизнь другая. И потенциальные угрозы иные. И средства поражения при покушении тоже. Но все же в Европе, да и в США, умеют находить баланс между интересом жителей и безопасностью первых лиц так, что никто не звереет, выстаивая часы в пробках. Там канцлеру Германии или королю Испании, например, не зазорно и в общем потоке ехать. Со специальными мерами предосторожности и охраной, конечно. А у нас же собственная гордость…
Когда мы с Борисом Николаевичем выезжали кортежем на столичные магистрали, дороги тоже перекрывались — там, где без этого было не обойтись. Но в последние несколько лет этим злоупотребляют. Москвичи часами стоят в пробках, ожидая, когда в бронированном лимузине проедет президент или глава правительства, да и вообще неизвестно кто. Вот где русофобия-то: разве можно как огня бояться своих же граждан?
Сотрудники ГАИ жалуются, что нынешние пробки разрулить стоит огромных сил и времени, потому что поток возрос в разы по сравнению с 90-ми. Прямо пропорционально возросло и хамство тех, кто хочет летать по Москве на скорости 140 км/ч — не ради безопасности, чтобы снайпер не смог прицелиться, а ради своего удобства, наплевав на людей. Опытные водители в Москве за новостями утром следят: если нет визитов глав государств, съездов и прочих признаков того, что президент из Огарево выедет — значит, в городе более-менее нормальное движение ожидается.
А вообще у нас «езда поперек» издавна практикуется, еще со времен гаража особого назначения (ГОН). В его составе было две колонны специальных машин: они стояли в Кремле и под мостами. И транспорта всем хватало, не то что сейчас, когда всякий «мелкий прыщ» норовит проехаться по-взрослому, имея под собой спецмашину. Брежнев сначала ездил на «Чайке» — тогда все высокопоставленные чиновники на них передвигались. Но у Брежнева была особая, боевая — с лобовой антенной, она означала, что машина принадлежит 9-му Управлению КГБ и едет охраняемое лицо. Водитель был с пистолетом, прикрепленные рядом с охраняемым лицом — тоже, сотрудники сзади на машинах — с автоматами. Но мне тогда больше нравился «Паккард»: более продуманный и комфортабельный автомобиль. И отечественный «ЗиЛ-110» тоже был хорош: Хрущев на таком ездил, а Брежнев не стал копировать предшественника.
Тогда не было в кортеже ни машины связи, ни машины медицины, как у нынешних хозяев страны, которых целый караван сопровождает. Когда появился ядерный чемоданчик, в кортеже стала ездить еще одна машина с двумя офицерами-ракетчиками, вся в антеннах спутниковой связи.
Когда Ельцин только пришел во власть, Горбачев ему отдал машины похуже, а себе оставил хорошие: это была одна из самых сильных обид для ЕБН. И забрав бразды правления, он сразу распорядился о смене автопарка. Взял себе бронированный горбачевский «ЗиЛ» — в мире на тот момент это была самая безопасная для седоков машина. Пассажиры в этом «ЗиЛе» сидели в капсуле из брони, как сейчас экипаж в танке «Армата». Если авария или взрыв, автомобиль может весь развалиться на фрагменты — не страшно, капсула остается целой. Машина не могла перевернуться из-за низкого центра тяжести и веса — многие водители ГОНа на льду на Ходынке пытались это сделать ради эксперимента — бесполезно.
Банкиры и олигархи тогда покупали себе за границей бронированные «Мерседесы», но они защищали только от автоматной пули, а у «ЗиЛа» был совсем другой уровень защиты. Это как танк сравнивать и броневичок какой-нибудь: тоже вроде бы броня, но попадание снаряда танк выдерживает, а от броневика останется груда железа.
Одно слабое место было у того «ЗиЛа»: когда ездил в жарких странах, двигатель у него закипал и глох, потому что автомобиль тяжелый. Так с нами во время визита в Грецию было: заглохли и остановились на дороге, пришлось пересаживаться в резервную машину: с виду она такая же была, но меньше защищена. После того случая было принято решение заказывать для Ельцина машины за рубежом. Лучшим считался удлиненный «Мерседес» — в нем президенту можно было ноги вытянуть. И если пьяный, то спать удобно при его росте в 186 см.
Но расписаны в Германии эти бронированные «мерсы» были на два года вперед — эмиры, султаны в очереди стояли. И Гельмут Коль тогда отдал другу Борису свой автомобиль: очередь как раз подошла у него — канцлер тоже в ней стоял, как это ни дико для нас звучит. Полмиллиона долларов стоил аппарат, по тем временам это большие деньги были.
Еще один раздражитель сегодняшнего дня — мигалки. При Ельцине Бурбулис стал первым машину с ней просить. Какие были у него функции, для выполнения которых нужно было нестись, разгоняя всех спецсигналами к обочинам, — никто не знал, даже в Кремле. Сам себе придумал должность госсекретаря. Как ни приду к нему: «Саша, давай чайку попьем, посидим, поговорим». Чем он еще занимался, я не знаю.
В аварии начальство тоже попадает, не без этого. Когда Ельцин стал председателем Верховного Совета РСФСР, ездил на работу из дома на Тверской. В том доме за магазином «Пионер» немало номенклатуры обитало. ЕБН жил тогда на 4-м этаже, а Зюганов — на 3-м в том же подъезде. Я много раз тогда встречал его во дворе, когда тот машину ждал. Тогда Зюганов был простым клерком в ЦК, и никто не мог подумать, что он станет главным коммунистом, «неубиваемым», как японский автомобиль.
Так вот, в тот день мы выехали утром, по всем правилам следовали сначала, но Ельцин, как стал начальником, «приборзел» уже и потребовал нарушить ПДД и пересечь сразу восемь полос, чтобы более коротким маршрутом проехать. Ни проблесковых маячков не было на нашей «Волге», ни крякалки. Тогда скромнее народ ездил, и семь рядов остановились, чтобы нас пропустить. А по восьмому ехал классический пенсионер — «на классике» и в очках. Он и засадил нам свое транспортное средство в правую стойку между дверьми. Возле ресторана «Якорь», который тогда ремонтировался, мы сносим деревянное ограждение и останавливаемся.
У Ельцина — шишка на голове, он сходит с ума, орет что-то. Я выскакиваю ловить «террориста», попутно выломав с корнем заклинившую дверь, чтобы ЕБН выбраться смог. Народ набежал, его увидел и зашумел: «Ельцина убили!» А мне больше всего пенсионера было жалко — чуть инфаркт его не хватил, когда увидел, в кого въехал. Всю биографию несчастного подняли — чем болел в детстве, в каком полку служил, не было ли там рассадника врагов демократии и где сейчас его партбилет.
А сами «випы» с техникой, в том числе и автомобильной, не дружили совсем. Своими руками у них вообще все плохо получается делать, особенно если подшофе. Как-то мы в компании с Ельциным и моим напарником Юрием Одинцом приехали ко мне в Молоково на двух машинах — моей «Ниве» и ельцинском «Москвиче». Вечером, естественно, была баня и все сопутствующее. Спозаранку Ельцин поднялся, сходил в туалет, а затем не проспавшемуся ЕБН захотелось покататься на «тачке». Зная, что я его за руль не пущу, так как он уже разбивал мою машину, Ельцин поднял только Одинца, завел своего «Москвича» и… Какой же русский не любит быстрой езды…
В деревне поднимаются рано. Метрах в пятистах за Молоково на дороге стояли «Жигули» и мотоцикл с двумя седоками. Водитель машины через открытую дверь разговаривал с мотоциклистом. Чем они помешали «чайнику» Ельцину на достаточно широкой дороге, так никто потом и не понял. Может, он снова перепутал педали.
От удара у «Жигулей» оторвало дверь, а мотоцикл смело с дороги. Ситуация дикая: за рулем — нетрезвый оплот демократии, рядом — разбитая техника и покалеченный пассажир мотоцикла. Это — легкое уголовное дело даже для студента юрфака. Горбачев, который в то время мечтал найти хоть какой-нибудь повод задвинуть Ельцина, озолотил бы любого, кто ему рассказал о случившемся.
Ситуацию пришлось «разруливать». Разбитые «Жигули» в тот же день отогнали на сервис, где из побитой машины сделали просто новый автомобиль. Его хозяин не стал писать никакого заявления, поэтому разбирательства не последовало. С пострадавшим оказалось сложнее. Травмы были серьезные (поврежденный позвоночник, надорванные почки и т. д.), после чего человек долго и тяжело болел. Конечно, несчастному при нашем участии покупали лекарства, меняли врачей, больницы, но через полгода он все-таки умер. Хоронили его тоже мы, так как близких родственников покойный не имел. А Ельцин за это время даже ни разу не спросил о судьбе, по сути, убитого им человека.
Позже его «летописец» Юмашев также сбил двух человек. Тоже с плохим концом — жертвы скончались. Правда, в отличие от деревенской езды Ельцина, Валя был трезвым — просто ездить не умел.
Он тогда работал над книжкой Ельцина на улице Варги, на объекте АБЦ, где в свое время Крючков с командой составляли планы ГКЧП. В то время это был один из самых современных специальных объектов госбезопасности. Например, там Ельцин принимал директора Федеральной резервной системы США, которому я тогда подарил едва ли не первую серийную винтовку «Тигр» тульского производства — его тогда только-только в серию пустили, и я сразу купил. Даже на учет в милицию поставить не успел. Ну а поскольку все американцы к оружию неравнодушны, я и преподнес американцу.
Это здание многие москвичи знают, но мало кто внутри был. Юмашев — был, там у него имелся кабинет, где он и творил очередную книжку. И как-то вечером, отправившись домой с Варги на Осеннюю улицу, он на своей иномарке насмерть сбивает двух мигрантов — рабочих, трудившихся на строительстве медцентра. Там всегда было полно гастарбайтеров.
Валя ворвался в Президентский клуб на Ленинских горах весь трясущийся, белый, даже прыщи побледнели — спасите, дескать, от гаишников, я людей сбил. То, что он в момент ДТП не был пьяным, я просто знаю. Хотя водителю даже не было проведено медосвидетельствование, потому что вступился директор ФСБ Барсуков, начальник СБП Коржаков также вынужден был подключиться. Оценивая ту ситуацию с позиций сегодняшнего дня, я считаю, что нужно было поступить иначе. Но таковы правила игры установились: мы часто не вольны были в своих поступках. А фарш обратно в мясорубку, увы, не засунешь…