— А надо было разглядеть! Новый человек появился в округе, никому не знакомый. Непременно следовало бумаги посмотреть. Может, паспорт у него, как тот червонец, нарисованный? Скажешь, не бывало такого? — произнес Иван назидательно и вновь повернулся к мельнику:
— Выходит, в город ты его сам отпускал или он по своим надобностям ездил?
— Всяко бывало, — вздохнул тот, — он человек вольный, иногда отпрашивался на два-три дня, иногда муку отвозил на военные склады. У меня с ними договор был на помол зерна.
— А он, случайно, не рассказывал, куда отлучался? Может, зазнобу свою навещал? По твоим словам, мужик он хоть куда. Неужто без бабы обходился?
— То нам неведомо. — Петухов уставился в землю и отвечал, не поднимая головы. — Зачем мне знать про евонных баб? Мне лишь бы дело хорошо справлял…
— Скажи, Петухов, — не отставал Вавилов, — и все-таки этот Матвеев никогда разве не поминал, что на флоте служил, не хвастал, что по морям плавал?
— Я уже говорил, не поминал. — Мельник мрачно посмотрел на Ивана и вдруг хлопнул себя по лбу. — Вот дурья башка! Запамятовал! Было как-то раз! Непременно было! Мы с ним мешки с мукой на подводу грузили, а сверху брезентом укрывали от дождя и обвязывали веревками. Так он перекинул мне конец и кричит: «Держи шкот, Петр Евдокимович!» Я не понял, а он засмеялся и говорит: «Шкот — это веревка поморскому». И все, больше ни разу ничего такого не говорил.
Сыщики переглянулись, а Вавилов пробурчал:
— Ишь как приперло, сразу все вспомнил!
Алексей же спросил:
— А почему ты не узнал, откуда он морские слова знает?
— Зачем? — удивился мельник. — Нам это без надобности. Надо было бы, сам рассказал…
— Ну вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — развел руками Иван, — никаких тебе зацепок.
— Посмотри-ка сюда, Ваня. — Алексей протянул Вавилову то, что осталось от шляпки. — Ты не прав, кое-что у нас имеется. Девица точно не из простых. Видишь ярлычок? Циммерман — известный в Санкт-Петербурге владелец шляпных мастерских. Матушка моя только его изделия и носит. Стоят они изрядно, и все — штучные экземпляры. Думаю, надо отправить запрос в столицу, в сыскное отделение. Авось откликнутся на нашу просьбу, помогут. Вдруг Циммерман или его мастера вспомнят, для кого подобный головной убор изготовили?
— Прежде его хорошенько почистить надо, чтобы определить, какого цвета и фасона, а то не шляпка, а форменное безобразие, — заметил Иван и неожиданно улыбнулся:
— Дело говоришь, Алеша. Раз нет печки, от которой танцевать можно, будем танцевать от шляпки, а вдруг и вправду что-нибудь выгорит? — И повернулся к мельнику:
— Эй, Петухов, покажи то место, где жернова лежали, которые вы вместо грузила использовали.
— Тут рядом совсем, — засуетился тот, подхватывая лопаты, и покосился на трупик ребенка, который пристав вновь завернул в одеяльце. — А это как же? Закопать или что?
— Или что! — поморщился Иван. — Тебе его нести, голубь мой!
— Дух у него, того, тяжелый! — Мельник скривился.
— А ты как думал? — удивленно посмотрел на него Иван. — Натворил делов, а теперь, видишь ли, дух тяжелый!
Неси, говорю, — прикрикнул он на Петухова и повернулся к Алексею:
— Надо до картуза моего пробежаться. И след этому мерзавцу показать.
Пришлось пройти вдоль берега еще с полверсты, причем Иван ориентировался безошибочно, словно внутри у него была своеобразная магнитная стрелка, которая указывала ему нужное направление. Алексей в который раз удивился его умению находить нужные бугорок, ложбинку или тропинку при абсолютно однообразном рельефе местности и не кружить по кочковатой степи, не оглядываться и не чертыхаться при этом.
Вот и теперь они вышли точно на тот самый холмик, который в течение нескольких часов венчала шапка Ивана, вернее, то, что от нее осталось. Выглядела она ничуть не лучше, чем та, которую они обнаружили в яме, но свое предназначение выполнила, след от колеса телеги сохранила.
Иван присел на корточки, поднял картуз и ткнул пальцем в отпечаток колесного обода:
— Чей это след, милейший? — и, вывернув голову, снизу вверх посмотрел на насупившегося мельника. — Твоей телеги или чужой?
— Моей! — Тот отвел взгляд. — Чего скрывать?
— Постой! — Иван вскочил на ноги. — Этому следу от силы три, а то и два дня! Что же получается? Твой работник на твоей бывшей телеге был рядом с мельницей совсем недавно, а ты про то не знал? Что-то не складывается, милейший!
— А может, он ночью был, когда все спали? — не сдавался Петухов. — На следах ведь не написано?
— Погоди, — перебил его Алексей, — скажи, только честно, ты видел этого Матвеева после того, как отдал ему лошадей?
— Нет, я же сказал, только отпечатки ног на берегу нашел уже после его отъезда.
— А может, он раньше туда приезжал, когда еще работал у тебя?
— Нет, — опять покачал головой мельник, — позже.
Следы совсем свежие были, а потом дожди пошли, размыли… — Он опять посмотрел на колею, часть которой спас картуз Ивана. — А эти, слово даю, первый раз вижу.
— Ладно, — буркнул Вавилов, — еще разберемся, что ты видел, а чего не видел! А теперь веди к жерновам, а то смотрю — не за нами ли уже пожаловали?
Алексей проследил за его взглядом. Действительно, коляска Тартищева с Никитой на облучке переезжала плотину.
— Торопиться надо, — сказал Иван и велел мельнику:
— Давай двигайся живей, а то времени в обрез.
Идти пришлось недалеко. Обломки и старые жернова валялись на задах усадьбы вперемешку с мусором. Иван присел на корточки, разглядывая то место, где лежали два обломка, которые мельник и его работник привязали к мешку с трупом.
Алексей пристроился рядом.
— Видишь? По форме и размерам вполне подходят. Сразу видно, откуда камни брали. Трава из-под них только-только ожила.
Иван ткнул пальцем в бледно-желтые пятна. В этих местах примятые жерновами ростки травы, худосочные и слабые от недостатка солнечного света, только-только пошли в рост.
Алексей огляделся по сторонам. Трава повсюду была раза в три выше и гуще, а кое-где уже и цвет набрала.
— Так когда, говоришь, снова труп в воду спустили? — спросил Иван, поднимаясь с колен.
— Месяц назад, а может, и больше, — ответил мельник.
Голос его осип, словно после выпитого ковшика ледяной воды.
— Врешь ты все, голуба, как сивый мерин, брешешь!
Трава даже выпрямиться не успела. Значит, дня два, самое большее — три прошло, как жернова подняли. И сдается мне, не в тот ли самый день, когда свежий след твоей телеги объявился? — Иван кивнул в сторону дальнего берега, где они только что рассматривали обнаруженный им отпечаток колеса, и схватил мельника за грудки. — Признавайся, свиное отродье, кто и когда девку укокошил? И почему?
Мельник вдруг закатил глаза и повалился на землю. Пристав отскочил в сторону и вытаращился на Ивана.
— Помер?
— Ага! Кабы не так! — рассердился Вавилов. — Ведро холодной воды, и оживет наш голубь мгновенно! — И помахал рукой Никите, который наблюдал за ними из-под козырька ладони. — Подъезжай ближе, надо арестованного забрать!
Глава 7
— Что-то Олябьев нынче долго возится, — прошептал недовольно Иван, — обещал к вечеру результаты вскрытия сообщить, а сейчас, почитай, уже вечер. Не заметишь, как ночь наступит.
— Он не тебе, а Федору Михайловичу результат обещал. — Алексей решил восстановить справедливость. Олябьева он уважал и знал, что тот никогда слов на ветер не бросает.
— А дознание кто ведет? — пробурчал недовольно Вавилов. — Не Михалыч, а мы с тобой. Нам в первую очередь положено знать, что он там разнюхал.
— Про разнюхал — ты очень верно заметил, Ваня, — ухмыльнулся Алексей. — Нюхать ему хватило! Не позавидуешь!
— А тебе все бы зубоскалить, — обиделся Иван и, раздвинув ветки тальника, в зарослях которого скрывались оба приятеля, вгляделся в лежащую перед ними поляну. Ни спиртозаводчика, ни тем более прилетевшего за добычей Черного Ворона пока не наблюдалось. — Струсит Карп Лукич, как пить дать струсит! — процедил Иван недовольно и пустил сквозь зубы длинную струйку слюны. — Всю операцию нам нарушит!
— Подожди, не впадай в панику! Время еще терпит! Зачем им раньше условленного часа на поляне появляться? Карп Лукич со страху боится умереть, а Черный Ворон, без всякого сомнения, проверяется, не слоняется ли где поблизости полиция.
— Мои люди по всей округе прошлись, ни одного человека не заметили.
— Так ты перестраховался, за три часа до начала свидания все посты расставил.
— А то первейший закон уголовного сыска, Алешка: лучше перестраховаться, неделю в засаде отсидеть, но потом лбы не шибко расшибать. Ничего, попотеем, но зато этого мерзавца тепленьким возьмем. Конечно, если все сладится и сам купец маху не даст.
Еще с утра Иван отправил двух младших агентов, и они тщательно осмотрели и проверили окрестности Рыжего озера.
Через три часа они возвратились, искусанные комарами, промокшие, с головы до ног перепачканные в озерной тине, потому что Вавилов приказал первым делом обследовать прибрежные заросли камышей и тальника. После обеда он съездил туда на пару с Алексеем, и оба сыщика лично убедились, что Черный Ворон весьма умело и удачно выбрал место для встречи с купцом.
Это была обширная поляна, посреди которой торчал полусгнивший пень, и он оказался единственным укрытием, из-за которого можно тайно подобраться к жулику и схватить его за Руку. Ни подъезда тебе, ни лавки, ни захудалой подворотни, ничего из того, что сгодилось бы для засады. В городе, конечно, этого добра имелось в избытке, но у Рыжего озера укрытии явно не хватало. А Черный Ворон, бесспорно, был ушлым малым и очень хорошо все продумал, прежде чем направить письмо Полиндееву.
Но Иван придумал рассадить агентов, словно галок на гнезда, на растущие вокруг поляны тополя. Их было немного, всего три, как раз по количеству задействованных людей. Но большего и не требовалось. Полицейские ожидали, что Ворон прибудет один, пешком или на лошади, не суть важно. Чтобы выманить у купца тысячу рублей, не нужно приводить за собой шайку. И так отдаст, если сильно напугать.