— А ты ее допроси! — отозвался Иван. — Может, доложит! — Он поднял голову вверх и посмотрел в сторону пещеры. — А там кто отсвечивает?
— Общий наш знакомый — Наум! — ответил Алексей. — Учти, мы его туда не тащили. Сам залез. Якобы кто-то ему сообщил, что в провале его пудель воет.
— Во дает! — поразился Иван. Он смерил взглядом расстояние от дороги до провала и покачал головой. — Ну и жулик! Говоришь, сам вскарабкался? Увечный, мать его так!
Ладно! — Он повернулся к агентам, который занимались тем, что осматривали подходы к тропе, ведущей вверх. — Сейчас поднимемся туда и осмотрим пещеру, а Наумку, чудило поганое, непременно возьмем за жабры. — И спросил уже Алексея:
— Как ты думаешь, он знал про мальчишку?
— Пока отпирается, но у меня не было времени допросить его как следует. Пришлось заниматься ребенком. Я и пещеру не успел толком осмотреть. Задействуй своих орлов, пускай порыщут вокруг и внутри все тщательно проверят. — Он передал Тему Илье и приказал одному из младших агентов:
— Доставите мальчика в больницу, покажете доктору и тотчас сообщите родителям, что ребенок нашелся. — Затем обратился к Тимофееву:
— Спасибо тебе, Илья! Я обязательно доложу о том, что именно ты помог нам найти мальчика. Думаю, господин Гейслер не оставит это без внимания. Что касается полиции, то я напишу рапорт на имя Тартищева. Буду лично хлопотать, чтобы тебя взяли младшим агентом.
Илья приложил руку к сердцу.
— Премного благодарен! Рад служить хорошему делу! — Он вскочил на облучок своего экипажа. И уже оттуда прокричал:
— А мальчонку мы живо домчим! Будьте спокойны, Алексей Дмитрич!
Во второй раз путь к пещере показался Алексею короче.
Один за другим агенты поднялись к провалу. Наумка находился на прежнем месте.
— А, знакомая всем рожа! — радостно приветствовал его Иван. — Собачку, говоришь, искал? — Он радостно потер ладони. — Кажется, голуба, теперь тебе не отвертеться. Сколько лет ты полицию в заблуждение вводил своими ножками?
— Что вы? Что вы? — залопотал дисконтер. — Какие ножки? Разве это ножки?
— Ладно, не заливай! — Иван пристроился напротив еврея. — Расскажешь все как на духу — забуду про ноги.
— Расскажу, расскажу, — засуетился еврей, — только прикажите руки развязать. Затекли совсем. Я ведь не сбегу, сами понимаете…
— Еще бы ты сбежал! — усмехнулся Иван и велел одному из сыщиков освободить Наумку. Затем строго посмотрел на него. — Говори, зачем в пещеру полез?
— Так собачка же! Я уже сообщил вашему товарищу…
— Про это знаю. Только не резон тебе за собачкой на такую верхотуру карабкаться, — покачал головой Иван. — Тут здоровому человеку убиться раз плюнуть. А с твоими ногами . Говори, с чего тебя понесло сюда! — прикрикнул на него Иван. — Ты меня знаешь! Законопачу в каталажку, не скоро оттуда выйдешь!
Еврей вдруг заплакал.
— Горе мне, Иван Лександрыч! Откуда только свалилось, ума не приложу.
— Про горе подробнее. — Иван вытащил из кармана кисет и принялся сворачивать самокрутку. — Только не крути, чистосердечное признание я ценю и, даю слово, бить не буду — если поверю, конечно.
Еврей шмыгнул носом и, сняв свой картуз, вытер им лицо, размазав по щекам грязь вперемешку со слезами.
— Недавно заявились ко мне трое, — заявил он плаксиво. — В городе их не знают, я вам определенно говорю. Чужие, видно.
— Один здоровый, вроде купец, и с ним двое, помоложе, в картузах с лаковыми козырьками, в плисовых штанах… — перебил его Иван и бросил быстрый взгляд на Алексея. Тот многозначительно кивнул ему, дескать, помню.
— Так вы знаете, о ком я говорю, — протянул разочарованно Наумка. — А больше я ничего нового сообщить не могу.
— Рассказывай, — перебил его Иван, — а мы посмотрим, растерял ты остатки совести или есть еще маленько.
— Да что рассказывать? — заныл тоскливо Наумка. — Ввалились они ко мне неделю, а то две назад, словно к себе на хату. И сразу за грудки…
— Понятно, — заметил с усмешкой Иван, — твои ж орлы у купца «соловей» пытались свистнуть. — И заторопил еврея:
— Давай, не тяни, про фингал мы тоже знаем.
Наумка машинально потрогал скулу, но, заметив сердитый взгляд Ивана, зачастил:
— Фингал что? Свинцовую примочку сделал, и прошло!
Но те люди… От них примочка не поможет…
— Ну! — сказал угрожающе Иван. — Говори, что они тебе предложили?
— «Слезки»![12] — быстро ответил дисконтер. — Предложили сбыть на выгодных условиях. Мне — четвертая часть от продажи, им все остальное.
— Что ж, согласился? — усмехнулся Алексей. — Барыш вроде приличный!
— Я-то? — уставился на него Наумка. — Я не согласился, тогда они стали угрожать… — Слезы опять потекли у него по лицу. Он вытирал их грязными ладонями. — Господа сыщики, дочкой клянусь, нож к горлу приставили.
— Сколько камней сплавил? Кому? Быстро говори! Не разводи сопли! — прикрикнул на него Иван.
— Да коли б камни! — всплеснул руками Наумка. — Два браслета, диадема, три или четыре броши, часики с инкрустацией. Такие заметные вещи ювелиры брать не хотят. Я им предложил «слезки» отдельно продать, но они не желают.
Много теряют… Сбыл я всего ничего, а они третьего дня явились. Финажки забрали и велели лучше суетиться, а то, мол, худо будет. И долю мою не заплатили. Говорят, все продашь — тогда расчет по полной произведем.
— Что ты успел продать?
— Да браслетик один и брошку. Там «слезки» мелкие, совсем задешево продал. Аглае Тюкавкиной, владелице мелочной лавки, что на Болотной улице. Сто рублей за них взял, да еще запонки золотые загнал, там камни покрупнее, букмекеру с ипподрома. Сашке Марееву. Вы его должны знать, Иван Александрыч.
— Знаю, — вздохнул тот, — и Сашку, и Аглаю. Вздорная бабенка. Ворованным тряпьем втихушку торгует. Скажешь, не так, Наумка?
— Так, воистину так, господа сыщики, — улыбнулся заискивающе Наумка. — А Сашка…
— Ладно, об этом потом, — прервал его Алексей. — Продолжай! Итак, деньги за проданные драгоценности они забрали, а те, которые не успел продать, у тебя остались?
— Что вы, что вы, — затряс пейсами Наумка. — Вчера они прислали своего человека, велели вернуть. Я с радостью отдал. Клянусь святой Торой, отродясь со «слезками» дела не имел. Правда, долю мою они так и не заплатили, но я тому рад, что хоть живым остался. Страшные люди, я счастлив, что от них избавился. Мой Черри, пуделек, что исчез, всякий раз под стол забивался, когда они появлялись. Скулит, трясется, лужу под себя сделает… А вчера сбежал… Этому купцу, как вы говорите, под ноги подвернулся, а тот его сапогом под брюхо.
Черри взвизгнул и в кусты. И с той поры словно сгинул. Дочка плачет, Евдокия меня костерит… А сегодня мальчонка прибежал… Я вот и полез… — Еврей сложил руки в молитвенном жесте. — Господа хорошие, не виноват я, за собачкой полез…
Дочка плачет…
— Слышали уже и про собачку, и про дочку, — оборвал его Иван. — Как звали этих жуликов, знаешь?
— Нет, — замотал он головой. — Старшого те, что помладше, Барином окликали, а он их никак, только посмотрит, а они его без слов понимают. Редко когда обронит: «Эй, ты!
Подай!» или: «Принеси!» Они сломя голову сполняют. Как солдаты!
— А почему бандиты к тебе завалили? — поинтересовался Алексей. — В городе много барыг, которые камнями промышляют. Почему к ним не пошли?
— Так я им про то же сказал, — оживился еврей. — Только Барин заявил, что им недосуг по городу шляться.
Я ведь говорил, господа сыщики, чужие они и город плохо знают, а как на меня вышли, понятия не имею.
— Прямо не знаешь, — усмехнулся Иван. — Они тебя на живца поймали. Пытался твой парнишка у них «соловей» свистнуть. Вот через него и на твою хату вышли.
— Все-то вы знаете, — протянул тоскливо Наумка, — только не взялся бы я за «слезки», если бы меня прирезать не обещали. Серьезные люди, деловые. По-крупному работают, не чета нашим.
— С чего ты взял, что не чета нашим? — спросил Алексей.
Наумка хитро улыбнулся.
— Так по товару, что они предложили. Большую партию где-то взяли. Только они меня за дурака держали, а я не промах, дела четко знаю. Я своих парнишек следом за ними в первый же день послал. В городе они в номерах на Разгуляе останавливались. Там их коляска поджидала с возчиком. Тоже крепкий детина, скажу вам. Они в номерах ночевать не стали, видно, крепко спешили. А после в сторону Каинска направились. Но не доехали, свернули к сопке Бритый Лоб. Мой парнишка на запятках их коляски пристроился и только к утру вернулся. В лес побоялся далеко забираться. Но они что-то про Черных Истуканов болтали. Сдается, у них там логово.
Алексей переглянулся с Иваном. Похоже, Наумка не врал.
И Корнеев не зря обратил внимание на «купца» с его мордоворотами. Выходит, и впрямь та самая банда, что устроила засаду Полякову вблизи знаменитой сопки.
— Ладно, — приказал он Наумке, — закругляйся! Поедем сейчас в управление, подробно опишешь драгоценности, те, что успел, и которые не успел продать. Возможно, они проходят по нашим учетам как ворованные. Своих приятелей тоже опишешь, особые приметы укажешь, если заметил. Говоришь, высокие все, крепкие?
— Какие приятели? — снова заныл еврей. — Вы видели этих приятелей? У Барина кулак больше, чем моя бедная голова!
— Иван Александрыч! Алексей! — из провала показался один из агентов. — Смотрите, что мы нашли! Ужас!
Через несколько мгновений сыщики стояли у двух ям, которые раскопали агенты.
— Я гляжу, холмики какие-то, — рассказывал взволнованно один из младших агентов. — Присмотрелся, похоже, могилки. Камнями и глиной завалены. Разгребли, а там… — Он нервно сглотнул. — Дети малые, кем-то схороненные.
Вот!
Он отогнул угол грязной тряпки. В нее был завернут трупик ребенка лет трех или четырех, в начальной стадии разложения. Вторая тряпка почти сгнила, но и сам трупик ребенка пролежал в земле гораздо дольше. Отвратительный запах заполнил замкнутое пространство пещеры. Тени, отбрасываемые горящими факелами, метались по каменным стенам. Факелы трещали и чадили. Люди сгрудились над могилами, с ужасом рассматривая то, что покоилось сейчас на краю ям.