Второй вариант предпочтителен для судей, полагающих, что «после приговора к тюремному заключению некоторое время действительно надо держать обещание и не умерщвлять ведьму, но по истечении определенного срока ее следует сжечь».
Наконец, вот вам третий вариант: «Судья может спокойно посулить обвиняемой, что жизнь ее будет сохранена, а затем снять с себя полномочия к вынесению приговора и порекомендовать на свое место другого судью».
(Сколь много заключено в этом простом слове – «спокойно»! Систематическая ложь имеет свойство: она подвергает душу лжеца большой опасности. Следовательно, ежели находишь ложь целесообразной, помни о мысленной оговорке, благодаря которой будешь пусть не окружающим (и не Господу Богу – Его-то не проведешь!), так хоть себе самому представляться достойным кандидатом для отправки в райские кущи.)
На взгляд моих современников, воспитанных в западной культуре, самой абсурдной и самой чудовищной особенностью процессов над ведьмами была следующая: практически любое странное, непонятное событие могло трактоваться как последствие дьявольского вмешательства, сотворенного колдуном. Например, приведем отрывок из свидетельских показаний на процессе, осудившем к повешению одну из двух обвиняемых. Это случилось в 1664 году в английском городе Бери-Сент-Эдмундс; вел процесс будущий Лорд Главный судья сэр Мэттью Хейл. Так вот: в ходе ссоры ведьма прокляла своего соседа, и он свидетельствовал, что «едва его свиньи поросились, как новорожденные поросята совершали немыслимые прыжки и тотчас издыхали». Но это не всё. Позднее этот человек был атакован «многими вшами неестественной величины». Понятно, что против такой напасти обычные средства были бессильны, и жертве ничего не оставалось, кроме как сжечь два своих лучших костюма. Сэр Мэттью Хейл был справедливым судьей, сторонником умеренности во всем, человеком большой учености; читывал и естественно-научные трактаты, и изящную литературу, и юридическую. Тот факт, что он всерьез воспринял подобные «доказательства», представляется нам нелепым недоразумением – но так было! Причину следует искать в чрезвычайной набожности сэра Мэттью Хейла; впрочем, тут он не отличался от своих современников. А набожность в эпоху фундаментализма предполагала веру в дьявола, могущего управлять человеком, и святой долг истреблять дьявольских пособниц – ведьм. Мало того: иудео-христианская традиция учит, что, если бы даже смерть поросят и появление огромных вшей предшествовали проклятию старухи, все равно они были бы явлениями сверхъестественными и говорили бы о вмешательстве Сатаны, избравшего старуху своим орудием.
К библейским описаниям бесов и ведьм прибавились так называемые народные приметы; постепенно в глазах судей они приобрели такой же вес, как и истины Священного Писания. Например, до конца семнадцатого века все инквизиторы и большинство судебных магистратов полагали, будто настоящую ведьму можно опознать по особым характеристикам ее тела. Нет ли на теле сем необычных знаков? Или участков, нечувствительных к боли – скажем, той, которая происходит от иглоукалывания? А то еще попадаются крошечные, или лишние, соски; они нужны ведьме для вскармливания всяких тварей – жаб и котов; на ведьмином молоке те жиреют. При наличии таких сосков отметались всякие сомнения: обвиняемая – точно ведьма. И соски, и пятна оставляет дьявол, это же известно. (Учитывая, что девять процентов мужчин и почти пять процентов женщин рождаются с лишними сосками, недостатка в потенциальных жертвах не наблюдалось. Пунктуальная природа исполняла роль второго плана, а судьи, вооруженные непроверенными постулатами и непреложными правилами, «вытягивали» весь фарс.)
Упомянем и еще три массовых заблуждения, превратившихся в аксиомы – ибо пагуба от них слишком велика. Во-первых, считалось, что ведьмы насылают стихийные бедствия; во-вторых – болезни; в-третьих – импотенцию. В своем трактате Крамер и Шпренгер не допускают и тени сомнения относительно сих бедствий, причем опираются на здравый смысл и на авторитет самых известных врачей. «Святой Фома, комментируя Книгу Иова, пишет: „Должно признать, что Божиим соизволением бесы волнуют воздух, подымают ветры и обрушивают на землю пламень небесный. Ибо даже способная принимать различные формы природа не подчиняется ни одному из Ангелов, ни доброму, ни злому – но только Богу-Творцу; то есть имеются сферы, в коих материя подчиняется Духу… Однако ветры и дождь и прочие аналогичные сотрясения воздуха могут вызываться и простым движением паров, исторгнутых землею или водою – значит, бесовской силы довольно, чтобы производить сие”. Так говорит Святой Фома»[53].
Что касается болезней, «нет такого недуга телесного, который не могла бы наслать ведьма Божиим попустительством; даже проказа и эпилепсия ей подвластны. И сие подтверждается врачами»[54].
К авторитетному мнению врачей авторы присовокупляют собственные наблюдения. «Весьма часто мы обнаруживали, как ту или иную особу постигают приступы эпилепсии, называемой еще падучею болезнью, и приступы сии происходят от яиц, зарытых вместе с мертвым телом (обычно принадлежащим ведьме). Пагубнее всего действуют таковые яйца, когда подмешиваются в пищу или питье»[55].
Если же речь идет об импотенции, наши авторы четко разделяют оную на две разновидности – естественную и сверхъестественную. Первая означает неспособность вступать в половые сношения с любой представительницей слабого пола. Вторая – результат воздействия чар и бесовских козней – не дает мужчине заняться сексом с одной-единственной женщиной (как правило, собственной супругой), в то время как с остальными все получается. Заметим, пишут авторы, что Господь более всего попустительствует бесам и ведьмам в той области, коя связана с продолжением рода, ибо именно в ней с момента Грехопадения «случаются самые вопиющие бесчинства» – куда громче вопиющие, нежели бесчинства в других областях.
Опустошающие бури не так уж редки; выборочная импотенция рано или поздно постигает большинство мужчин, а уж телесной хвори и подавно всякий подвержен. В мире, где закон, теология и суеверия дружно обвиняли ведьм во всех несчастьях, пышным цветом цвели шпионство, доносы и гонения. Охота на ведьм и вообще социальная жизнь в отдельных регионах Германии в разгар шестнадцатого века, пожалуй, практически не отличались от жизни при нацистской диктатуре или в странах, недавно попавших под влияние коммунистов.
Под пыткой ли, из чувства долга или под влиянием истерического импульса, мужчина доносил на жену, женщина – на лучших подруг, ребенок – на родителей, слуга – на господина. Однако зло, творившееся в запуганном бесами обществе, доносами не исчерпывалось. На многих членов такого общества пагубно влияли постоянные «успешные» разоблачения ведьм и ежедневные предостережения от бесовских козней. У особ робких и боязливых случалось помрачение рассудка, а некоторых вечный страх убивал в прямом смысле слова. Но попадались и персонажи амбициозные, с устойчивой психикой – для них эффект был иным. Для достижения своих целей мужчины вроде 4-го графа Ботвелла (третьего мужа Марии Стюарт) и женщины вроде мадам де Монтеспан (фаворитки Людовика XIV, фигурантки «дела о ядах») не брезговали черной магией. Скажем, вы подавлены и огорчены или обижены на общество в целом и соседей в частности – почему бы вам не обратиться к силам, кои, по святому Фоме со товарищи, отомстят за вас? Не правда ли, вполне естественный ход мыслей! Вот и получается, что, заостряя внимание на бесах и объявляя ведьмовство самым гнусным из преступлений, богословы заодно с инквизиторами, по сути, распространяли суеверия и поощряли практики, с которыми столь яростно боролись. К началу восемнадцатого века, впрочем, ведьмовство уже не считалось серьезной социальной проблемой. Оно сошло на нет в немалой степени потому, что прекратились репрессии. Ибо чем меньше гонений, тем меньше и пропаганды. Внимание общества сместилось от сверхъестественного к естественному. Приблизительно с 1700 года до наших дней каждая охота на ведьм у нас на Западе имеет под собой вполне материальную почву. С дьявола мы переключились на людей. Для нас Радикальное Зло больше не относится к метафизике – оно перешло в сферу политики и экономики. Вместилищем его мы, будучи позитивистами, назначаем не колдунов и не магов, а представителей ненавистного социального класса или целого народа. Причинно-следственные связи изменились, а мотивированная ненависть и узаконенная жестокость по-прежнему узнаваемы.
Ведьмовство, как учила Церковь, – реальность ужасная и повсеместная; Закон действовал согласно этому постулату – иными словами, спуску ведьмам не давал. До какой степени Общественное Мнение соглашалось с официальным взглядом на проблему? Ощущения неграмотного и потому бессловесного большинства запечатлены для нас в трудах людей ученых.
В главе, посвященной порче, кою ведьмы наводят на домашний скот, Крамер со Шпренгером предлагают нам взглянуть на жизнь средневековой деревни изнутри (кстати, по этой самой деревне ностальгически вздыхают сентименталисты, ведь отвращение к настоящему застит для них ничуть не меньшие ужасы прошлого). Итак, читаем в «Молоте ведьм»: «Нет ни единой фермы, даже самой крохотной, где женщины не портили бы молочных коров, осушая их вымена (посредством колдовства) и даже насылая на них мор». Четыре поколения спустя у двух английских священников, Джорджа Гиффорда и Сэмюэля Гарснетта, находим аналогичный отчет о деревенской жизни в обществе, охваченном страхом перед бесами. «Некая женщина, – свидетельствует Гиффорд, – повздорит с соседкой, и ту вскорости постигает беда… Так зарождаются подозрения. Через несколько лет у злополучной крестьянки выходит другая ссора – и вновь сосед обречен. Теперь уже это заметно всем в деревне. Распространяется слух: матушка В. – ведьма… Сказанная матушка делается фигурой страшной и ужасной, соседи не рискуют слова ей поперек молвить, даром что жаждут видеть ее на виселице. Далее, кто-то в деревне заболевает. Соседи являются к недужному. „Скажи, сосед, – решается спросить один из посетителей, – уж не ведьмовством ли тут попахивает? Уж не рассердил ли ты ненароком матушку В.?” – „Твоя правда, сосед, – стонет недужный, – всегда я ее недолюбливал, хоть и ума не приложу, чем мог ей не потрафить. Вот разве жена моя на днях попросила: не пускай, дескать, кур в наш огород; да и я туда же: не пускай… И кто меня за язык тянул? Точно: матушка В. порчу навела”. Тут уж все согласно кивают: да, конечно, матушка В. – настоящая ведьма… Сомнений быть не может: люди видели, как с ее двора на соседский юркнул хорек – вскорости после того хозяин и захворал. Далее, недужный умирает, самой своей смертью доказывая, что был заколдован. Матушку В. хватают и отправляют в тюрьму, допрашивают и приговаривают к смерти. Уже на эшафоте она говорит, что ни в чем не повинна»