Ужас рухнул на Лавру.
Вся окружавшая домовину толпа обзавелась общей грудью и издала единый слаженный звук невыносимого ужаса.
Толпа вздрогнула единым массивным телом и отхлынула, словно волна.
И Кате показалось, что под ними пошатнулась земля. Еще миг, и перестав быть единой, людская толпа кинулась врассыпную. Накренились и повалились на землю гордо реявшие на древках старые знамена. Заржали, затанцевали испуганно лошади, и кто-то, вмиг покалеченный в давке, издал сдушенный беспомощный крик.
И лишь один человечек бросился не прочь от ожившего покойника, а прямо к нему – невысокий худенький мальчик:
– Папенька… папенька… вы живы?!
Он коснулся отцовского плеча и отпрянул:
– Помогите, у папеньки жар…
– Отойди от него, Петруша… не прикасайся к нему! – в ужасе крикнул кто-то. – Бесы в нем, бесы…
Покойного трясло, как осину, попавшую в бурю.
– Демоны…
– Бесы…
– Спасайтесь… бегите все в церковь!
– Папенька! – крикнул мальчик, едва не плача. – Помогите ему!
– Петруша, милый, беги от него! – истошно взвизгнула женщина в желтоватом чепце.
Старый козак клацнул гниловатыми зубами и открыл глаза.
Мальчик вдруг упал, как подкошенный, прямо на землю.
Больше Катя не увидела ничего.
Толпа стала неуправляемой – страшной. Белый конь в золотых хоругвях и латах встал на дыбы, а потом хрустнуло что-то у него под его копытами. Поддавшись всеобщей панике, животное заржало от ужаса, понеслось… Люди кричали, крестились. Толпа повалила один из гробов, и оставшаяся бездыханной красивая покойница в дорогих кружевах распласталась по земле в неприличной, неподобающей позе.
Катю вжало прямо в стену Великой Успенской церкви. Украшенная сшибленными ею по пути золотыми хоругвями белая лошадь промчалась мимо, как символ чумы на картине «Всадники Апокалипсиса».
А затем кто-то сбил Дображанскую с ног. Она упала…
…И повалилась на землю, но уже в своем XXI столетии, будто Город решил, что она увидела предостаточно.
Киев словно выплюнул ее из Прошлого прочь.
Выплюнул больно – она упала на черную, как смоль, могильную плиту из металла, покрытую тонким слоем снега и выпуклыми буквами, врезавшимися Кате в ладони, в колени.
Дображанская вскочила, недовольно отряхнула испачканный фрак, на пару секунд склонилась над могильной доской, ненадолго ставшей ее личным ложем.
Вместо положенного имени, дат жизни и смерти кто-то вознамерился разместить на ней краткую биографию усопшего. Но слова угадать было сложно, даже такому человеку как Катя, привычному к дореволюционным «ятям» – церковный шрифт, пропущенные буквы в словах, дописанные сверху плохо различимыми маленькими буковками.
Князь Дмитрий Иванович Долгоруков
внук … графа Бориса П. Шереметьева
сын … князя Ивана Алексеевича
пострижен в монахи в Киево – Печерской Лавре
Имел жительство в пещерах преподобного Феодосия.
Заболел … на светлой неделе в четверг
будучи в болезни шесть раз причащался …
святым соборо помазан … канон читал …
Интересно, зачем понадобилось перечислять на могильной плите количество предсмертных причащений? И почему у него – бесфамильный отец? И отчего князь-монашек покоится здесь?
Катя подошла к почти точно такой же симметричной черной плите рядом, прочла:
Под сей доской положено тело княгини Натальи Борисовны Долгоруковой
дочери генерала … графа Бориса Петровича Шереметева …
Мать и сын. И при жизни были в почете немалом, не даром обе металлических могильных доски поместились в самом козырном месте Печерской лавры, в сердцевине Великой церкви, прямо у центральных дверей, запертых нынче по случаю серых будней. Тут же пристроилась прислоненная к стене каменная плита «Петр Могила. Митрополит киевский». Тот самый Могила, который и отчикал голову князю Владимиру, и приказал арестовать кого-то там в нижнем белье.
Впрочем, весь этот посмертный «сбор граций» не имел никакого значения… Важен сейчас был лишь один – главный вопрос.
«Что это было? Что я видела в Прошлом?»
Катерина Михайловна зябко обняла себя за плечи и двинулась к выходу, к своей припаркованной машине, уже немного сожалея об утраченной шубе.
«Оживший мертвец?
Случайность… недосмотр врачей? Летаргический сон? Это реально. Какие еще варианты?»
Ответ представлялся самоочевидным.
Вампир.
Телефон тихо дзинькнул, сигнализируя о получении смс от Виктора Топова:
Вы были правы. На строительной площадке было найдено старое захоронение. Тело без головы. В груди – металлический кол.
– Да уж… Досталась тебе Дама с привидением! – проговорил по телефону светловолосый мужчина. – Да подхожу уже… Три минуты – и я на месте.
Крещатик выглядел неуютно. Выпавший за день снег превратился здесь в слякоть и грязь. И светлые волосы мужчины казались серебристыми от мелких капель снего-дождя и подступающей седины.
Мужчина знобливо поеживаясь сунул руки в карманы и свернул в подворотню. Неправильной формы двор выставил ему навстречу, словно щиты, свои многочисленные двери с табличками: ремонт, ломбард, школа йоги. Но серебристоволосый подошел к высокой, слегка проржавевшей двери без каких-либо надписей, украшенной негостеприимным замком, оказавшимся на поверку фальшивым. Гость уверенно толкнул дверь и, спустившись по узкой лестнице в обширный подвал, очутился в одном из тех особенных, лишенных рекламы и вывесок киевских баров, предназначенных исключительно для своих.
Это и был тот самый заветный подвальчик-«секретик» который Катя предпочла бы показательно-пафосному ресторану. Не взирая на разгар рабочего дня, «своих» было много, зал заполнился больше, чем наполовину. Официантка улыбнулась гостю, как давнему знакомому, и молча показала в сторону отдельного маленького кабинета, где прямо сейчас полным ходом продолжалось слушание дела Катерины Михайловны Дображанской.
– Откуда она знала, что у меня на стройке вампир? Алик, вампир… Вампир XIX века! Откуда она могла это знать? – Виктор Топов пребывал в растрепанных чувствах.
– Может, она таки ведьма? – пошутил Алик.
– Ага, она мне это почти прямо сказала… что ведьма. – Топов, напротив, ничуть не шутил, был мрачен, пожалуй, даже испуган, как любой совершенно нормальный человек, столкнувшийся с совершенно необъяснимым.
– Тебе повезет, если ведьма – с костями и черепушками в сказках обычно Баба Яга, – засмеялся ничего не боящийся любитель Непала. Судя по всему, Алик успел оприходовать тройку коктейлей.
Андрей тем временем уже расчищал место для вновь прибывшего серебристоволосого и сокрушенно-комично качал головой, демонстрируя другу: ситуация – «полный пипец», одновременно похлопывая его по плечу, неприкрыто радуясь, что даже отколовшийся Юрий пришел, наконец, на их общую встречу.
Топов же был мрачен и трезв, и выбит из седла.
– Вы все помните туфельку, которая прямо с неба упала? Она сказала, что уронила ее, когда на метле пролетала.
– А, может, правду сказала? Летела голая… – засмеялся Алик. – Хоть день был холодный, а там, сверху, еще холодней… Но ведьмы – они же горячие! Сам виноват. Не хотел быть тем козлом, который за все заплатит, – получай бабу, которая сама превратит тебя в козлика!
Алик и Андрей рассмеялись, «будущий козлик» с превеликим трудом растянул губы в улыбке.
– Больше не наливать ему, – мрачно сказал Топов, указывая на шутника.
– Мне налейте. И можно отмотать все к началу? – подал голос вновь прибывший Юрик. – Я правильно понял… Вначале с неба упал какой-то башмак? И откуда он взялся?
– Этого мы так и не знаем, – хмуро ответил Топов.
– Но ведь объяснение есть, – убежденно сказал Юрик. – Самолет, вертолет, дрон, любимый попугай.
– А попугай может быть, – заметил Андрей. – Есть такие большие – типа ара, они не только туфлю могут поднять… Может у нее есть попугай, он сбежал и украл туфлю хозяйки.
– Ей бы скорее подошел черный ворон, – вздохнул Виктор Топов.
– Ладно, Витя, давайте без дурки, – прервал Юрик. – Я слишком star для этой суеты! – весело подчеркнул он свой статус приглашенной «звезды».
– Раз оторвал меня от молодой-красивой жены, слушай сюда… Если твоя Катерина ни на кого не похожа, если нестандарт – ты и сам должен вести себя с ней нестандартно. И ни один ее поступок стандартно не объяснять.
– Ты самый умный тут, да? – любовно буркнул Андрей.
Вопрос был риторическим. Юрий слыл врачом от бога. Не взирая на непальские чудеса и собственные аптеки, и Виктор, и Андрей, и Алик бежали при первом недомогании к нему, и это одно сформировало его привычку диктовать друзьям рецепты. И по здоровью. И по счастью. Как любой хороший врач с приятной наружностью, Юрик был увит бабами, как добрая лоза виноградом, и до женитьбы мог окрутить любую, и вряд ли растерял квалификацию за два месяца брака.
– Хочешь, открою тебе главную правду о женщинах? – не без самодовольства произнес Юрик. – Я ее узнал еще в армии. Старшина объяснил, когда привел нас домой к себе делать ремонт и спросил: «Кто знает, как выглядит фисташковый цвет?» Я, дурак, вытянул руку, пытался объяснить что-то. А старшина посмотрел свысока. А потом изрек истину, которую я запомнил на всю жизнь: «Так, ребята, через пятнадцать минут сюда придет моя Галя. Покажите ей краски… И запомните: фисташковый – это тот цвет, который понравится моей жене!»
Некоторое время все молчали.
– И что же мне сделать такого… фисташкового? – без должной уверенности спросил Виктор Топов.
– Удиви ее! – сказал Юрик. – Ее кости интересуют… А ты давай, закажи ей полный анализ костей твоего скелета. Восстановление лица по черепу… Делают в Польше. Если задорого – может и быстро? – предложил Юрик.
– Или вот еще… – прибавил Андрей. – Есть в Чехии такая церковь – Костница. Она внутри вся из костей. Человеческих!