– Так, – согласился Иней.
– Город – это система. Система – его порядок.
В глазах Мозга порядок – высшая мудрость. Все двигается по раз заведенному порядку. Кирд идет быстро значит, выполняет приказ. Кирд идет медленно – значит, возвращается в свой загончик. День начинается с проверки. Прошел проверку – получи разрешающий штамп. Получил штамп, выполняй приказ. Не получил приказа – стой во временном небытии. Все четко, ясно, предсказуемо, никакой неопределенности.
– Ты говоришь так, как будто восхищаешься городом, – буркнул Иней.
– Чтобы победить врага, надо понимать его. От того, что мы будем в тысячный раз повторять, как тупа и же стока система кирдов, лучше ее мы не поймем.
– Друг Рассвет говорит мудро, – сказал Утренний Ветер. – Я думаю, нам нужно не возражать ему, а прислушаться. Продолжай.
– Я напомнил вам о Мозге и его любви к ясной четкости именно потому, что меня настораживает освобождение пришельцев.
– Я не понимаю, – пробормотал Звезда.
– Пришельцы не получают приказов, не проходят проверки, не торопятся выполнять их. Четыреста одиннадцатый рассказал Инею, а Иней – нам, что они просто бродят по городу. Кирды никогда не бродят без цели. Зрелище двух существ – пусть даже они не кирды, а пришельцы, – зрелище двух бродящих без дела существ смущает кирдов. Они вносят хаос в строгий чертеж города. А больше всего Мозг и кирды ненавидят хаос. Не случайно они называют нас порождением хаоса. Я не могу поверить, что Мозг выпустил пришельцев без цели. Если, конечно, он на самом деле их выпустил.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Иней
– Я не знаю… Ты ведь сам не видел пришельцев?
– Нет, я был в городе ночью.
– Тебе рассказал Четыреста одиннадцатый?
– Да.
– Он мог рассказать о том, чего не было…
– Он… – начал было Иней, но Рассвет остановил его движением руки:
– Я не утверждаю, что он обманул тебя. Он мог ошибиться. Ему могли сказать другие…
– Кто?
– Хотя бы сам Мозг… Ты уверен, друг Иней, что он настоящий деф?
– Он спас меня. Я рассказывал об этом.
– Да, да, конечно. Ты прав, мои подозрения беспочвенны. Ваша встреча была случайной, ее нельзя было предусмотреть и рассчитать заранее, а Мозг силен только в том, что может рассчитать заранее.
– Вот видишь, – сказал Звезда, – твои сомнения не имеют основания.
– Я еще не кончил. Вы помните эти чудовищные машины на проверочной станции, которые обшаривают каждый уголок памяти? Вот так и я сейчас обшариваю свой мозг. Только я ищу другое. Я ищу тайный смысл в действиях большого Мозга. Будем исходить из того, что он действительно выпустил пришельцев. Я вижу в этом только одну цель.
– Какую? – спросил Звезда.
– Он хотел, чтобы мы узнали об этом. Чего он и добился.
– Это нелепо, – возразил Иней.
– Это вовсе не нелепо. Это довольно умно. Мы узнаем о том, что пришельцы на свободе. Что, с точки зрения Мозга, сделают дефы? Один пришелец уже у них. Ну конечно же, они попытаются захватить их. Знание будущих ходов врага утраивает силы. Если Мозг уверен, что мы нападем, он приготовит лучших своих стражников, и многие из нас не вернутся домой.
Дефы задумчиво молчали. Утренний Ветер посмотрел на Густова.
– Володя, мы хотим знать твое мнение.
– Мне кажется, Рассвет говорит мудро.
– Спасибо, – сказал Рассвет.
– Значит, пусть пришельцы томятся в городе, – сказал печально Иней.
– Я еще не кончил. Я не хочу считать Мозг глупее меня. Если я так легко догадался о западне, Мозг почти наверняка мог предположить, что у нас возникнут подозрения.
– На что же тогда он рассчитывает?
– Я не знаю. Я знаю лишь, что нельзя идти в город…
– Но что-то же он задумал, – пробормотал Утренний Ветер.
– Главное – быть начеку, – сказал Рассвет. – Выждать.
– Здесь? У нас в лагере? – воскликнул Иней. – Мы только и делаем, что выжидаем. И что мы узнаем здесь?
– Я не сказал, что выжидать нужно в лагере. Пошлем отряд ближе к городу и будем наблюдать.
– Это умно, – кивнул Иней. – Я напрасно погорячился. Я знаю место, дальше которого стражники не пойдут, потому что перестают принимать на таком расстоянии приказы Мозга, а без его приказов они и шагу ступить не умеют.
– Ну что ж, – сказал Утренний Ветер, – я рад, что мы больше не спорим. Давайте подумаем, кого мы пошлем в это место…
Сколько он помнил себя, а он никогда ничего не забывал, Мозг никогда не работал так четко, никогда не чувствовал такого удовлетворения от сознания своей интеллектуальной мощи. Мысли текли одна за другой, в строгом порядке, не обгоняя друг друга и не отставая. Они впитывали всю информацию, перерабатывали ее, сортировали, выбрасывали ненужное, перестраивались и шли дальше.
У него ничего не было, кроме мысли. Он и был мыслью.
Он не знал морали хотя бы потому, что для морали нужен образец, точка отсчета, а ему не с кем было себя сравнивать. Он был един, он был целым миром, он был началом и концом всего разумного. Он не знал закона, потому что и для закона нужны вехи – что можно и что нельзя, а вехи устанавливал он сам. Для других. Для себя вехи ему были не нужны. Он был выше закона, он воплощал его в себе.
Он никогда не сомневался в своем праве управлять кирдами, хотя они не просили его об этом, не выбирали своим правителем. Он создал город, систему, и кирды были просто деталями этой системы.
Город был его детищем. Он отвечал за него. Не перед кем-нибудь, а перед самим собой. Он отвечал только перед самим собой.
Он никогда не злоупотреблял своей абсолютной властью, ибо злоупотребление предусматривает наличие закона и стремление к собственной выгоде за счет других. Как мы уже сказали, Мозг не знал закона, а собственную выгоду не отличал от выгоды системы. Что было хорошо для него, то было хорошо и для системы. И наоборот.
Он мыслил только двумя категориями, которые в его сознании сливались в единое целое: он и город. Отдельные кирды не интересовали его. Они были просто деталями системы. Он переставлял их, если нужно было переставить, приказывал сделать то-то и то-то, если нужно было это сделать, но не воспринимал в виде отдельных существ. Да, он наделил их мозгом, но только для того, чтобы они лучше выполняли его приказы. Если вдруг они сами начинали решать, что делать, а что – нет, это значило, что они вышли из строя, превратились в дефов. Если кирды начинали думать самостоятельно, это значило, что головы их немедленно подлежали замене. Самостоятельность означала индивидуальность, индивидуальность – хаос, противопоставление порядку.
Система могла и должна была развиваться, но только в направлении, которое он выбирал для нее. Она могла усложняться, но только не превращаться в хаос.
Реакции, которые он взял у пришельцев, обогатили систему, но требовали особого контроля. Даже любовь к нему требовала неусыпного наблюдения. Ослабь его – и кирд начнет направлять любовь к другим кирдам, к дефам, а это уже хаос.
Пришельцы сделали свое дело и теперь не были нужны ему, хотя завтра, послезавтра или через тысячу дней он мог захотеть еще раз проанализировать их странные реакции, которые столь сложно взаимосвязаны.
Но оставить их в городе он не мог. В городе не должно было быть чужих. Никто и ничто не должно было нарушать четкость и порядок, никто и ничто не должно было смущать кирдов.
Когда он обдумывал эту проблему, какое-то время она казалась неразрешимой. Одно условие противоречило другому. Но время это было малым. Мозг не терпел препятствий. Они лишь удваивали его энергию. И он выработал план, который сразу же уничтожил противоречия.
Пора было действовать, и он снова вызвал к себе Двести семьдесят четвертого, чтобы исключить даже ничтожнейший риск утечки информации. Он будет разговаривать с главой стражников на самом низком энергетическом уровне, так, чтобы излучение, которое несло его приказы, не покидало пределы башни.
Он почувствовал приближение кирда.
– Я явился по твоему приказу, о великий Творец, – доложил Двести семьдесят четвертый.
– Слушай внимательно. Где сейчас пришельцы?
– Я видел их, когда шел к тебе. Они направлялись к круглому стенду. Они, наверное, устали. Усталость это состояние, сходное с разрядкой аккумуляторов.
– Хорошо. Ты отправишься к ним и произведешь полный анализ их голов.
– Слушаюсь.
– Не торопись. Ты запишешь результаты анализа на магнитные кольца и принесешь их ко мне.
– А пришельцы?
– Ты не скопируешь содержимое их голов, а заберешь его у них, оставишь им лишь элементарные основы. После анализа они должны уметь лишь двигаться, чувствовать боль, потребность в источниках энергии. Ты понял, стражник?
– Я понял, о великий Творец.
– Ты знаешь, для чего я это делаю?
– Кирд не может познать мудрость Творца.
– Хороший ответ, я доволен тобой. Двести семьдесят четвертый.
– Слава великому Творцу!
– Выполняй приказ.
– Слушаюсь.
Он начал выполнять свой план. Побуждаемое его волей, его разумом, повернулось первое колесико. Оно вошло в зацепление со вторым, тоже повернув его, то в свою очередь с третьим и так далее.
Мозг испытывал глубокое удовлетворение и спокойствие: это был хороший план и взаимодействие всех его деталей было рассчитано им с величайшей точностью.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросил Марков Надеждина. – У тебя необыкновенно сосредоточенный вид. Надеждин сидел на полу, прислонившись к стене.
– О том, как плохо предавать детские мечты. Когда я был совсем маленьким, я мечтал стать аквапастухом. О большем счастье я не мечтал: болтаться целыми месяцами где-нибудь в океане, пасти рыбьи стада… Господи, может ли быть что-либо лучше, чем зеленоватая подвижная упругость волны, запах влаги, неслышное кружение солнца, рыбье бормотание в глубине, бесконечные споры с дельфинами…
– Ты рассказываешь так, будто проработал морским пастухом всю жизнь.