— Лени, как слышишь меня?
Она оглушенно висит над «Атлантидой», с безопасной высоты смотрит, как крабы пронзают черные тела. Иногда от кончика иглы поднимаются пузыри, уносятся в небо стайкой скользких серебристых грибков. Воздух, под давлением впрыснутый в тело. В оружие можно превратить почти что угодно.
— Лени?
— Она могла погибнуть, Кен. Дейла с Аброй я тоже не могу найти.
Другие голоса. Слишком смазанные, неузнаваемые. Как-никак, почти все генераторы помех еще действуют.
Она настраивается на крабов. Хотелось бы знать, что у них сейчас на душе? А кстати, и у нее самой — она никак не разберется. Может, в голове у нее зельц.
А там, внизу, корпы в броне подчищают грязь. Чувств там с лихвой. Решимость. На удивление много страха.
Гнев — но отдаленный, мотивацию дает не он. И меньше ненависти, чем она ждала.
Она поднимается выше. Панорама под ней освещается сиянием блуждающих фонарей. Дальше безмятежно горят огоньки других частей «Атлантиды». Она с трудом улавливает гудение рифтерских голосов, слов не разобрать. И настроиться ни на кого из них не удается. Она одинока на дне морском.
Неожиданно Кларк пересекает некую невидимую линию, и челюстная кость наполняется звуками.
— …тела, — говорит Лабин. — Убитых по своему усмотрению. Гарсиа будет вас принимать под медотсеком.
— Там и половины не поместится, — слабо жужжит вдали («О! Это Кевин!») — Слишком много раненых.
— Все с F-3, кроме раненых и сопровождающих, встречаются у закладки. Хопкинсон?
— Здесь.
— Есть что-нибудь?
— Кажется. В блоке Е полно мозгов. Кто, не определить, но…
— Йегер и Ын, поднимите своих на сорок метров по вертикали. Координаты не менять, но всем отойти от корпуса. Хопкинсон, отводи своих к медотсеку.
— Мы в порядке…
— Исполнять. Нужны доноры.
— Господи, — слабо бормочет кто-то, — мы пропали.
— Нет. Не мы, а они.
Это Грейс Нолан, живая, властная и непоколебимая даже за фильтрами вокодера.
— Грейс! Они же…
— И что? — жужжит она. — Думаешь, они побеждают? А что дальше, народ? Этот трюк второй раз не пройдет, а у нас хватит зарядов подорвать весь фундамент на хрен. Вот мы их и подорвем.
— Кен?
Короткая пауза.
— Слушай, Кен, — жужжит Нолан, — до закладки я доберусь через…
— Не нужно, — жужжит Кен, — туда уже выдвинулись.
— Кто?
— Кстати, с возвращением, — обращается Лабин к кому-то неназванному. — Цель известна?
— Да… — голос слабый, слишком искажен, чтобы опознать.
— Заряд установишь в пределах метра от метки. Установишь — и быстро отплывай! Не задерживайся у корпуса больше необходимого, ясно?
— Да.
— Детонатор акустический, я взорву отсюда. На счет десять снимаю блокаду.
«Господи, — думает Кларк, — так это ты!»
— Всем отойти на безопасное расстояние, — напоминает Лабин. — Блокаду снимаю!
Она далеко за пределами действия глушилок, для нее перемена не слишком заметна. Однако следующий голос, долетающий до нее через вокодер, звучит по-прежнему тихо, но легко узнаваем.
— Есть, — жужжит Джулия Фридман.
— Отходи, — приказывает Лабин. — На сорок метров. Подальше ото дна.
— Привет, Аврил, — окликает Фридман.
— И тебе, — отвечает Хопкинсон.
— Вы настраивались на то крыло — там дети были?
— Да… Да, были.
— Хорошо, — жужжит Фридман, — Джин терпеть не мог детей.
Канал затихает.
Сперва ей кажется, что месть идет по плану. По миру прокатывается пульсация — глухой, почти субзвуковой импульс отдается в растворе, плоти и костях, — и, насколько ей известно, сотня, если не больше врагов обращается в кровавую кашу. Она не знает, сколько рифтеров погибло при первой стычке, но сейчас счет наверняка превзойден.
Она в давно знакомой среде, где это, кажется, ничего и не значит.
Даже второй взрыв — такой же приглушенный толчок, только мягче, более отдаленный — не сразу приводит ее в себя. Вторичных взрывов следовало ожидать — должны были лопнуть трубопроводы и кабели, каскадом повзлетать резервуары высокого давления — всякое могло быть. Дополнительный бонус своим, не более того.
Но нечто в глубине сознания подсказывает ей: со вторым взрывом что-то не то; может, эхо не такое — словно ты качнул язык древнего церковного колокола, а услышал дребезжание бубенчика. И голоса, вернувшиеся после толчка, не торжествуют победу над гнусными ордами корпов, а полны сомнения и колебаний — даже вокодеры не могут этого скрыть.
— Что это за хрень была?
— Аврил? Вы там почувствовали?
— Аврил? Кто-нибудь слышит… кто-нибудь…
— Черт побери, Гардинер? Дэвид? Стэн? Кто-ни…
— Гарсиа, ты… я не…
— Тут пусто. Я на месте, только тут ни хрена нет.
— Ты о чем?
— Все дно пузыря, его просто… похоже, снесло оба…
— Как — оба? Она заложила всего один заряд, и тот был…
— Кен? Кен! Где ты, черт бы тебя побрал?
— Лабин здесь.
Тишина в воде.
— Мы лишились медотсека. — Голос у него как ржавое железо.
— Что?..
— Как?..
— Заткнуться всем на хрен, — рычит в темноту Лабин. Снова молчание, почти полное. Кто-то продолжает стонать-скрежетать по открытым каналам.
— Очевидно, на пузыре остался нераспакованный заряд, — продолжает Лабин. — И детонировал он от того же сигнала, которым мы подорвали «Атлантиду». С этого момента и впредь — только узконаправленные импульсы. Иначе могут сдетонировать и другие. Всем…
— Говорит «Атлантида».
Слова раскатываются над морским дном, как Глас Божий, никакие помехи его не оскверняют. «Кен забыл вернуть блокаду, — соображает Кларк. — И начал орать на своих…»
«Кен теряет контроль…»
— Возможно, вы полагаете, что сила на вашей стороне, — продолжает голос, — но это не так. Даже если вы уничтожите наше убежище, вы обречены на смерть.
Кларк не узнает голоса. Странно. Звучит он властно.
— Вы инфицированы второй моделью. Вы все инфицированы. Вторая модель крайне заразна и не дает симптомов в течение нескольких недель инкубационного периода. Без лечения вы все погибнете в течение двух месяцев. У нас есть лекарство.
Мертвая тишина. Даже Грей не высовывается с «Я же говорила».
— Мы защитили все файлы и культуры от неавторизованного использования. Убив нас, вы убьете себя.
— Докажите, — требует Лабин.
— Обязательно. Только погодите минуту. А если вам не терпится, исполните свой трюк с чтением мыслей. Как вы там говорите? «Настройтесь». Мне рассказывали, что это обычно позволяет отличить правдивого человека от лжеца.
Никто не поправляет говорящего.
— Назовите свои условия, — произносит Лабин.
— Вам — нет. Мы будем вести переговоры только с Лени Кларк.
— Не исключено, что Лени Кларк погибла, — говорит Лабин. — Мы не можем связаться с ней со времени первого взрыва.
Наверняка он так не думает: она высоко над станцией, внутри у нее по-прежнему тикает. Но Кларк помалкивает. Пусть ведет игру по-своему. Может, это его последний шанс.
— Это было бы очень плохо для всех нас, — сухо отвечает «Атлантида». — Поскольку предложение будет отозвано, если через полчаса она не явится к шестому шлюзу. Это все.
— Ловушка, — говорит Нолан.
— Эй, ты же сама говорила, что у них есть лекарство, — жужжит кто-то. Кларк не различает голоса за вернувшимися помехами.
— Ну и что? — жужжит в ответ Грейс. — Я не верю, что они с нами поделятся, и уж точно не доверю долбаной Лени Кларк быть моим послом. Как по-вашему, от кого эти хрены узнали про «тонкую настройку»? За смерть всех наших благодарить надо ее.
Кларк улыбается про себя. «Ее заботит горстка людей. Всего-то несколько жизней». Она чувствует, как пальцы сжимают рулевой рычаг. «Кальмар» мягко увлекает ее вперед, вода мягко толкает назад.
— Можно последовать их совету. «Настроиться» и проверить, врут или нет.
Кажется, это Гомес, но помехи становятся все сильнее, и в них теряются даже грубые интонации вокодерной речи.
Гудок в челюсти — и писк за ухом. Кто-то вызывает по закрытому каналу. Возможно, Лабин. Он, как-никак, король в тактике. Должен был вычислить, где ее искать. Остальные сейчас слишком заняты своими увечьями.
— И что это докажет? Что они собираются… — помехи — …его нам? Черт, если у них и нет лекарства, они могли просто убедить своих, что оно есть, чтобы мы не…
Голос Нолан затихает.
Лабин говорит что-то по открытому каналу. Гудки у нее в голове звучат назойливей — хотя это, конечно, невозможно, шипение помех глушит сигнал вызова наравне с остальными.
Опять Нолан:
— Отвали, Кен, зачем нам тебя слуша… ты… не сумел даже перехитри… долб… кор…
Помехи — чистые беспорядочные помехи. Внизу теплится свет. Шестой шлюз прямо по курсу, и все помехи на свете не помешали бы ей узнать ту, что ждет за люком.
Вина выдает. Их здесь всего двое, с настолько перекрученной совестью.
КРЕЩЕНИЕ
Роуэн распахивает люк, не дожидаясь, пока шлюз очистится. Морская вода бьется о щиколотки рифтерши.
Кларк сбрасывает ласты и шагает в люк. Костюм оставляет и выглядит обычной тенью, только расстегнула капан на лице. Роуэн отступает в сторону, освобождая ей проход. Кларк надежно пристегивает ласты на спину и осматривает спартанскую обстановку помещения. Скафандров не видно. Раньше здесь одна из переборок была увешана подводным снаряжением.
— Скольких вы потеряли? — тихо спрашивает она.
— Еще не знаем. Больше, чем их здесь было.
«Мелочь, — отмечает про себя Кларк. — Для нас обеих. Впрочем, война только началась».
— Я правда не знаю, — говорит Роуэн.
Здесь, в недалекой от вакуума сухопутной атмосфере, ясновидение не работает.
— Мне не доверяли. И сейчас не доверяют.
Роуэн показывает глазами на огонек у стыка потолка с переборкой: микроскопический объектив. Всего несколько дней назад, когда корпы еще ничего не затевали, рифтеры сами бы следили через них за событиями. Теперь наблюдение ведут люди Роуэн. Она уставилась на рифтершу со с