Земля.
Полоса песчаного берега примерно в пятидесяти метрах от корпуса установки. За линией прилива она видит низкорослые чахлые заросли кустов. Морены плавника, тянущиеся вдоль берега прерывистыми узкими полосками. И неутомимо толкающуюся в берег приливную волну.
Она слышит голоса птиц, перекрикивающихся друг с другом. Об этом она уже почти забыла.
Это еще не Северная Америка. Материк расположен в двух, а то и в трех сотнях километров отсюда. А то место, где они находятся сейчас, всего лишь одинокий маленький архипелаг на Шотландском шельфе. И все же: увидеть живых существ без плавников и кулаков — Лени удивляется такой возможности; но еще больше удивляется такой чрезмерной реакции при виде суши.
Крутая металлическая лестница поднимается по винтовой спирали вокруг ближайшей опоры. Кларк ныряет в океан, не думая о капюшоне или перчатках. Атлантика отвешивает ей пощечину, открытая кожа ощущает приятное ледяное покалывание. Кларк так нравится это чувство, что до опоры она доплывает буквально за несколько гребков.
Лестница ведет на мостки, проложенные по всему периметру установки. Натянутые вместо перил канаты позвякивают под ветром; вся конструкция аритмично гремит и грохочет, словно огромная перкуссия. Лени подходит к открытому люку, заглядывает в его темное нутро: сегментированный металлический коридор, пучки труб и оптоволоконных кабелей тянутся по потолку, подобно сплетениям нервов и артерий. Т-образное пересечение в конце коридора уводит куда-то в неизвестность.
Влажные отпечатки на мостках доходят до места, где сейчас стоит Кларк, и поворачивают налево. Кларк идет по следам.
Чем глубже внутрь, тем больше выцветают звук и видимость. Переборки заглушают шум прибоя и громкие крики чаек. Улучшенное зрение Лени пришлось как нельзя кстати — слабый свет снаружи хоть как-то проникал в коридор до нескольких поворотов, заглядывал в иллюминаторы, сияющие в концах неисследованных проходов, — однако уменьшение световой насыщенности вокруг говорит Кларк о том, что она сейчас идет сквозь темноту слишком плотную для глаз сухопутников. Наверное, именно из-за перехода к черно-белому она не заметила этого раньше — темные полосы на стенах и под ногами могли быть чем угодно от ржавчины до следов азартной игры в пейнтбол. Но сейчас, следуя по последним смазанным следам, ведущим к люку, зияющему в переборке, она поняла, в чем дело.
Следы углерода. Что-то сожгло всю эту секцию.
Пройдя через люк, она входит в чью-то каюту, судя по стоящему здесь каркасу складной металлической кровати и прикроватному столику, одиноко притулившемуся у стены. Рамы и остовы — вот и все, что здесь осталось. Если тут когда и лежали матрасы, простыни или одеяла, теперь они исчезли. На всем лежал толстый слой черной жирной копоти.
Откуда-то издали доносится скрип металлических петель.
Кларк выходит в коридор и пытается определить, откуда идет звук. Тот быстро затихает, но к тому времени у нее уже есть направление и маяк — слабый луч света, отражающийся от стены, идущий из-за угла впереди. Когда Лени вошла в каюту, путь перед ней был темен и безмолвен, теперь же она слышит отдаленный шум волн.
Кларк идет на свет. Наконец она подходит к открытому люку, расположенному в основании трапа, ведущего наверх. Океанский бриз, проникая внутрь, обдувает ее лицо и доносит крики морских птиц и аромат аскофиллума[19], напоминающий запах мокрой резины. На какое-то мгновение она, пораженная, замирает на месте: свет струится с верхней площадки лестницы, его яркости хватает на то, чтобы снова сделать мир цветным, но вот стены все еще остаются…
«О!».
Полимер вокруг кромки люка покрылся пузырями и сгорел — остались лишь комковатые хлопья углерода. Из любопытства Кларк тянет колесо: крышка люка едва шевелится, мягко повизгивая при этом, словно негодуя на нагар, запекшийся на ее петлях.
Она поднимается навстречу дневному свету и полному разорению.
По своим меркам нефтяная платформа была небольшой — и близко не похожей на монстров размером с города, которые некогда толпились в океане поблизости. Очевидно, к тому времени, когда она была построена, нефть уже выходила из моды, а возможно, средств тут уже осталось слишком мало для более солидных инвестиций. Как бы там ни было, главный корпус платформы почти на всем своем протяжении имел в высоту всего два этажа. И вот теперь Кларк поднималась на его широкую, открытую крышу.
Палуба установки простирается на расстояние, равное половине площади городского квартала. На дальнем конце располагаются взлетно-посадочная площадка для вертолетов с пристроенным к ней лифтом и огромный подъемный кран, которому подрезали сухожилия; он лежит поперек крыши, согнутый под каким-то невероятным углом; его помятые стойки и поперечные балки слегка помялись от удара. Копёр, установленный ближе, выглядит относительно целым, пронзая небо, словно проволочный фаллос. Кларк останавливается в отбрасываемой им тени, заходит в кабинку, из которой когда-то управляли платформой. Теперь это развалина прямоугольной формы, все четыре стены обрушены, а крыша и вовсе оторвана, валяется чуть дальше на палубе. Здесь раньше был пульт управления и электроника — Лени узнает очертания оплавленных приборов.
Разрушение настолько полное, что Кларк может просто перейти на главную палубу, переступив через остатки стены.
Все это пространство — видимость без всяких препятствий и помех — тревожит ее. В течение целых пяти лет она пряталась в тяжелой, успокаивающей темноте северной части Атлантического океана, но здесь, наверху… здесь взгляд простирается до самого горизонта. У Лени такое чувство, будто она нагая, как будто она мишень, видимая с любого расстояния.
На дальней стороне платформы она видит крохотную фигурку Лабина: тот стоит, опираясь спиной на ограждение. Кларк направляется к нему, обходя обломки и не обращая внимания на вьющийся над ней крикливый хоровод чаек. Приблизившись к краю, она справляется с внезапно нахлынувшим головокружением: перед ней расстилается архипелаг Сейбл — цепочка ничтожно малых песчаных пятнышек посреди бескрайнего океана. Ближайший островок, впрочем, выглядит довольно большим, его хребет покрыт коричневатой растительностью, а пологий песчаный берег тянется далеко на юг. Кларк кажется, что далеко-далеко она видит какие-то крошечные, беспорядочно движущиеся крапинки.
Лабин медленно поворачивает голову из стороны в сторону, смотря в бинокуляр. Внимательно изучает остров. Когда Кларк подходит к ограждению, Кен молчит.
— Ты знал их? — негромко спрашивает она.
— Не исключено. Я не знаю, кто был здесь, когда это случилось.
«Мне жаль», — едва не говорит она, но зачем?
— Может быть, они видели, что произойдет, — предположила она. — И успели спастись.
Он не сводит взгляда с береговой линии. Окуляры бинокля торчат трубчатыми антеннами.
— А разве не опасно стоять вот так, в открытую? — спрашивает Кларк.
Лабин пожимает плечами, проявляя удивительное, жуткое безразличие к опасности.
Лени пристально всматривается в береговую линию. Те самые движущиеся крапинки немного увеличились в размере: они похожи на каких-то живых существ. Похоже, они движутся к платформе.
— А когда, по-твоему, это произошло? — Ей почему-то кажется важным заставить его говорить.
— С последнего сигнала от них прошел год, — говорит он. — Платформу могли сжечь в любой момент за это время.
— Может, даже на прошлой неделе, — замечает Кларк.
Когда-то их союзники более добросовестно подходили к обмену сообщениями. Но даже так затянувшееся молчание не всегда что-то значило. Для разговора приходилось ждать, когда никто тебя не слышит. Соблюдать предельную осторожность, чтобы не раскрыться. Контакты и корпов, и рифтеров и раньше время от времени замолкали. И даже сейчас, после годового молчания, можно было надеяться на то, что новости все-таки придут. И это может произойти в любой день.
Только, разумеется, не сейчас. И не отсюда.
— Два месяца назад, — говорит Лабин. — По меньшей мере.
Она не спрашивает, откуда ему это известно. Только следит за берегом, который Кен так пристально изучает.
«О, Бог мой».
— Там ведь лошади, — удивленно шепчет она. — Дикие лошади. Ничего себе!
Сейчас животные были настолько близко к ним, что их нельзя не заметить. Помимо воли в сознании Лени возникает видение: Алике в ее тюрьме на морском дне. Алике, говорящая: «Это самое лучшее место, в котором я могу оказаться».
«Интересно, — думает Кларк, — а что бы она сказала сейчас, видя этих диких животных».
Хотя, если подумать, это зрелище вряд ли так уж сильно впечатлило бы ее. Она же была дочкой корпа. Ей еще и восьми не исполнилось, а девочка, наверное, уже дважды совершила кругосветное путешествие. А возможно, у нее была и собственная лошадь.
Табун в панике несется вдоль песчаного берега. «Что они здесь делают?» — с удивлением думает Кларк. Сейбл трудно было назвать островом и до того, как поднявшееся море разделило его; он всегда был лишь чрезмерно разросшейся песчаной дюной, медленно ползущей под воздействием ветра и течений вдоль истощенных нефтяных месторождений шельфа. На этом конкретном острове не было ни деревьев, ни кустарников — только грива тростниковой травы, покрывавшая вершину каменной гряды, похожую на спинной хребет. Казалось невероятным, что такой крохотный кусочек земли может обеспечить жизнь таким большим животным.
— Тут и тюлени есть. — Лабин проводит рукой вдоль берега на север, хотя то, что он видит, находится слишком далеко, чтобы Кларк могла увидеть это невооруженным глазом. — А еще птицы. Растительность.
Диссонанс сказанного дошел до нее.
— Откуда такой интерес к живой природе, Кен? Ты вроде никогда особо ее не любил.
— Тут все здоровы, — отвечает он.
— То есть?
— Трупов нет, скелетов тоже. На вид тут даже никто не болеет. — Лабин стаскивает с головы бинокуляр и прячет его в поясную сумку. — Трава слишком коричневая, но мне кажется, это нормально.