«А что, если я не…»
— Эй! — закричала она, обращаясь к пустым улицам и темным фасадам. — Все в порядке! Все кончено! Я все отключила!
Стоны раненых. Больше ничего.
— Отзовитесь, кто-нибудь! Мне тут нужна помощь! У нас… У нас…
«А что, если я не отключила GPS?»
Она покачала головой. Она же всегда ее отключает. Сейчас, правда, Така не помнила, отрубила ли его после остановки, но разве такие машинальные действия упомнишь?
— Эй, кто-нибудь?
«А может, ты облажалась? Тебе не впервой.
Правда, Дейв?»
Внезапно все вокруг окутала тьма. Она подняла голову вверх, оторвав взгляд от мясорубки; сумерки уже скрывались за горизонтом.
И вот тогда она и заметила инверсионные следы[24].
ЗАЩИТНАЯ ОБОЛОЧКА
Переборки «Вакиты» светятся от разведданных. С перископа идет четкая картинка, в реальном времени отражающая ночной береговой пейзаж: темные сверкающие волны на переднем плане, по бокам в поле зрения вползают черные пальцы суши. На центральном экране громоздятся ярко освещенные здания, прижавшиеся друг к другу, как будто противостоя темноте. Квадратные неосвещенные силуэты в южной стороне выдают останки другого города, расположенного к югу от пролива Нарроус и покинутого в ходе какого-то недавнего отступления.
Галифакс. Вернее, осажденный город-государство, которым Галифакс, по всей вероятности, стал.
Эта видимая невооруженным глазом картина занимает верхнюю левую четверть основного экрана. Рядом с ней расположился тот же вид, но уже в искусственной расцветке, где хорошо заметно туманное, размытое облако, окутывающее освещенные здания; Кларк это напоминает мантию медузы, защищающую жизненно важные органы. Саван практически невидим для людей, даже для рифтеров; для сенсоров «Вакиты» с их увеличенным спектром он походит на голубую дымку зарницы. Ионизация статического поля, говорит Лабин. Электрический купол, отражающий переносимые по воздуху частицы.
Граница со стороны моря охраняется. Кларк и не ожидала, что субмарина просто проскользнет в гавань и всплывет рядом с какой-нибудь хибарой; она знала, что тут будет охрана. Лабин ожидал мин, поэтому последние пятьдесят километров «Вакита» медленно ползла к берегу, а перед ней зигзагами шныряли туда-сюда два дрона, выманивая контрмеры из засады. Они спугнули одинокого придонника, зарывшегося в ил: тот проснулся от шума приближающихся механизмов, выпрыгнул из грязи и штопором попытался ввинтиться в ближайшего бота с безобидным и не впечатляющим звоном.
Это одинокое пугало оказалось единственным препятствием, с которым они столкнулись на внешней стороне склона. Лабин пришел к выводу, что подводные оборонительные системы Галифакса истощились при отражении предыдущих нападений. Боеприпасы так и не пополнили, что не сулит ничего хорошего для промышленности поблизости.
Так или иначе, вопреки всем ожиданиям они без всяких препятствий прошли весь путь до входа в бухту Галифакса и неожиданно чуть не столкнулись с этим. Чем бы оно не было.
В лучах прожекторов оно практически невидимо. На сонаре отражается еще меньше — он даже в упор ничего не может уловить. Прозрачная просвечивающая мембрана тянется от морского дна до поверхности: в перископ видна плавающая линия, удерживающая верхний край заграждения в нескольких метрах над водой. Похоже, оно перекрывает все устье гавани.
Пленка прогибается вовнутрь, как будто Атлантический океан давит на нее извне. Крохотные вспышки холодного голубого света пробегают по ее поверхности; редкая рябь звездной пыли колышется в слабом подводном течении. Кларк узнает эффект. Сверкает не мембрана — те крошечные биолюминесцентные существа, что сталкиваются с нею.
Планктон. Даже радует, что он все еще существует, к тому же так близко от берега.
Лабина не слишком интересует световое шоу, а вот его причина интересует.
— Наверное, она полупроницаема.
Это объясняет океанографическую невозможность, противоречащую существованию жесткого и совершенно неожиданного галоклина, вставшего на пути подлодки подобно стене. Прерывистые, они довольно часто встречаются в море: солоноватая вода лежит над более соленой, теплая слоем покрывает холодную. Но стратификация всегда горизонтальна, парфэ легкого над тяжелым столь же неизменно, как гравитация. Вертикальный галоклин, похоже, ниспровергает основные законы физики; пусть сонар и не видит мембрану, но она создает столь явный и четкий разрыв, что с расстояния в тысячу метров он уже заметен подобно кирпичной стене.
— Довольно хлипкая конструкция на вид, — замечает Кларк. — Помешать она нам не сможет.
— А ее не для нас ставили, — говорит Лабин.
— Похоже на то.
Это, по всей вероятности, фильтр против Бетагемота. И он, похоже, блокирует целый ряд других частиц, раз создает столь сильный дисбаланс в плотности.
— В смысле мы сможем просто прорваться сквозь мембрану.
— Не думаю, — отвечает Лабин.
Он опускает перископ и наводит его на барьер; съежившийся город исчезает в водовороте пузырьков и темноты. Через иллюминатов Кларк замечает бледный оптоволоконный жгут перископа, уходящий вперед. Само устройство практически невидимо — маленькое чудо динамической мимикрии. Кларк наблюдает за ним на тактическом экране. Лабин подводит дрона на полметра к мембране: бледно-желтая дымка рассеивается по правой стороне, где невооруженный глаз видит только темноту.
— Что это? — спрашивает Кларк.
— Биоэлектрическое поле, — отвечает Лабин.
— Ты считаешь, что оно живое?
— Возможно, сама мембрана и нет. Полагаю, через нее проходят какие-то специализированные нейроны.
— В самом деле? Ты уверен?
Лабин качает головой.
— Я даже не уверен, что оно биологическое, — интенсивность поля вполне подходит, но она еще ничего не доказывает. — Он смотрит на нее. — А ты что, думала у нас есть сенсор, которые может уловить мозговые клетки на расстоянии пятидесяти шагов?
Кларк хочет остроумно пошутить, но ничего не приходит на ум. Она смотрит в иллюминатор и видит за стеклом тусклое синее мерцание.
— Похоже на анорексичный умный гель, — бормочет она.
— Нет, скорее всего, оно намного тупее. И гораздо радикальнее — им пришлось поработать над нейронами так, чтобы те работали при низких температурах и высокой солености. Полагаю, мембрана способна контролировать осморегуляцию.
— Я не вижу никаких кровеносных сосудов. Интересно, как они питаются.
— Может, мембрана контролирует и это. Всасывает их непосредственно из морской воды.
— А зачем она нужна?
— Помимо фильтра? — Лабин пожимает плечами. — Наверное, еще служит сигнализацией.
— Так что же нам делать?
— Ткнем ее, — отвечает Лабин после недолгого раздумья.
Перископ подается вперед. На широко спектральном дисплее мембрана вспыхивает от столкновения, яркие нити лучами расходятся от места удара подобно изящному змеящемуся узору из желтых молний. В видимом свете мембрана кажется совершенно инертной.
— Ммм.
Лабин тянет перископ назад. Свечение мембраны тут же слабеет.
— Значит, если это действительно сигнализация, — предполагает Кларк, — ты ее только что запустил.
— Нет, не думаю, что Галифакс объявляет красную тревогу[25] каждый раз, когда какое-нибудь бревно тыкается в периметр. — Лабин проводит пальцем по панели управления; перископ вновь отправляется на поверхность. — Но я готов поспорить, что эта штуковина завопит намного громче, если через нее решим прорваться мы. А нам такое внимание совсем не нужно.
— И что теперь? Пройдем немного дальше вдоль берега и попробуем высадиться на берег?
Лабин качает головой:
— Под водой у нас больше шансов. А вот высадка на берег будет делом гораздо более трудным. — Схватив шлемофон, он натягивает его себе на голову. — Если не сможем подключиться к стационарной линии, то попытаемся войти в местные беспроводные сети. Это лучше, чем ничего.
Кен заворачивается в кокон и протягивает усики в разреженное инфопространство наверху. Кларк переключает навигацию устройства на свой пульт и разворачивается, снова отправляя «Вакиту» на глубину. Лишний километр или около того поискам Лабина не помешает, а на мелководье почему-то тревожно. Словно смотришь наверх и понимаешь, что, пока ты не обращал внимания, крыша почему-то стала гораздо ниже.
Лабин хмыкает.
— Засек что-то.
Кларк подключается к шлемофону Лабина и разделяет сигнал, подключив свой пульт. Большую часть потока не разобрать — цифры, статистические данные, аббревиатуры мельтешат перед глазами слишком быстро, Лени не смогла бы прочитать их, даже если бы понимала смысл. То ли Лабин зарылся куда-то под обычные пользовательские интерфейсы, то ли за последние пять лет Водоворот настолько обеднел, что продвинутую графику уже не поддерживает.
Но этого не может быть. В системе, в конце концов, достаточно места для ее собственных демонических альтер эго. А уж они-то чересчур графичны.
— Что говорят? — спрашивает Кларк.
— Какая-то ракетная атака… на Мэн. Туда направили подъемники.
Она сдается и снимает фоновизор.
— Возможно, это наш лучший способ проникнуть внутрь, — задумчиво говорит Лабин. — Все транспортные средства, задействованные УЛН, будут управляться из безопасной зоны с доступом к хорошему оборудованию.
— И ты думаешь, что пилот согласится взять пару попутчиков прямо в центре зараженной зоны?
Лабин поворачивает голову. Слабое свечение мерцает по краям фоновизора, призрачными татуировками скрывает шрамы на щеках рифтера.
— Если там действительно пилот, — отвечает он, — то, возможно, мы сможем его убедить.
ГЕЕННА
Така появилась в ночном пейзаже угасающего пламени. Она плелась сквозь горячий сухой снегопад, статическое поле лобового стекла едва справлялось с хлопьями, стремившимися залепить весь обзор. В лучах от фар Мири пепел клубился белым тальком; туман от превратившихся в пыль земли и растений застилал дорогу впереди. Така выключила фары, но в инфракрасном свете видимость была еще хуже: бесчисленные частички сажи, блестящие размывы пламени; сухие крохотные смерчи и корчащиеся восходящие потоки перегружали экран дисплея искусственными цветами. Наконец, Така достала из бардачка старую пару очков ночного видения, и мир предстал перед ней в черно-белых тонах, серый на сером. Видимость все еще была ни к черту, но хоть с помехами дело решилось.