— Это — не противоядие, — сказала Лори, словно подготавливая Таку к неизбежному разочарованию.
Та вывела данные о новой последовательности.
— Да, вижу, — сказала она, качая головой. — Но это и не наш таинственный микроб.
— Серьезно? — Лори, похоже, сильно удивилась. — Ты так быстро определила, за пять секунд?
— Ваш код — это практически копия Бетагемота.
— Это не так, — уверил ее Кен.
— Тогда какой-то новый штамм. Мне надо просмотреть всю последовательность для верности, но я даже по виду вижу, что это РНК-микроб.
— А биозоль нет?
— Я не знаю, что это такое. Это какая-то нуклеиновая кислота, но у сахара тут четырехуглеродное кольцо. Я такого никогда не видела, и в базе данных Мири ничего нет. Придется все делать с нуля.
Кен и Лори обменялись взглядами, они сейчас столько говорили друг другу, но не Уэллетт.
— Не дай нам себя остановить, — сказал Лабин.
Мири могла идентифицировать известные заболевания и лечить те, от которых было лекарство. При этом она умела генерировать случайные варианты обычных целевых антибиотиков и прописывать схемы лечения, которые опережали способности обычных микробов к контрмерам. Мири сращивала сломанные кости, вырезала опухоли и лечила все виды физических травм. Когда дело касалось Бетагемота, она превращалась в паллиативный центр на колесах, но даже так лучше, чем ничего. В целом, передвижной лазарет был чудом современной медицинской технологии, но лишь полевым госпиталем, а не исследовательской лабораторией. Он мог секвенировать новые геномы, если знал матрицу, но создавали его не для этого.
Геномы, базирующиеся на неизвестной матрице, представляли собой проблему совсем иного рода. Этот микроб не имел ничего общего ни с ДНК, ни с РНК — даже с примитивным, едва сворачивающимся в спираль вариантом РНК, от которого зависел Бетагемот. Рикеттс привез что-то совсем иное, и база данных Мири не предназначалась для работы с чем-то подобным…
Таке было наплевать. Она все равно заставила машину работать.
Уэллетт довольно легко нашла матрицу, стоило ей выйти за пределы обычных процедур секвенирования. Та лежала в пыльном углу биомедицинской энциклопедии: ТНК — треозонуютеиновая кислота, впервые синтезированная в начале века. Обычные основания закреплены на треозной сахаро-фосфатной основе, с фосфодиэфирными связями, соединяющими нуклеотиды. В некоторых ранних теоретических работах высказывались предположения, что она могла иметь большое значение, когда жизнь только зарождалась, но все благополучно позабыли об ней после того, как марсианская панспермия[36] одержала победу.
Новая матрица означала новые гены. Стандартная база данных оказалась практически бесполезной. Расшифровка новых последовательностей с помощью инструментария Мири походила на рытье туннеля чайной ложкой: сделать-то можно, но надо иметь чертовски сильное желание. К счастью, желание Таки было сильным как никогда. Она копала, понимая, что нужно лишь время да парочка неизбежных заходов в тупик.
Слишком много времени. Слишком много тупиков. И больше всего раздражало то, что Така уже знала ответ. Знала его еще до того, как начала работу. Каждый кропотливый, трудоемкий, скучный тест убеждал ее в правильности гипотезы. Каждая электрофоретическая группа, каждая виртуальная клякса, каждая полимеразная цепная реакция — все эти случайные бессистемные методики, которые Уэллетт нанизывала друг на друга час за часом, — все они неумолимо и бесстрастно указывали на один и тот же прекрасный ответ.
Не просто прекрасный — восхитительный. Спустя три дня, устав от бесконечных перепроверок и повторений, она решила остановиться на полученных результатах. Она представила свои выводы около полудня в бухте с угрем, выбрав ее за уединенность и готовый источник электропитания.
— Это не модицификация, — сказала она рифтерам. Одинокая мокрая чайка осторожно ковыляла среди камней. — Это полностью искусственный микроорганизм, созданный с нуля с одной задачей — побороть Бетагемот на его собственной территории. Его матрица основана на ТНК, что довольно примитивно, но он также использует небольшой отрезок РНК так, как Бетагемот никогда не делал, — а это уже продвинутая способность, эукариотическая. Он использует пролин для катализа. Единственную аминокислоту, выполняющую работу целого фермента, — вы хоть представляете себе, сколько пространства при этом экономится?..
Нет. Они не представляли. Пустые взгляды говорили об этом довольно красноречиво.
Така перешла к сути:
— В общем, друзья мои, вывод такой: если этого паренька бросить в культуру с Бетагемотом, он не оставит ему ни единого шанса.
— В культуру… — как бы про себя повторил Кен.
— Нет причин думать, что в естественных условиях он поведет себя иначе. Помните, его спроектировали так, чтобы он мог выжить в этом мире; по плану они, очевидно, хотят вбросить его сюда в аэрозольной форме и предоставить ему полную свободу.
Кен хмыкнул, просматривая на дисплее результаты Таки:
— А что это?
— Это? Ах да, это полиплоид.
— Полиплоид? — переспросила Лори.
— Ну вы же знаете: гаплоид, диплоид, полиплоид. Множественные наборы генов. Они обычно у растений бывают.
— А что он тут делает? — удивился Кен.
— Я обнаружила несколько опасных рецессивных генов, — признала Така. — Может, их вставили намеренно из-за какого-то положительного эффекта, который они имеют в совокупности с другими генами, а может, разработка шла в авральном режиме и они проскочили случайно. Насколько я могу судить, эти избыточные гены включили в структуру для того, чтобы исключить проявление гомозиготности[37].
— Смотрится не слишком элегантно, — хмыкнул Кен.
Така нетерпеливо тряхнула головой:
— Конечно, решение неуклюжее, но оно быстрое, в смысле, главное… оно работает! Мы можем одолеть Бетагемот.
— Если ты права, — задумчиво ответил Кен, — нам надо сражаться не с ним.
— Со странами Мадонны? — предположила Така.
В позе Лори что-то изменилось.
Версия Таки Кена явно не убедила:
— Возможно. Но ракеты, похоже, сбивает Североамериканский оборонительный щит.
— УЛН, — негромко добавила Лори.
Лабин пожал плечами:
— На данный момент УЛН по сути и есть вооруженные силы этого континента. А от централизованных правительств мало что осталось, и Управление никто не держит в узде.
— Это неважно, — сказала Така. — Правонарушители неподкупны.
— Скорее всего, они были такими. До Рио. А теперь кто знает?
— Нет. — Така видела полностью сожженные районы. Вспомнила, как подъемники на горизонте дышали пламенем. — Мы же получаем от них приказы. Мы все…
— Тогда тебе лучше держать этот проект поближе к сердцу, — заметил Лабин.
— Но зачем кому-то… — Лори перевела взгляд с Таки на Кена, на ее лице было написано недоверие. — В смысле им-то с этого какой прок?
«А у нее не просто замешательство, — подумала Така. — Еще чувство потери. И боль». Что-то щелкнуло в мозгу Уэллетт: все это время Лори по-настоящему не верила. Помогала, где могла. Заботилась. Приняла версию Таки — по крайней мере, как вариант, — потому что та давала ей возможность исправить положение. И все же только сейчас она, казалось, поняла, что влечет за собой гипотеза Таки, какие масштабные последствия. Только сейчас Лори осознала, что в конечном итоге они борются не с Бетагемотом, а с представителями своего собственного вида. С людьми.
«Странно, — задумалась Така, — как часто все сводится к этому…»
Для Лори все вокруг было не только концом света. Новый враг, казалось, имеет для нее какое-то глубоко интимное значение. Словно кто-то предал лично ее. «Добро пожаловать, — подумала Така, увидев, как из-под непроницаемой маски вновь показалось хрупкое, ранимое создание. — Я по тебе скучала».
— Я не знаю, — наконец, ответила она. — Я не знаю, кто. Не знаю, почему. Но суть в том, что теперь мы это остановим. Мы культивируем этих крошек и пошлем их в бой. — Така взглянула на показатели инкубаторов. — У меня уже есть пять литров готового вещества, а к утру будет двадцать…
«Странно, — подумала она, обратив внимание на мигающую иконку. — Так не должно… это же…»
У Таки перехватило дыхание.
— Черт побери, — еле слышно прошептала она.
— Что? — Кен и Лори одновременно подались вперед.
— Лаборатория онлайн. — Она ткнула пальцем в иконку: та продолжала безмятежно мигать. — Лаборатория онлайн. И она что-то загружает в сеть… Бог знает что…
Кен уже карабкался наверх по стенке фургона.
— Дай мне ящик с инструментами, — отчеканил он, скользя по крыше к маленькой спутниковой тарелке, почему-то поднявшейся из своего гнезда и направленной в небо.
— Что? Я…
Лори нырнула в кабину. Кен дернул тарелку, нарушая связь с какой-то злополучной геостационарной звездой. Неожиданно он вскрикнул и забился, чуть не скатившись на землю. Выгнул спину, а руки и голову поднял от металлического покрытия.
Тарелка начала неуверенно возвращаться на линию связи, оголенные шестерни жалобно скрипели.
— Черт побери! — закричала Лори и вывалилась из кабины, рассыпав инструменты. Она с трудом вскочила на ноги и заорала: — Выруби машину! Корпус под напряжением!
Така бросилась к открытой двери. Кен, извиваясь, на спине и локтях полз назад к тарелке, используя гидрокостюм в качестве изолятора. Когда Уэллетт нырнула внутрь — «слава Богу, что мы отключили все внутри», — из чрева Мири послышалось знакомое гудение.
Лазарет запускал орудийный отсек.
GPS включена. Така выключила ее. Та воскресла. Все внешние системы обороны пробудились и жаждали крови. Уэллетт попыталась их отозвать, но они не обратили на нее внимания. Снаружи перекрикивались Кен и Лори.
«Что делать… что…»